Третья стихия - Симонова Мария. Страница 25

Словом, проснулся Михаил от настойчивой потребности, призывающей его покинуть на время помещение общего ночлега. В служебные комнаты он не пошел: хоть там и имелся санузел, но там же лежала и несчастная Скалди. Поэтому он отправился наружу, рассчитывая повидаться там кстати с Занозой и осведомиться у него об окружающей обстановке.

У выхода Занозы не было. Тот сидел неподалеку у стены и не в одиночестве: неуемная Рейчел, страдавшая, должно быть, бессонницей (в ее-то годы!), находилась при Страннике и по мере сил мешала ему нести караульную службу. Выйди Михаил чуть позже, он рисковал бы оказаться в неловком положении человека, заглянувшего посреди ночи в чужую спальню. Личная жизнь шла своим чередом, к невзирая на военное положение, а для некоторых она приобретала в полевых условиях особую остроту.

— Лютики-цветочки у меня в садочке… — направляясь за угол, спел Михаил первое, что пришло в голову, надеясь, что песня будет услышана караульными и их личная жизнь не успеет зайти слишком далеко, пока он тут бродит.

Хотя небо над головой выглядело беспросветным — явно ночным, — но ночного мрака не было и. в помине: в маленький мирок щедро лился свет из многочисленных «картин». Михаил ощутил себя единственным зрителем в панорамном кинотеатре, где показывают много картин за раз. Клякса висела посреди этого паноптикума черным пауком и едва заметно зловеще пульсировала. «Странное дело, — думал Михаил, — множество мирков беспрерывно движутся, перемешиваясь, и в каждом есть Клякса, висящая неизменно на одном месте. Стало быть, Клякс много? Или все-таки одна?..»

Михаил, отливая, в раздумьях пялился на Кляксу, как вдохновенный поэт на полную луну, как вдруг от нее, без малейшего на сей раз звука, что-то отделилось — словно бы капля черного яда, и упало где-то за домом, вне поля зрения Михаила. Ничего подобного он раньше не замечал, да и часовые не докладывали.

«Ага, начинается!» — подумал Михаил с каким-то нервным энтузиазмом, радуясь тому, что оказался в этот момент бдящим. Привел наскоро себя в порядок и побежал за угол, рассчитывая первым поднять в спящем стане тревогу. Но его уже опередили: не зря, оказывается, он призывал караульных к бдительности своей песенкой про цветочки и садочки. Когда Михаил вырулил из-за угла, Заноза стоял перед входом в полной боевой готовности (в хорошем смысле этого слова), а Рейчел успела уже скрыться в здании и, судя по доносящимся оттуда звукам — отрывистым выкрикам и шуму, — выполняла там роль будильника.

— Видел? — бросил на бегу Михаил Занозе и сразу нырнул в зал. Там все уже проснулись, вокруг костра сидели, протирая глаза, невоеннообязанные, остальные были уже на ногах. Петр вовсю отдавал распоряжения. Карриган что-то тихо говорил, наклонившись к только что проснувшейся Илли.

— Наружу не выходить! Серега, Рейчел, следите за стенами, Рик, держи вход! — командовал Петр.

— Там снаружи остался Заноза, — сказал Михаил.

— Пусть караулит, — ответил Петр, после чего в зале повисла напряженная тишина: все ждали нападения. Заноза во входном проеме так и не показывался — должно быть, и вправду караулил где-то снаружи или отправился на разведку: Михаил уже понял, что Странники — народ отчаянный…

Ожидание — особенно ожидание неминуемой беды — имеет отвратительное свойство претворять каждое мгновение в отдельную мучительную вечность, и сейчас этот неприятный закон развернулся во всю свою силу: Михаилу показалось, что Клякса успела породить целую армию злобных тварей, они уже не спеша отобедали Занозой, а потом, никуда не торопясь, обложили дом, готовясь штурмовать его со всех сторон.

Когда на пороге возникла фигура Странника, Михаил испытал искреннее облегчение: все-таки жив, бродяга! Заноза, стоявший в проеме спиной попятился, а сразу вслед за ним вход загородило нечто, не имеющее аналогов для сравнения в реальном мире, и сразу втиснулось в помещение: какой то причудливый сгусток, слепленный из сплошных бугров, зубов и щупалец с одним продолговатым желтым глазом посредине. Страшилище было до того гротескно-нелепым, что Михаил даже не испугался при его появлении, чему сам немало удивило задним умом. Заноза, продолжая пятиться, полосовал циклопа лазером, и лазерная щекотка производила на милягу неизгладимое впечатление: он очень старался настичь беглеца и приласкать его своими многочисленными щупальцами.

