На морских дорогах - Бадигин Константин Сергеевич. Страница 24
Когда стало ясно, что третья зимовка неизбежна, я начал вести с нашими командирами разговоры об организации курсов.
Постепенно удалось полностью укомплектовать штат преподавателей: Буйницкий взялся читать лекции по геометрии и русскому языку и вести курс проекционного черчения, Трофимов — паровые котлы и паровые машины, Токарев — двигатели внутреннего сгорания, Соболевский — курс химии, Ефремов — устройство и теорию корабля, алгебру и физику, а я стал преподавателем навигации, лоции, морской практики и политэкономии. Уже один перечень предметов показывает, с каким размахом ставилась на этот раз учеба на корабле.
— Тот, кто захочет по окончании дрейфа получить диплом механика или судоводителя, — сказал я на собрании экипажа, — должен в эту зиму как следует поработать. Заниматься будем по четыре, по шесть часов в день. У кого хватит сил довести дело до конца, тот пускай записывается в школу.
Со всех сторон посыпались вопросы, как будет организована учеба, где придется сдавать экзамен на получение диплома, какие права дадут эти дипломы. Чувствовалось, что наша идея заинтересовала.
Утром 30 сентября в кают-компании был вывешен приказ о начале учебного года и тщательно составленное, даже перепечатанное Андреем Георгиевичем на машинке, расписание уроков.
Как и следовало ожидать, учеба увлекла людей.
Невзирая на сильную усталость, все занимались весьма прилежно. Расписание соблюдалось строго и неукоснительно, хотя преподавателям часто бывало трудно его выполнять: ведь мы работали в особых условиях дрейфа, когда так часто возникают самые непредвиденные и самые срочные дела. Кроме того, мы не имели никакого права ослаблять научные наблюдения; наоборот, программа их все время расширялась.
Арктическая ночь, как всегда, надвигалась очень быстро. Уже
1 октября на небе ясно были видны и не только самые крупные звезды, а в 20 часов заметно темнело. Семь дней спустя мы простились с солнцем — только высокий светлый столб поднялся над горизонтом в том месте, откуда раньше всходило дневное светило. Затем исчезло и это напоминание о далеком солнце, а 16 октября ударил тридцатиградусный мороз, затрещали деревянные части судна, началась пурга, и мы почувствовали себя в привычной обстановке полярной зимы.
24 октября у нас большой праздник. Мы получили поздравления от руководителей партии и правительства со второй годовщиной дрейфа.
Вверху телеграфного бланка было написано:
«Из Москвы 420—52—24—0020
Вручить немедленно ледокол «Седов»
Капитану Бадигину
Помполиту Трофимову
Во вторую годовщину дрейфа шлем всему экипажу «Седова» большевистский привет. Желаем вам здоровья, победоносного завершения всех невзгод, возвращения на родину закаленными борьбой с трудностями Арктики.
Жмем ваши руки, товарищи!
По поручению ЦК ВКП(б) и СНК СССР
И. Сталин.
В. Молотов».
Снова заиграли над кораблем призрачные сполохи полярного сияния, снова растворились во мраке окружающие «Седова» льды.
Весь день возились у правого борта: пытаемся пробить майну для глубоководных промеров. Сделали котлован глубиной свыше
2 метров, но до воды не добрались. К счастью, наш дальновидный боцман еще с осени приметил у правого борта одну сквозную проталину и теперь вспомнил о ней. В 16 часов удалось нащупать эту проталину, и через 2 часа прорубь была готова. Теперь возобновим промеры океанских глубин и гидрологические станции.
С большим вниманием слушаем «Последние известия» по радио: у микрофона выступают специалисты, высказывающие суждения о перспективах нашего дрейфа; подробно описываются приготовления ледокола «И. Сталин» к походу.
Сколько времени мы еще проведем в Ледовитом океане? Как будет проходить в дальнейшем ваш дрейф? На эти вопросы ученые в Москве не могли ответить с необходимой точностью. Природа льдов в Центральной Арктике изучена слишком мало. В то же время наши ледоколы не могли вывести «Седова» из ледового плева: недоступные, тяжелые льды окружали нас. Только в Гренландском море, где ледяные поля дробятся и раскалываются, можно было рассчитывать на подход ледокола. Но когда мы будем в Гренландском море?
