Преступление в Голландии - Сименон Жорж. Страница 21

Бас бросил на Мегрэ один-единственный, но полный упрека взгляд. Потом он подошел к столу инспектора, поздоровался с ним.

— Спросите его, где он был в то время, когда убили Попишу?

Инспектор перевел. Остинг разразился длинной речью.

Ничего не понимая, Мегрэ оборвал его на полуслове:

— Стоп! Остановите его! Короче, в двух словах.

Пейпекамп перевел. Снова укоризненный взгляд и быстрый ответ:

— Он был на борту своего судна.

— Неправда!

Мегрэ все время ходил, заложив руки за спину.

— Что он скажет на это?

— Пусть поклянется!

— Хорошо. В таком случае, кто украл у него фуражку?

Пейпекамп был удивительно послушен. Справедливости ради следует признать: Мегрэ производил сильное впечатление.

— И что же?

— Он был в каюте. Занимался бухгалтерией. Видел в иллюминатор чьи-то ноги на палубе, матросские брюки.

— Он преследовал мужчину?

Остинг помолчал, прикрыв глаза, пощелкал пальцами и наконец быстро заговорил.

— Что он сказал?

— Что говорит правду. Он хорошо понимает, как важно установить его невиновность. Когда он поднялся на палубу, матрос уже уходил. Он пошел за ним следом, на расстоянии. Они шли по Амстердипу почти до самого дома Попингов. Там матрос спрятался. Заинтригованный Остинг тоже спрятался и стал ждать.

— Он слышал выстрел два часа спустя?

— Да, но ему не удалось поймать убегавшего мужчину.

— Он видел, как этот человек вошел в дом?

— По крайней мере, в сад. Он предполагает, что тот поднялся на второй этаж по водосточной трубе.

Мегрэ улыбался странной блаженной улыбкой человека с хорошим пищеварением.

— Он узнал бы мужчину?

Перевод. Бас пожал плечами.

— Он не уверен.

— Он видел Баренса, следившего за Бетье и преподавателем?

— Да.

— Но из боязни, что его обвинят, а с другой стороны, из желания вывести полицию на правильный след, он поручил Корнелиусу говорить за него.

— Именно это он и утверждает. Ему нельзя верить, согласны? Он виновен.

Жан Дюкло проявлял признаки нетерпения. Остинг же был спокоен как человек, готовый ко всему. Он что-то сказал, и инспектор сразу перевел.

— Он говорит, хотите верьте, хотите нет, но Попинга был его другом и благодетелем.

— Что вы собираетесь с ним делать?

— Отдать в руки правосудия. Он сознался, что был там.

Под воздействием коньяка голос Пейпекампа звучал громче обычного, жесты были резкими и решения носили соответствующий характер. Он хотел проявить категоричность перед иностранным коллегой, пытаясь спасти как свою личную репутацию, так и репутацию своей страны.

Приняв серьезный вид, он снова нажал кнопку.

Тотчас вошел полицейский. Постукивая по столу разрезным ножом, Пейпекамп приказал:

— Уведите этого человека — он задержан. Я вызову его позже.

Сказано было по-голландски, но достаточно красноречивый тон позволял понять смысл.

Инспектор встал.

— Я закончу расследование дела и не забуду подчеркнуть вашу роль. Разумеется, ваш соотечественник свободен.

Он и не догадывался, что Мегрэ, наблюдая за его жестикуляцией, за его горящими глазами, думал: «Через несколько часов, старина, когда успокоишься, ты горько пожалеешь о содеянном!..»

Пейпекамп открыл дверь, но комиссар не уходил.

— Хотел бы просить вас еще об одной, последней любезности, — произнес он с необычной вежливостью.

— Слушаю вас, дорогой коллега.

— Сейчас нет и четырех часов. Сегодня мы могли бы воспроизвести события того трагического вечера со всеми действующими лицами, в той или иной степени причастными к делу. Не запишете ли фамилии? Госпожа Попинга, Ани, господин Дюкло, Баренс, Винанды, Бетье, Остинг и наконец господин Ливенс, отец Бетье.

— Вы хотите…

— Восстановить события с того самого момента, когда в зале гостиницы «Ван Хасселт» закончилась лекция.

Наступила тишина. Пейпекамп размышлял.

— Я позвоню в Гронинген, — ответил он, — посоветуюсь с начальством.

И наблюдая за реакцией присутствующих, он, не вполне уверенный в уместности своей шутки, добавил:

— Кое-кого, например, не хватает. Конрад Попинга не может…

— Его роль исполню я, — поставил точку Мегрэ.

И, сопровождаемый Жаном Дюкло, ушел, бросив напоследок:

— Спасибо за великолепный обед.