Мальчик из Брюгге - Синуэ Жильбер. Страница 18
Глаза Ван Эйка расширились.
— Разве ты еще не числишься у него оруженосцем? Не покровительствует ли он тебе вот уже пятнадцать лет? Он — покровитель искусств. Он не откажется прийти к нам на помощь, особенно если ты, его доверенное лицо, походатайствуешь за нас.
— Извини, но я плохо тебя понимаю. Каким образом он может остановить убийцу или убийц? Не воображаешь ли ты, что к каждому из нас герцог приставит отряд лучников? Или выставит вокруг наших жилищ кордон преданных сержантов?
На этот раз слово взял Кампен:
— Замок Принценхоф. Если бы он разрешил нам в нем поселиться, мы были бы в безопасности.
— Это несерьезно! — запротестовал Петрус. — Допустим, герцог благосклонно отнесется к вашей просьбе. Так вы что, собираетесь провести остаток жизни за стенами Принценхофа? С детьми? С женами?
— Он прав, — поддержал Ван Эйк. — Такое немыслимо!
— Ты предпочитаешь умереть с перерезанным горлом?
— Смерти я не боюсь. Для меня лучше сто раз умереть на свободе, чем запереться в тюрьме, даже позолоченной.
— Это твое право. А вот мы так не думаем, Ян.
— Так подумайте, черт побери! В вашем решении нет смысла. Сколько времени проживете вы за закрытыми дверями? Месяц, десять лет? Что станет с вашими мастерскими? И это не считая того, что в какой-нибудь день вам понадобится выйти из Принценхофа.
— Ты не совсем понимаешь. Нам нужно выиграть время. Рано или поздно власти схватят этих типов. Они не смогут бесконечно сеять смерть. Они уже совершили первую ошибку, не прикончив моего подмастерья. Если он выживет, то назовет нам приметы убийцы, а может, и самого убийцу. Это будет началом конца.
Хотя и неудовлетворенный ответом, Ван Эйк все же высказал свое мнение:
— Так и быть. Я сделаю, что вы хотите. В конце концов, апартаменты Принценхофа роскошны, еда там отменная, вы будете утопать в цветах, фруктах и благовониях. Встреча с герцогом у меня назначена на завтра, в полдень. Я сообщу вам о его решении. — Напряжение немного спало, и он с хитринкой добавил: — Советую держать ухо востро; есть нечто, ценимое герцогом больше искусства: женщины. Так что не спускайте глаз с ваших жен.
Он проворно поднялся.
— А теперь к столу. Ужин уже готов. Хороший глоток пива благотворно подействует на вас.
У притаившегося за дверью Яна, с наброском в руках, было бледное лицо. В его ушах колотились фразы, которые он подслушал:
« — Ты получал угрозы?
— Нет. Похоже, эти преступления связаны с Италией».
Ван Эйк солгал! Нет сомнения, что он сделал это умышленно. Зачем?
Он отошел от двери, и его взгляд устремился на стену, где еще угадывался след тех непонятных слов:
«Tras las angustias de la muerte, los horrores del infierno! Volveremos!»
ГЛАВА 9
Вот уже несколько часов Ян вертелся в своей кровати: сон не шел. Он в ярости швырнул подушку через всю комнату. Во рту у него пересохло, подташнивало; глоток холодной воды, может быть, успокоил бы его. Ян встал с кровати, зажег свечу. В колеблющемся свете фитилька лестница, ведущая на первый этаж, казалась колодцем, полным тайн. Босиком он спустился по деревянным ступенькам; последняя приветствовала его скрипом, поздравляя с благополучным прибытием к месту назначения.
Осторожно, чтобы ничего не опрокинуть, Ян проскользнул в кухню. Там-то он и услышал глухой стук, расколовший тишину. Он застыл на месте, прислушался. Домочадцы спали без задних ног. Откуда этот стук? Ян мог поклясться, что тот донесся из мастерской. Ван Эйк, должно быть, все еще возился со своими пробирками и перегонными аппаратами. Ян колебался. А если набраться смелости, пойти и задать ему мучавшие его вопросы? Чем он рискует? Ничем. Разве что его выпроводят. Ян повернулся и стал подниматься. Подойдя к порогу мастерской, он в нерешительности остановился. За небольшой застекленной дверью призрачным пятном выделялся тополь, росший в центре садика.
