На морских дорогах - Бадигин Константин Сергеевич. Страница 3

К 3 часам дня майна была очищена от плавучего льда насколько возможно. Водолазы начали готовиться к работе. Здоровяк Щелин облачился в скафандр. Николаев надел ему на голову шлем, привинтил шлем к скафандру и проверил все соединения. Неуклюже и тяжело ступая по льду свинцовыми подошвами, Щелин подошел к краю майны и осторожно стал сползать в ледяную воду. Через мгновение шлем его скрылся под водой.

В результате этого обследования в вахтенный журнал «Седова» вечером 24 июня была внесена такая запись:

«Осмотром обнаружено, что перо руля ниже 230 сантиметров от балера находится во льду и согнуто нижней частью вправо, под углом около 45°. Рудерлис note 4 и рудерпост note 5 на этой глубине находятся в сплошной массе монолитного льда, и осмотреть их нет возможности. Под корпусом судна на 10—15 футов подсевы сплошных полей льда, идущих наклонно от левого борта. Общая толщина нагроможденного льда по измерению превышает 10 метров».

Первые итоги обследования были довольно безрадостны. Из них следовало, что нам предстоит большая и трудная работа.

Исправление руля заняло больше месяца. Наш коллектив затратил много сил ч энергии, но существенных результатов все же не достиг. Лишь на следующее лето удалось вернуть «Седову» частичную управляемость.

Неудача, однако, не лишила коллектив зимовщиков бодрости и уверенности. В машинном отделении полным ходом продолжалась подготовка к навигации.

С каждым днем ледовая обстановка становилась благоприятнее. Во всех направлениях виднелись разводья. Черные, как уголь, полосы открытой воды чередовались с серыми и желтыми пространствами рыхлого, ноздреватого льда. Вокруг «Садко» лед настолько протаял, что подломился, и наш флагманский корабль неожиданно превратился в свободно плавающее судно. К концу июля толщина льда уменьшилась в среднем на 70 сантиметров по сравнению с тем, что было в начале лета.

Еще совсем недавно нас окружали грозные ледяные хребты, и, когда в феврале солнце взошло впервые, оно озарило фантастический ландшафт голубовато-зеленых скал. Мы часто вспоминали, как на огромном торосе перед отлетом на материк собрались зимовщики с трех кораблей. Их было свыше двухсот человек, а издали казалось, что это мухи сидят на обломке сахарной головы. И вот за каких-нибудь два месяца этот торос исчез. От него осталась жалкая кучка рыхлого льда.

Летом сообщение между судами было чрезвычайно затруднено. Отправляясь в поход, приходилось брать с собой багры, так как по пути часто надо было перепрыгивать трещины, достигающие двух метров в ширину.

В конце июля образовались трещины и разводья. Наша бедная фауна оживилась: появились в большом количестве нерпы, утки, чайки и даже нарвал — морской зверь из семейства китовых, сделавшийся частым гостем ближайших полыней.

После работы зимовщики отправлялись с ружьями вдоль разводьев попытать счастья. Охотничий сезон открыл капитан «Садко» Хромцов, застреливший двух уток. Потом пришел черед более крупной добычи: малыгинцы добыли нерпу, весившую около 5 пудов.

Это было большое событие, вызвавшее разговоры на всех кораблях. Консервы давно уже надоели, и потому даже мясо нерпы могло сойти за деликатес.

Малыгинцы гостеприимно пригласили всех желающих отведать новое лакомство. Желающие не замедлили принять приглашение. Бифштексы из нерпы, приправленные клюквой, показались вполне приемлемыми: если не обращать внимание на запах сырой рыбы, то можно представить себе, что имеешь дело с медвежьим мясом.

После этого обеда каждому захотелось убить нерпу. Теперь в свободные от работы часы вдоль разводьев крались охотники, выслеживавшие зверя. Наибольшей виртуозности в этом трудном деле достиг старпом «Малыгина». Он ползал по льду, извиваясь, как нерпа, рассчитывая, что морские животные примут его за своего собрата.