По-прежнему я два раза в сутки посылаю радиограммы в адрес начальника Главсевморпути с координатами «Седова».
Отправка ледокола навстречу находящемуся в ледовом плену «Седову» — акт величайшей заботы и внимания Родины. Это укрепляет нашу уверенность в своих силах.
Дрейф наш все ускоряется. Сегодня ночью простились с 83-й параллелью. Вечером наши координаты — 82°55',2 северной широты, 6°43' восточной долготы.
Сегодня слушал по радио беседу с капитаном ледокола «И. Сталин» Белоусовым, опубликованную в «Известиях». Он думает пройти вдоль западного берега Шпицбергена до 80-й параллели и оттуда начать активную ледовую разведку. Если пробиться к нам сразу не удастся, ледокол отступит к Баренцбургу, пополнит там запасы угля и по первому сигналу выйдет в море, чтобы коротким ударом пробиться к нам.
…К 23 часам западно-северо-западный ветер опять усилился до 5 баллов.
15 декабря. На совещании командного состава обсудили план подготовки корабля к выходу из дрейфа. Видимо, в самое ближайшее время нам придется поднимать пары. Сегодня в 10 часов утра ледокол «И. Сталин» вышел в море. Поэтому решили в декадный срок подготовить машину и котлы к действию.
Поработать придется всем, не считаясь с чинами и званиями. Надо закрепить по-походному весь инвентарь, проверить механизмы в холодном состоянии, проверить рулевую машину, открыть за бортом кингстон для подачи воды в котел, проверить паровое отопление…
С сегодняшнего дня увеличена в полтора раза норма мясных консервов. Каждый будет получать по банке в день. Экономить продукты теперь уже не стоит: встреча с ледоколом близка…
16 декабря. Продолжаем подготовку к походу. Снег с палубы, трюмов, мостика, ботдека убран. Провизионные ящики на ботдеке закреплены по-походному.
Машинная команда на производственном совещании приняла на себя обязательство: план, рассчитанный на 120 часов, выполнить за 80. Работать в машинном отделении трудновато: сейчас температура там достигает минус 25 градусов.
17 декабря. Продолжаем готовиться к походу. Мороз усилился до минус 37 градусов. Деревянные части судна трещат и лопаются.
В 11 часов 20 минут показалась луна в первой четверти, темно-багрового цвета. Скоро получим даровой источник света!
С борта ледокола «И. Сталин» передают, что его треплет жестокий десятибалльный шторм в Баренцевом море.
20 декабря. 82°22',2 северной широты, 5°37' восточной долготы. Невзирая на то что все перегружены работой, решили во что бы то ни стало измерить глубину. Судя по всем расчетам, мы должны были находиться над порогом Нансена. Было бы крайне важно уточнить распространение подводной возвышенности.
В вахтенном журнале появилась запись:
«Измеренная глубина подтверждает, что мы проходим порог между Шпицбергеном и Гренландией, отделяющий Полярный бассейн от Гренландского моря. На подводную возвышенность указывает и грунт — песок с очень малым количеством серого ила».
21 декабря мы провели еще одну гидрологическую станцию и измерение глубины. С 11 часов утра до 8 часов вечера на палубе сновали люди, рокотали лебедки, сияли электрические люстры, освещавшие майну, блоки, трос.
Лебедка, служившая для гидрологических работ, теперь была установлена на самом судне — на корме. Оставлять ее на льду было опасно: внезапные подвижки могли бы ее унести. Трос тянулся к той же самой майне, которая служила для глубоководных измерений, — у нас не хватало ни сил ни времени для того, чтобы сделать вторую.
И гидрологические и глубинные измерения дали исключительно интересные результаты.
Все данные говорили о том, что за ночь «Седов» пересек порог Нансена и теперь дрейфовал уже в Гренландском море, температура, глубина и грунт которого резко отличаются от океанических.