Ложе из роз - Симмонс Сюзанна. Страница 13

В спальне было жарко и душно: ни малейшего дуновения ветра не проникало через открытое окно. Стены немилосердно давили на Элиссу. Ей был необходим свежий воздух.

Элисса потянулась за своим полотняным халатом, нашарила туфли и открыла дверь спальни. Пройдя через маленькую гостиную, она вышла в коридор — там было пустынно. Элисса двигалась в темноте, как привидение, к черной лестнице, мимо кухни и комнат прислуги. Чтобы найти дорогу, ей не понадобились ни лампа, ни свеча — за годы жизни в аббатстве она прекрасно ориентировалась, и яркого света луны было более чем достаточно.

Через несколько минут она вышла на мощеную камнем дорожку, ведущую в розарий, ее обожаемый розарий. Там она сможет дышать. Там она будет на свободе.

Майлс так и не понял, что разбудило его — только что он был погружен в глубокий сон, и вдруг мгновенно проснулся. И тут он понял: во всем был виноват сон, дурной сон. Кошмар, как называют это французы.

Он с трудом припоминал его: некто — или нечто — преследовал его — чудовище, злодей, враг, и он бежал от него кругами, загнанный в темную пещеру или грот.

Нет, это была не пещера и не грот, а лабиринт. Ему потребовались неимоверные усилия, чтобы разобраться в поворотах и тупиках этого запутанного лабиринта.

— Нить Ариадны, — пробормотал Майлс вслух, приподнимаясь на локтях.

Он обливался потом. Простыни плотно обмотались вокруг его ног. Он с трудом высвободился, отбросил одеяло и встал. Собственное отражение смотрело на него из огромного зеркала в резной раме напротив постели. В нем он видел обнаженного человека с лоснящейся от влаги кожей, спутанными черными волосами и напряженным телом.

Смертельная опасность обостряет сознание, стимулирует чувства мужчины так сильно, как присутствие соблазнительной и желанной женщины. Майлс многое узнал об этом, будучи солдатом, шпионом, да и просто мужчиной. Ему не раз доводилось бывать на зыбкой грани между жизнью и смертью. Сидя на постели, он принялся яростно растирать лицо и шею, руки и грудь и даже ноги турецким полотенцем, тщательно избегая — скорее по многолетней привычке, ибо в эти дни старые раны редко беспокоили его — длинный, зарубцевавшийся шрам на левом бедре.

Это был шрам длиной в шесть дюймов, достигающий ширины лезвия ножа — «сувенир», полученный в засаде пять лет назад в арабском квартале Занзибара, называемом Каменным городом. Разумеется, ему следовало подумать, прежде чем идти туда ночью единому. Может, его подтолкнуло к этому поступку беспокойное предчувствие? Но, как любил напоминать ему Блант, его сопернику пришлось хуже — он кончил жизнь в занзибарском канале, с ножом Майлса в животе.

Это была жестокая схватка.

Даже сейчас Майлс передернулся, вспомнив об этом. В ту роковую ночь он сильно рисковал лишиться существенно важных частей своего тела. «Такая жертва была бы слишком велика даже для королевы и страны», — с сардонической усмешкой подумал он.

Взъерошив пятерней влажные кудри на затылке, Майлс тяжело вздохнул. И не потому, что особенно часто пользовался этой частью своего мужского тела: его последняя связь завершилась за несколько месяцев до того, как он отплыл в Америку, и он не проявлял стремления возобновить ее…

Разумеется, он может жениться когда угодно. В конце концов, его долг четвертого маркиза Корк — когда-нибудь подарить миру пятого маркиза.

Главное затруднение представляли для него знакомые дамы — все они были одинаковы, на одно лицо, совершали одинаковые поступки и думали тоже одинаково. Они выписывали наряды из Парижа, отдыхали в Италии. Сезон светских развлечений они проводили в Лондоне, после пасхи уезжали в Дерби, в июне — в Эскот, потом перебирались в Каус, охотились в Шотландии, конец лета проводили в своих имениях, а потом все начиналось заново. Где бы они ни были, везде их разговоры сводились к обсуждению моды, украшений, смакованию последних сплетен. Короче, все эти светские дамы были совершенно предсказуемы и чертовски скучны.