В глубине, справа, через щелочку приоткрытой двери «собора» просачивался свет, но не слышно было ни позвякивания переставляемых стекляшек, ни шелеста переворачиваемых страниц.
— Отец? — шепнул Ян.
Молчание. Тревожное чувство охватило его.
— Мэтр Ван Эйк?
Опять молчание.
Ян с трудом проглотил слюну, легонько толкнул створку и заглянул в щель. Не увидев ничего — только подсвечник с коптящей свечой, стоявший рядом со стеклянным кубом, — он вошел.
Ван Эйк лежал на полу; одна рука на груди, другая вытянута вдоль тела.
Испугавшись, Ян бросился к художнику, но какая-то рука, возникшая ниоткуда, толкнула его вперед так сильно, что он не удержался на ногах. Ян попытался встать, но, хватаясь за что попало, столкнул на пол перегонный куб с жидкостью, который разбился вдребезги. Ноги скользнули по мокрому полу, и он со всего размаха ударился лбом об угол стола; ему показалось, что его череп взорвался.
В желтоватом свете свечей чернота в глазах понемногу отступала. Ян моргнул.
— Наконец-то! Он приходит в сознание.
Голоса долетали до него будто издалека. Его окружали какие-то расплывчатые в неярком свете силуэты; он никого не узнавал. Постепенно контуры их обозначились. Ян различил гостей Ван Эйка и Кателину. Служанка прижимала к его лбу примочку.
— Он приходит в сознание, — повторил Петрус.
— Как ты себя чувствуешь? — растерянно спросила служанка.
Ян попытался подняться. Стреляющая боль пронзила голову, и его затошнило.
— Не надо шевелиться. Тебе нужно лежать.
— А что произошло?
— Ну-ну, успокойся.
Ян попробовал привести в порядок свои мысли, и сразу же в голове возник образ Ван Эйка, лежащего на полу.
— Мой отец! В мастерской!
— Не беспокойся, мы его нашли.
— Он не ранен?
Художник мгновение колебался:
— Ранен. — Он прокашлялся. — Но все в порядке.
Рожье явно говорил неправду. Слишком печально звучал его голос.
— Где он?
— Лежит в своей комнате. Дама Маргарет ухаживает за ним.
Не обращая внимания на боль, Ян приподнялся, отбросил тряпки, покрывавшие его лоб.
— Ты куда? — воскликнула Кателина.
— Я хочу его видеть!
— Ты не можешь! — Она цепко ухватила Яна за плечи и повторила: — Сейчас ты не можешь! Потом.
Руки Петруса обвились вокруг его талии.
— Нет, Ян!
— Отпустите меня!
— Ты разбудишь его. Он спит!
Детский плач раздался за дверью спальни.
— Вы лжете!
Ян еще раз сделал попытку освободиться от удерживавших его рук.
— Да отпусти ты его, Петрус! — сказал Робер Кампен. — Это бесполезно.
— Но…
— Оставь его!
Старшина гильдии Турне встал на колени перед кроватью Яна и с состраданием в голосе произнес:
— Ван Эйк мертв.
— Умер?
— Мы не знаем причину смерти. Мы вызвали доктора, он все нам объяснит.
Ван Эйк умер? Человек, который его подобрал, тринадцать лет сопровождал по жизни, никогда не вернется? Его рука больше не будет бегать по полотнам. Никогда больше она не вдохнет жизнь в безжизненные формы. Мольберты, картины, красители, кисточки, цвета Вселенной станут сиротами, как и Ян!
Мальчик поискал глазами Кателину. Служанка низко склонила голову, словно признаваясь в своем бессилии. Все вновь зашаталось вокруг Яна. Он и не подумал сопротивляться бесконечной, отхватывающей его усталости.
Дребезжание коляски по мостовой вывело Яна из оцепенения. Сколько времени он проспал? Солнце стояло высоко, с рыночной площади доносилась разноголосица ярмарки.
На мгновение мелькнула мысль, что ему что-то снилось, а испытываемая им тоска была отголоском ужасного кошмара. Ян прислушался: на нижнем этаже разговаривали. Он поднес руку ко лбу и нащупал бинт. Работа Кателины, конечно. Очень осторожно он поставил ноги на пол. Убедившись, что голове не больно и она не кружится, Ян поднялся и стал тихо спускаться на первый этаж.