— На пол!!! — зверски заорал справа Рик. Михаил тут же подчинился, упали и остальные, в их числе Заноза. В следующий миг к незваному монстру метнулось черное полотнище и полоснуло гада поперек. Это был выстрел резака, смещающий в своей плоскости ткань самого пространства и режущий таким образом все, чему не повезло оказаться на его пути, вплоть до скал и железобетонных конструкций.

Эффект оказался потрясающим: одноглазый монстрюга с воем втянулся в произведенный на нем разрез, еще несколько мгновений над полом извивались щупальца, а потом и они втянулись. Вой оборвался на самой высокой ноте, и от страшного циклопа — грозы местных полей, огородов и беззащитных девушек — не осталось ничего, даже обрывка самого жалкого щупальца для Рика в качестве военного трофея.

— Неплохо, — бодро сказал Заноза, поднимаясь с пола и отряхиваясь. — Что это у вас за оружие? В первый раз такое вижу.

— Это наша военная тайна, — ответил Рик, сам немало удивленный реакцией твари на выстрел резака, но талантливо это скрывающий.

Только Михаил встал на ноги, как сзади поднялся ор. Остальная команда тоже не дремала: враг идет на приступ! Илли, Попрыгунчик и Бельмонд стояли на ногах и кричали каждый свое, но в целом общее по смыслу, примерно: «Спасайся, кто может!» — Указывая при этом вверх: через стену слева переваливался еще один циклоп с горящим, как у паровоза глазом, дальше поверху маячило отвратительное рыло, все красное, с распяленной в счастливой улыбке зубастой пастью. Не ошибся все-таки Михаил в своих предчувствиях: пока они тут разбирались с первым агрессором, Клякса успела породить еще по крайней мере парочку оглоедов, жаждущих, само собой, человечьей крови.

Рик вскинул резак. Из ствола полыхнуло черным, и циклопа, одолевающего стену, постигла уже в падении участь его брата-близнеца: так и не достигнув пола, он дико взвыл и засосался словно бы сам в себя, на самом же деле — в рану, проделанную совершенным скальпелем на его зубастой туше. Рик умудрился не повредить при выстреле стену, что говорило о его немалом опыте в обращении с резаком требующим не только меткости, но и расчета вел чины угла поражения, и определенного нажатия на курок для каждой цели.

Пока второй циклоп погибал в страшных мука полоса мрака протянулась из ствола резака к дефилирующей снаружи осклабленной лягушачьей морде. Не успев опомниться, жаба свернулась с тем же оглушительным диссонансным звуком, втягивая в себя что-то огромное, багрово-бородавчатое: очевидно, это было тулово чудовищного земноводного не видное до сих пор за стенами.

— Что, слопали?! — торжествующе заорал Петр. — Подавитесь своими кишками, суки! После трагической и эффектной гибели за стенами крепости лягушачьего мордоворота снаружи воцарилось гробовое затишье. Маленький отряд стоял в центре зала, настороженно прислушиваясь: никому пока до конца не верилось в реальность быстрой и легкой победы над порождениями коварной Кляксой.

Странник направился к выходу, держа наготове свой неэффективный — как только что выяснилось — лазерник: мол, какое-никакое, а все оружие, если и не искромсает очередного урода, так хоть есть чем ему в зубы заехать. Осторожно выглянув за дверь и осмотревшись. Заноза шагнул наружу и замер там на некоторое время, глядя в направлении Кляксы, потом обернулся и произнес весомо:

— Ну, ребята, что-то будет!.. — Все не преминули поспешить к Занозе: любопытство — не порок, особенно когда речь идет о собственной жизни.

Поведение Кляксы явно сулило им новые неприятности: она активно пульсировала, раздуваясь и опадая под напором черной массы, пытавшейся вырваться толчками у нее изнутри, никак не в состоянии протиснуться в такое маленькое отверстие. С каждым разом толчки становились все интенсивнее. Было очевидно, что «черная дыра» вот-вот не выдержит и разродится чем-то грандиозным, чего в пестрой мешанине маленьких мирков наверняка не видывали с начала их сотворения, или «нарезания».