Казалось, ответ на его вопросы известен. Все, что ему надо — найти такую женщину, которая была бы непредсказуема, даже забавна и никогда бы не надоедала ему.

— Господи! — нетерпеливо воскликнул Майлс, вышагивая по комнате. — И где же ты надеешься найти такую редкость, Корк?

Он остановился перед открытым окном, не подумав накинуть халат, и взглянул на залитый лунным светом сад. Машинально растирая рукой голую грудь, он наблюдал, как стайка оленей пасется на краю парка.

Краем глаза он заметил какое-то движение, и застыл: кто-то брел по дорожке под его окном. Фигура в белом. Женщина. Нет, девушка — ее золотистые волосы струились по спине, она повернулась и направилась в сторону розария. Это была леди Элисса.

Майлс следил, как она открыла дверь и скрылась в «Будуаре миледи».

Какого черта она там делает посреди ночи? Взяв с ночного столика карманные часы, он поднес их к окну — три часа.

«День — для честных людей, а ночь — для негодяев», — как говаривал древнегреческий драматург Эврипид.

Кроме того, ночь предназначена для влюбленных, но Майлс не верил, что в этот момент леди Элисса спешит на свидание. Сэр Хью никогда бы не отважился на такую дерзость — этот баронет был приверженцем благопристойного поведения.

— Ладно, если она идет не на свидание с этим олухом Пыорхартом, тогда какого дьявола она там делает? — пробормотал Майлс, захлопывая крышку часов.

Продолжая размышлять, Майлс Сент-Олдфорд обнаружил, что уже натягивает брюки и разыскивает рубашку и сапоги.

«Леди не пристало бродить по саду посреди ночи», — именно об этом Майлс собирался сказать Элиссе, направляясь к розарию.

Глава 7

Наконец-то она на свободе. Ночные туфли всю дорогу сваливались с ее ног. Подолы ее тонкой ночной рубашки и льняного халата промокли от росы, но Элисса не замечала этого. Она пересекла лужайку, направляясь к своей излюбленной скамье в «Будуаре миледи». С каждым шагом Элисса чувствовала, как пережитый ею кошмар отступает.

Она почти упала на каменную скамью меж розовых кустов, сбросила туфли и устроилась поудобнее, подогнув ноги под себя. В этом укромном уголке она любила бывать одна. Ее никто не видел, а она могла следить за всем аббатством, воротами, ведущими в сад, стеной и даже небесами над ней.

Уже не в первый раз Элисса искала спасения в розарии. Еще подростком — в беспокойные годы между детством и юностью — она часто просыпалась посреди ночи, потом не могла заснуть и тогда сад становился ее убежищем.

Но сейчас почему-то она не чувствовала успокоения. Элисса не могла подобрать слов, чтобы описать свои ощущения. Ей всегда казалось, что эта странная лихорадка у нее достигает пика в чудесные июньские ночи, когда розарий стоит в полном цвету — в такие июньские ночи, как сегодняшняя.

Элисса запрокинула голову и уставилась на небо. Звезды казались светящимися капельками на черном фоне полночного неба. Луна была огромной, полной и яркой, ее серебристый свет заливал всю округу. Розы, цвет которых изменился в лунном свете, приобрели радужные оттенки винно-красных, карминовых, багровых, розовых и алебастрово-белых тонов.

— «Луна, будто мячик, на небе маячит, молчит, улыбаясь, тишиной наслаждаясь», — процитировала она вслух.

Мистер Уильям Блейк был прав — луна улыбалась, глядя на нее. Эта же луна улыбалась тысячам, миллионам других женщин, которые сегодня сидели в своих садах на Майорке, в Марракеше, Мирзапуре, Дарджилинге, Денизли и Сантьяго — эти названия казались ей удивительно поэтичными. О чем думают эти женщины? Какие чувства владеют ими? Наверняка их надежды и мечты не слишком отличаются от ее собственных.

Но на что она надеется? О чем мечтает?

Она хотела… ждала… жаждала — какое название подобрать ее ощущению нестерпимого желания?

Разум и сердце подсказывали Элиссе, что это чувство касается интимных отношений между мужчиной и женщиной, однако она слишком мало знала об этом. Подобно большинству женщин ее возраста и круга, она оставалась совершенно невежественной. И это таинственное молчание, этот заговор нельзя было нарушить до брачной ночи.