На морских дорогах - Бадигин Константин Сергеевич. Страница 21

С каждым днем мы все более явственно ощущали отзвуки разуплотнения льда, происходящего на западе. Появление больших разводьев на западных румбах, более послушное подчинение льдов восточным ветрам, нежели западным, усиление вращательного движения окружающих льдов (с 1 апреля по 15 июня лед повернулся против часовой стрелки до 10°) — все эти явления говорили о том, что где-то впереди льды начали разрежаться.

О приближении более или менее значительных пространств чистой воды свидетельствовало также появление чаек близ судна. Начиная с первых чисел мая чайки стали довольно частыми гостями «Седова».

Конечно, никто не мог даже приблизительно предсказать, где и в какой обстановке будет находиться «Седов» в разгар арктической навигации. Только воздушная разведка, проведенная в июле, могла бы дать некоторые материалы для ответа на этот вопрос, беспокоивший каждого из нас.

И все-таки мы считали своим долгом подготовить корабль к навигации. Мы были обязаны сделать это на случай, если к концу лета ледовая обстановка сложится благоприятно и мощный ледокол сможет подойти к «Седову».

Каждый, кто хоть отдаленно знаком со сложным хозяйством корабля, знает, какое это большое дело — подготовка поставленного на консервацию судна к плаванию. А ведь нам надо было не просто снять судно с консервации, но и провести необходимый ремонт. И это в трудных условиях необычной зимовки, когда каждый человек из палубной и машинной команд помимо своих основных обязанностей выполнял еще и кропотливую работу, связанную с научными наблюдениями.

Когда я созвал техническое совещание и руководители палубной и машинной команд Андрей Георгиевич Ефремов и Дмитрий Григорьевич Трофимов доложили о том, что нам нужно сделать, в первую минуту показалось, что задача совершенно невыполнима. Но потом, как всегда, удалось упростить задачу, разложить ее на составные элементы, распределить работу, уплотнить время — и дело успешно двинулось вперед. Уже 15 июня обе команды, вступившие в соревнование, рапортовали о том, что они идут с опережением графика, а 29 сентября Дмитрий Григорьевич Трофимов доложил мне, что машина и все механизмы находятся в двухсуточной готовности.

Мне хочется рассказать в этой главе об отдельных эпизодах подготовки корабля к навигации.

Больше всего нас заботила судьба злосчастного руля, изогнутого январским сжатием 1938 года. Я уже рассказывал о бесплодных попытках вернуть судну частичную управляемость, которые отняли у нас почти все лето 1938 года.

Для меня было ясно: если и на этот раз руль исправить не удастся, то вторичная попытка вывести корабль из льдов может закончиться так же неудачно, как и первая. Следовало во что бы то ни стало выпрямить перо руля или же, в крайнем случае, вовсе освободиться от него. Без пера судно не смогло бы управляться, по зато его можно было бы хоть кое-как вести на буксире.

Летом 1938 года нам не удалось довести начатое дело до конца потому, что винт и руль были затоплены. За зиму под кормой образовался мощный лед толщиной свыше 2 метров, покрывший руль и винт словно панцирем. Пока не началось летнее таяние, мы могли вырубить вокруг них во льду своеобразный сухой док, в котором можно было бы хорошо осмотреть рулевое управление и попытаться отремонтировать его.

По плану на околку льда под кормой мы предполагали затратить двадцать дней. Эту работу должны были выполнить Шарыпов и Гетман. Хотели вести околку не торопясь, возможно более тщательно. Но в первых числах июня наступила оттепель, и в майну за кормой начала понемногу просачиваться вода.

13 июня под кормой уже зияла большая яма глубиной около 2 метров. Массивный механизм руля выступил из льда до третьей петли включительно. Рядом с этим мощным металлическим агрегатом люди, копошившиеся в котловане, казались очень маленькими. Чтобы дать хотя бы отдаленное представление о руле «Седова», упомяну, что его перо достигало 3 метров в высоту и около метра в ширину и крепилось к рудерпосту огромными болтами.

