Судьба семьи Малу - Сименон Жорж. Страница 8

Покойный стал теперь настоящим покойником.

Глава 3

Утром, в день похорон, в комнате, где лежал покойник, мужчины стояли, как подобает, в иерархическом порядке. Первым стоял Эдгар Малу, старший сын. Впрочем, в течение трех дней его никто здесь не видел, но в то утро он приехал, когда все еще спали, чтобы удостовериться, все ли в порядке. Он не заказывал себе черного костюма еще со времен своей свадьбы, а это было пять лет назад, но костюм этот он носил мало и вообще с одеждой обращался аккуратно. И все-таки, поскольку Эдгар чуточку потолстел — он стал более дряблым, — костюм ему был тесноват, и казалось, что он купил его в дешевом магазине готового платья.

Любопытно, что в то утро глаза у Эдгара были красные, и он поддерживал их в таком состоянии на протяжении всей церемонии. Действительно, только он один из присутствовавших то и дело подносил к лицу носовой платок. Эдгар и в самом деле был бледен, и когда смотрел на людей, которые пожимали ему руку, как будто едва узнавал их и горячо благодарил, словно очень несчастный человек, для которого малейшее утешение проливает бальзам на душевные раны.

Рядом с ним Ален в костюме из черного шевиота казался еще более высоким и худым. Следующим стоял Жюль Доримон, муж их тетки.

Доримоны приехали накануне, и пришлось поселить их в доме. Жанна, сестра г-жи Малу, проплакала большую часть вечера по поводу горестей сестры, а заодно и своих.

Если смотреть на них близко, женщины очень походили друг на друга. С той только разницей, что у Жанны все казалось грубее, вульгарнее, словно она была карикатурой на свою сестру.

Например, у г-жи Малу волосы были с легким оттенком красного дерева, тогда как у Жанны они были противного медного цвета, и уже намечалось несколько седых прядей. У обеих были большие глаза, но у Жанны они выступали из орбит. Если у г-жи Малу лицо было полноватое, то у сестры просто отвисал двойной подбородок. Никто не мог понять, как Жанне, тете Жанне, как называли ее дети, удавалось так неумело краситься — она малевала себе кровавый рот, контуры которого не совпадали с контурами губ, и рисовала на скулах два полумесяца странного розового цвета.

Тетя Жанна вечно на что-нибудь жаловалась и всех жалела. Ее миниатюрный муж походил на статуэтку — такой он был изящный, с женственным тонким розовым лицом и мягкими серебристыми волосами. Прежде он подвизался в роли опереточного тенора, и они вместе ездили по провинциям, пока Доримон не потерял голос. А после этого Эжен Малу взял его к себе в дело.

Одно время, когда Ален был еще малышом и они жили в Бордо, у них был общий дом и общий стол с Доримонами. В конце концов Эжен Малу устал от жалоб свояченицы, он даже утверждал, что у нее дурной глаз; и так как в это время дела у Малу шли хорошо — они жили в замке, в Дордони, — он дал своему зятю деньги на покупку маленького книжного магазина с читальным залом в Париже..

У Доримонов был сын Бертран, на девять месяцев младше Алена. Он стоял четвертым в ряду мужчин у гроба, освещенного горящими свечами. Бертран походил на мать. У него была большая голова, напоминавшая лошадиную, и никакая одежда его не украшала. Ему не купили ничего нового по случаю похорон, и на нем был серый костюм, на рукаве которого прикрепили черную повязку.

Рядом с Доримонами Малу казались почти аристократами. То же ощущение возникало и в столовой, где собирались женщины.

Когда Франсуа Фукре, подрядчик, пришел, чтобы выразить соболезнование, Ален наклонился к нему и что-то тихо сказал. Фукре сначала заупрямился, но потом все-таки встал в конце ряда мужчин.

Только женщины могли знать, что происходило на улице, потому что иногда поглядывали сквозь щель между ставнями. Моросил мелкий дождик. На площади образовались маленькие группы: мужчины курили трубки или сигареты, поглядывая на дом, ожидая, пока их соберется побольше, чтобы войти и проститься с покойным. Когда набиралось несколько человек, знакомых друг с другом, они тушили сигареты, поправляли галстуки, степенно подходили к крыльцу, и вскоре становилось слышно, как они топчутся на лестнице.

