Невиновные - Сименон Жорж. Страница 15

Брассье был честолюбив. Сын торговца скобяным товаром в Нанте, он порвал все связи со своим прошлым. Уверенный в себе, он и Эвелин выбрал, вероятно, за ее красоту и элегантность.

Ведь ничего другого у нее и не было. Селерен представил ее себе томно вытянувшуюся на диване, курящую сигарету и слушающую пластинку.

И все же в воскресенье утром он отправился в Рамбуйе. Жан-Жак решил целый день заниматься, поэтому обедать ему предстояло в обществе Натали, так как Марлен была у Журданов.

И тут разобщенность. Он слишком много думал об этом, а когда не думал, то неизменно возвращался мыслями к Аннет.

Белая вилла немного напоминала Эрменонвиль; стоило ему выйти из машины, как он услышал радостные возгласы.

Брассье говорил ему о трех-четырех приглашенных, а их здесь оказалось больше десятка: одни плескались в бассейне, другие сидели в расставленных кругом креслах.

— Я рад, что ты приехал. Как только все немного успокоятся, я расскажу тебе об одном проекте… Беги надевай скорее плавки…

Плавки он захватил и направился в раздевалку. Представить его гостям было непросто, так как большинство из них плавали в бассейне. Он тоже вошел в воду, но плавать умел только брассом, а почти все вокруг плавали кролем. Он стыдился своего небольшого животика, появившегося из-за недостатка физических упражнений.

Большинство приглашенных успели уже загореть, побывав на юге или в горах.

Селерен завидовал их самоуверенности. Будь то молоденькие женщины или мужчины средних лет с животами побольше, чем у него, ничего их не смущало.

Он узнал известного владельца ювелирного магазина с Елисейских полей, на которого ему случалось работать, но тот его не признал.

Почти все обращались друг к другу по имени.

— Гарри, ты на какой машине приехал?

Голоса сливались.

— Ты еще больше похорошела, Мари-Клод…

— Ах, не говори. Я тут ни при чем. Все дело рук моего массажиста…

Эвелин Брассье появилась последней. Она подошла пружинистой походкой, ее тело едва прикрывало крошечное бикини.

— Не отвлекайтесь, друзья. Здравствуйте все. Сейчас мы перейдем к светской программе.

И, ступив на трамплин, она сделала великолепный прыжок.

Для Селерена это был тягостный день. Он оказался в замкнутой среде, проникнуть в которую невозможно. Да он к этому и не стремился.

На террасе устроили бар. Один за другим гости шли одеваться. Селерен был одним из первых, потому что стеснялся своего неприлично бледного тела рядом с загорелыми телами других гостей.

— Шампанское? Сухое мартини?

Метрдотель в белой куртке и белых перчатках священнодействовал с выражением полной отрешенности на лице.

Женщины надели пестрые шорты или почти прозрачные брюки, большинство мужчин — спортивные рубашки, и только он один был в выходном костюме.

Время от времени Брассье, словно сжалившись над ним, подходил, чтобы дружески похлопать его по плечу.

— Все в порядке? Заказывай что хочешь…

А еще он представлял его кому-нибудь из проходящих мимо, и тот, обменявшись с ним формулами вежливости, удалялся.

Он улавливал обрывки разговоров. Много говорили о лошадях… Одна супружеская пара недавно вернулась с Багамских островов, а совсем молоденькая женщина с деланным смущением признавалась, что у нее только что закончился любовный роман.

Эвелин великолепно справлялась с ролью хозяйки дома. Куда только подевалась ее обычная томность! На ней были брюки с разрезами до бедер и белая рубашка, завязанная под самой грудью.

От сменяющих друг друга коктейлей и бокалов шампанского голоса зазвучали еще громче. Официант переходил от одной группы к другой, предлагая самые разные бутерброды-с икрой, с сыром, с анчоусами…

Селерен держался в стороне, он был мрачен и спрашивал себя, что он здесь делает. Он не завидовал Брассье. Не завидовал и его гостям, даже не замечавшим его присутствия.

Столовая была светлая, мебель в ней — белая, под цвет стен и длинного стола, слепящего хрусталем. У каждого прибора стояло по четыре бокала.