Вечером, когда работа закончилась, я и Дмитрий Григорьевич Трофимов спустились в котлован, чтобы осмотреть руль, — ведь до сих пор мы полагались лишь на показания водолазов. Теперь же руль был почти весь перед нами. Мы отчетливо увидели злополучный изгиб его рулевого устройства и искалеченное перо.

Несколько минут простояли молча, подавленные этим зрелищем. Но потом профессиональная привычка взяла верх, и мы заговорили о ремонте так, словно речь шла о корабле, поставленном в сухой док.

Док, хотя и ненадежный, нам удалось смастерить изо льда. Но что делать дальше? В нашем распоряжении не было никаких приспособлений, чтобы выпрямить перо. Для этого потребовался бы сверхмощный пресс или паровой молот.

Я спросил у Дмитрия Григорьевича:

— Что, если мы перережем руль?

Старший механик с сомнением посмотрел на толстое стальное перо, подумал и в свою очередь спросил:

— А что это даст? Ведь руль после этого будет уже негоден. Его придется менять, когда вернемся в порт…

В это время в котлован спустился Буторин. Он с интересом прислушивался к нашему разговору — все, что касалось хотя бы одной заклепки на корабле, боцман расценивал как нечто, имеющее самое непосредственное отношение к нему лично. Я ответил Трофимову:

— Укороченный руль, конечно, не заменит нам целого руля, но зато он вернет судну частичную управляемость, и мы сможем довести его до ближайшего порта.

Рачительный стармех очень не любил разрушать что-либо на корабле, даже в том случае, если это было необходимо. Зато Буторин, любивший всякие необычайные проекты, сразу загорелся. По его глазам я видел, что ему не терпится взяться за дело.

— Как вы смотрите на это, Дмитрий Прокофьевич? Выйдет у нас что-нибудь?

Немного подумав, боцман степенно ответил:

— Конечно, выйдет. Был бы у нас автоген, хорошо бы под водой эту штуку отрезать. — Он показал на изогнутую часть руля: — Но и без автогена можно сделать. Выйдет это дело. Обязательно выйдет.

— Видите, Дмитрий Григорьевич, проект находит сторонников! — сказал я старшему механику.

Он ответил улыбаясь:

— Придется подумать!..

Вернувшись в каюту, я посоветовался с Андреем Георгиевичем и произвел необходимые расчеты. Они подтверждали, что укороченный руль обеспечит судну самостоятельное продвижение по разреженному льду и чистой воде.

Через час, за ужином, я зачитал план ремонта. Проект встретил поддержку большинства команды.

Наутро был объявлен аврал: весь экипаж, кроме вахтенного, старшего радиста и повара, принялся за околку руля. Надо было спешить, так как оттепель усилилась. На снегу в местах, где лежали мусор и шлак, уже образовались лужицы. Быстро разрушался верхний слой льда на торосах. Крепость ледяных полей уменьшилась, и риск затопления котлована возрастал. Ведь между его дном и морской водой оставалась лишь тоненькая прослойка, которую вода могла прорвать в любую минуту.

К вечеру околка руля была закончена. Было решено высверлить ряд сквозных отверстий поперек всего пера, а затем разобщить по этой ослабленной линии верхнюю часть пера с нижней.

Больше всех доставалось Трофимову и Токареву. Фактически им приходилось работать чуть ли не круглые сутки: Трофимов руководил операциями в котловане, а Токарев бессменно дежурил у слабосильного «Червового двигуна», который отчаянно пыхтел и захлебывался, обслуживая крохотную четырехкиловаттную динамо-машину, всю энергию которой забирала прожорливая электродрель. Стоило посильнее нажать дрель, как напряжение в цепи падало и «Червовый двигун» начинал завывать, чихать и глохнуть. Надо было все время регулировать число оборотов, и Токарев не мог отойти от мотора ни на шаг.

Работу свою, как всегда, механики организовали очень четко, и в первый же день удалось просверлить до ста отверстий, хотя работать здесь, у самого дна котлована, было крайне неудобно.

Труднее оказалось перерезать утолщенную часть руля: у нас не было достаточно длинного сверла, чтобы продырявить насквозь эту мощную стальную болванку толщиной в 300 миллиметров. Поэтому пришлось сверлить десятки радиальных отверстий так, чтобы они сходились в центре.