Владелец «Кафе де Пари» пришел одним из первых и извинился, что должен сразу же уйти. Четверть часа спустя, как только хозяин вернулся в кафе, в доме Малу появился Габриэль, поджидавший выноса.

Пришли поставщики, даже те, которым не уплатили и теперь уже никогда не уплатят. Они образовали отдельную группу на площади, группу преуспевающих людей, привыкших к такого рода церемониям.

В последнюю минуту появился и граф д'Эстье. Его машина остановилась на площади. Он прошел сквозь толпу, с достоинством переступил порог комнаты, где лежал покойный, долго жал руку Эдгару и извинился, что на кладбище пойти не может, так как уезжает одиннадцатичасовым поездом.

Наверное, на лестнице он встретился с этой женщиной. Ее не ждали, никто ее не известил. Она вошла в комнату покойного, распространяя резкий запах дешевых духов. Ален, который никогда эту особу не видел, с удивлением смотрел, как она бросилась к Эдгару и обняла его.

А сам Эдгар не знал, как ему держаться. Это была его мать, первая жена Эжена Малу, которая приехала с юга.

Она сказала вполголоса:

— Мне нужно сейчас же поговорить с тобой.

Потом, осмотревшись, спросила:

— А где же они?

Одета она была очень ярко, с лиловым шарфом на шее; пудра, покрывавшая ее лицо, тоже была лиловая.

Эдгар тут же решил отвести ее в столовую, дверь которой закрылась за ними.

Служащие бюро похоронных процессий поднялись по лестнице, чтобы нести гроб. Только что прибыл роскошный тяжелый катафалк, и люди стали собираться группами, чтобы идти за гробом на кладбище.

Ален, не отрываясь, смотрел на посеребренные гвозди, на гроб из вощеного дуба, и пока все суетились вокруг покойного, мысленно пытался воссоздать в уме лицо отца.

Поверили бы окружающие, если бы он признался, что это ему не удавалось? Конечно, он, хотя и неясно, представлял себе лоб, щеки, нос, знакомый подбородок, а в ушах еще слышался хриплый, резкий голос Эжена Малу.

Он видел вновь невысокого, немного тучного, но очень подвижного человека: Эжен Малу всегда спешил, и его хотелось даже удержать, взяв за пуговицу пиджака.

Но снова увидеть его живым, вспомнить его взгляд, представить человека, каким он был…

Каким он был человеком? Его сын, который прожил возле него столько лет, ничего о нем не знал, и только теперь у него начинало складываться свое суждение об отце.

Вот почему он с настоящим отчаянием смотрел на гроб, который выносили на улицу, в то время как из столовой слышалось рыдание женщин. Замечал ли Ален прежде, что живет в странной семье? Он настолько свыкся с такой жизнью, что не обращал внимания на ее странности.

Взять хотя бы, к примеру, эту женщину, словно вышедшую из сомнительного заведения, первую жену его отца, мать Эдгара…

Было столько вещей, которых он не знал, столько вопросов, которые ему не приходили в голову! Он почти ничего не помнил о том времени, когда они жили в Бордо, а ведь с тех пор не прошло и восьми лет, и он тогда уже был большим мальчиком. Сначала они жили в довольно просторной квартире, потом занимали целый дом. Там тоже у них были слуги, автомобиль, в какой-то период даже два. Уик-энды и каникулы они проводили в старом замке, где всегда работали мастера. Приглашали много гостей. Родители почти каждый вечер выезжали, мать надевала свои драгоценности, отец — смокинг или фрак.

Много говорили о деньгах. Их часто не хватало, но Малу в последний момент всегда доставал деньги. В доме принимали депутатов, сенаторов, других важных персон.

Потом вдруг дела пошли плохо, и они переехали; им не пришлось перевозить много вещей, все было конфисковано. Две недели они прожили в маленькой гостинице в Надте. Правда ли, что они уехали оттуда, не заплатив? Эдгар однажды утверждал это во время ссоры с братом.

Они жили также в Париже, всего несколько недель, в меблированных комнатах в квартале Терн, потом устроились здесь, в новом городе, но не сразу поселились в роскошном частном особняке, сначала жили в буржуазном доме такого типа, как тот, где жил Эдгар.