Официант непрестанно наполнял их различными винами, произнося их названия шепотом, так что разобрать было невозможно.

На закуску подали громадного холодного лосося на большом серебряном блюде, он был так замечательно разукрашен, что гости зааплодировали.

За ним последовал барашек, зажаренный целиком на вертеле в глубине сада.

За столом Селерен оказался между двумя незнакомыми дамами и не знал, о чем с ними говорить. Одна была молода и оживленно болтала со своим соседом слева. Другая же, весьма пожилая, — единственная из всех присутствующих, казалось, была так же обойдена вниманием, как и он.

— Вы давно знакомы с семьей Брассье? — спросила она, лишь бы не молчать.

Она смотрела на него и улыбалась, и только позже он понял, что она почти глухая.

Гости уже достали сигареты из золотых портсигаров, когда подали мороженое, и снова появилось шампанское.

Селерен пил мало, отпивал только по глотку из каждого бокала, а щеки у него горели. На столе стояли тарелки с птифурами, но к ним уже мало кто прикасался.

И вот словно бы подали сигнал. Эвелин встала из-за стола, все последовали ее примеру и направились кто на террасу, а кто в сад.

Брассье на ходу остановил Селерена.

— Хочу познакомить тебя с мсье Мейером, тем самым Мейером с Елисейских полей, на которого ты частенько работал, сам того не зная…

— Очень рад.

Он узнал пловца с огромным животом и лысым черепом, которого заприметил в бассейне. Теперь тот был в желтой футболке, обтягивавшей груди, которым могли бы позавидовать иные женщины.

— Мсье Мейер хотел бы немного поговорить с нами. Полагаю, единственное место, где нам никто не помешает, — это будуар моей жены.

Они поднялись по лестнице с коваными перилами. Селерен увидел кровать под белым атласным покрывалом. Такого же оттенка, который господствовал в доме.

— Сюда…

Будуар, напротив, был в ярко-желтых тонах и обставлен в стиле Людовика XV.

— Я не устроил здесь кабинета, потому что приезжаю сюда отдохнуть, и мне не хотелось бы поддаваться соблазну поработать. Прошу вас, садитесь…

Оба окна были распахнуты, и голоса гостей долетали сюда как неясный шум.

Мсье Мейер раскурил свою сигару так, словно это была непростая и очень важная операция.

— Кто будет говорить? — спросил он Брассье.

— Лучше, если это будете вы…

— Хорошо.

Он повернулся к Селерену.

— Я — да и не только я — большой поклонник ваших украшений. Мои лучшие клиенты постоянно спрашивают, нет ли у меня чего новенького от вас… Это современно… И замечательно идет в ногу с модой… Ваши изделия нарушают однообразие классических украшений, в которых более всего ценятся камни. В них стремились подчеркнуть прелесть бриллианта, или изумруда, или рубина. У вас же украшения восхитительны сами по себе, без всяких камней.

Он с удовольствием затянулся сигарой, и легкий дымок обозначился на голубом фоне неба.

— Довольно комплиментов. Теперь перейдем к моей задумке… В Довиле у меня есть задрипанный магазинчик, содержание которого дороже, чем доход от него… Никто же не ездит в Канн, в Довиль или в Сен-Тропез покупать дорогие камни… Поэтому нужно придумать что-то другое… Так вот, другое — это вы и ваши изделия…

Я говорил уже об этом с Брассье, ведь он наведывается раз в полмесяца в мои магазины на Елисейских полях. Мой замысел состоит в том, чтобы сделать магазин в Довиле совершенно отличным от парижских…

Волос на голове у него не было, зато брови были густые и лезли волоски из носа и ушей. Он был доволен собой; откинувшись на спинку кресла, Мейер глядел на Селерена так, словно делал ему самый дорогой подарок в его жизни.

— Короче, я предлагаю объединиться нам втроем. На ваших драгоценностях стоит клеймо «Брассье и Селерен»… Покупатели к нему привыкли. Не надо сбивать их с толку добавлением фамилии Мейер.

В общем, я буду только финансировать наше дело. Я оплачу ремонт и оформление лавки, она должна быть привлекательной. Поставим за прилавок двух хорошеньких элегантных девушек, можно и одну для начала… Вы будете поставлять украшения, такие современные, какие вам только придут в голову.