Очень хлопотливым делом было и вылавливание убитых нерп из воды. Нередко убитые звери сразу шли ко дну и охотникам оставалось оплакивать ушедшую из-под самого носа добычу. Поэтому, собираясь на охоту, стали брать байдарки и резиновые надувные шлюпки.

Вскоре катание на этих шлюпках стало самостоятельным видом развлечения. Их уносили за километр от корабля, где открылось огромное разводье, расходившееся временами до 700 метров, и отправлялись в дальнее плавание вдоль его берегов.

С большим оживлением проходили политзанятия. В июле была проведена теоретическая конференция комсомольцев трех судов по теме «Социализм и коммунизм». В работе этой конференции участвовали почти все члены экипажей.

Ежедневно во время чая зачитывались вслух «Последние известия», которые аккуратно принимал Полянский.

Наш коллектив обычно очень чутко отзывался на все политические события, о которых сообщало радио. Ведь наши корабли были частью советской территории, а мы — советскими людьми. Поэтому каждая весть о каком-либо событии государственного значения сразу же находила живой отклик, и мы подолгу обсуждали ее — так же, как делали бы это в родном порту.

Помнится, в один из дней Полянский принял тревожные радиограммы с дальневосточной границы. Они сообщали о провокации японской военщины в Посьетском районе, у озера Хасан. Посьет я знал: часто приходилось там бывать, когда служил на Тихом океане. О Хасане же раньше не слыхал. Но вскоре мы вместе со всеми советскими людьми хорошо узнали это слово, и в Ледовитом океане оно произносилось с такой же гордостью, как в Москве или Владивостоке. Мы радовались боевым успехам нашей могучей армии, преподавшей зарвавшейся японской военщине хороший урок.

Радостное оживление в наш быт вносило празднование дней рождения зимовщиков. Эти дни отмечались с большой торжественностью. Каждый именинник имел право пригласить со всех судов гостей по своему желанию. Капитан корабля преподносил «новорожденному» подарки. С подарками являлись и гости, приглашенные с других судов.

Подвижки льда давно уже прекратились. Погода стояла тихая, туманная, в июле было всего четыре ясных дня.

Подготовка к навигации закончилась. 29 июля мы очистили лопасти руля ото льда и вручную провернули машину на передний ход на один оборот. Механики зорко и придирчиво следили при этом за работой каждого клапана и подшипника. Но придраться было не к чему: машина оказалась в полном порядке.

Андрей Георгиевич и я взялись за проверку гирокомпаса и других электронавигационных приборов. К концу августа гирокомпас был приведен в рабочее состояние, и, когда судовая динамо-машина дала ток, его ротор развил нормальное количество оборотов: прибор заработал как хорошие часы.

Как уже говорилось, после долгой и трудной зимовки наш пароход выглядел весьма непривлекательно. Надстройки закоптились, корпус облупился и заржавел. Между тем с каждым днем росла уверенность, что на выручку подойдут ледоколы: ледовая обстановка улучшалась.

Надо было готовиться к встрече. И вот примерно в середине августа начался большой аврал: все, от капитана до кока, взялись за чистку, мытье и окраску корабля.

Теперь корабль имел приличный вид. Все механизмы были в полной готовности, и даже машинный телеграф звякал так, словно мы уходили в рейс. В 24 часа механики развели огонь в топке малого котла. Впервые за 10 месяцев «Седов» поднимал пары: мы хотели привести в действие рулевую машину, чтобы окончательно выяснить, насколько повинуется ей искалеченный льдами руль.

Только состояние руля не давало нам покоя и снижало у всех праздничное настроение: несмотря на то что мы заставляли рулевую машину работать с предельной нагрузкой, удавалось поворачивать перо вправо всего на 8°, а влево — на 10. Полтора часа бились механики и матросы у машины, непрерывно перекладывая руль, но угол поворота от этого не возрастал.

Оставалось надеяться только на буксир. Если бы нас повел за собой «Садко» или «Малыгин», то вслед за ледоколом мы, пожалуй, могли бы кое-как добраться до чистой воды.