Сапфировая скрижаль - Синуэ Жильбер. Страница 56
— Вы правы, — согласился араб. — Давайте закончим расшифровку этих проклятущих ребусов.
Он процитировал:
— Неподалеку от
здание не есть пентаграмма, хотя и является союзом неравных. Вы говорили, фра Варгас, что в древние времена пентаграмма была символом знания.
— Да. У древних пентаграмма означала знание. Один из ключей к Высшему Знанию. Некоторые маги использовали и используют ее для своих целей.
Сарраг чуть приподнялся:
— Тут два направления, которые нам надо проработать: идею силы и знания, которые воплощает эта геометрическая фигура, и идею взаимодействия разных элементов — союз неравных.
Мужчины погрузились в задумчивое молчание, а Мануэла время от времени тревожно озирала окрестности. Она боялась, что вот-вот из темноты выскочит слуга-араб или его сообщники, готовые изрубить их на кусочки. И диву давалась, почему они еще не попытались этого сделать. Кто — не считая Варгаса — смог бы оказать им сопротивление? У Саррага одна рука не действует, а раввин вообще едва на ногах стоит.
— Думаю, ответ содержится в следующей фразе, — заявил вдруг монах.
— О какой фразе идет речь? — поинтересовался шейх.
— Вот об этой: Стены его содержат девственную или оплодотворенную материю, и его величественная тень падает на Фисон, Тихон, Тигр и Евфрат. Если мы вычислим, что это за «материя», то получим еще одну подсказку.
— Девственную или оплодотворенную… — принялся размышлять вслух Сарраг. — А не может идти речь о женщине?
Мануэла не удержалась от смеха.
— Вы считаете, что женщина — это «материя»?
— Все зависит от того, как Баруэль использует этот термин. Что такое материя, как не субстанция, твердая, упругая, подвижная, делимая?
— А живое существо — это делимая субстанция?
— Почему нет? Проблема лишь в том, что, разделенное, оно уже не будет живым.
Варгас немного поразмыслил, а потом сообщил:
— Мне кажется, в данном конкретном случае слово «материя» может означать нечто иное, чем природный или созданный человеком элемент. Но мы рассмотрим этот вопрос позже. Займемся лучше следующим: его величественная тень падает на Фисон, Тихон, Тигр и Евфрат. Здесь двух мнений быть не может. Это четыре реки, вытекающие из потока, текшего в Эдеме. Из Эдема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки.
— Ну и где связь между этими реками, пентаграммой и материей, девственной или оплодотворенной?
— Она есть. И ее нам тоже еще предстоит найти. И все же я задаюсь вопросом, не пытается ли Баруэль указать нам на скрытую под всем этим картину.
— И какую же? — вопросил Сарраг.
— Да попросту сады Эдема.
— Действительно, такое вполне возможно.
— Остается фраза, над которой вы не сочли нужным задуматься, но которая, тем не менее, напрямую связана с Эдемом, — заметил раввин. — Его величественная тень падает… Я совершенно убежден, что это тень от дерева. Я имею в виду Древо Жизни.
— Древо Жизни? — усомнился Варгас.
— Ну да. Разве не его еще называют Древом Познания?
— Возможно, вы и правы. Но нужно еще выяснить причину, по которой Баруэль увлекает нас на это путь.
Они замолчали, слушая тихое бормотание ветра, играющего листвой кустарников.
— По-моему, я нашла… — внезапно сообщила Мануэла. — Здание, расположенное вблизи собора, — это, скорее всего место, где обучают.
Мужчины потеряли дар речи.
— Отсюда и девственная или оплодотворенная материя, — торопливо пояснила она. — Меня, которая всегда любила читать, эта «материя» навела на мысль о книгах. Девственные, с пустыми страницами, и оплодотворенные — заполненные записями. Знание, Высшее Познание. Книги. Разве вы не заметили, что Баруэль все время делает упор на термины, связанные с познанием? И вполне логично, что здание, которое не есть пентаграмма и расположенное подле собора, это либо школа, либо…
— Университет! — перебил ее Варгас в порыве лихорадочного энтузиазма. — А что до «союза неравных», то это очень даже применимо к способным и менее способным ученикам. Саламанка! — вскинул он руки победным жестом. — Саламанка и тамошний университет! Самый высший дом знаний и культуры во всей Испании!
Араб не без восхищения поглядел на Мануэлу.
— Хвала Аллаху за способности, которыми он вас одарил, сеньора Виверо! — И вскричал: — Ребе, мы отправляемся в Саламанку! Город врачей и ученых! И сумеем вас вылечить! Вы довольны?
Но вопрос остался без ответа. Эзра дрых без задних ног.
ГЛАВА 21
Кто начинает с мечты и сумасшествия, отлично знает, куда идет: к мечте и сумасшествию. Но это разум втягивает нас в авантюры.
От Kacepeca до Саламанки они добирались шесть дней — на три дня больше, чем требовалось. Они не проехали и часа, как раввин потерял сознание и свалился с лошади. Когда он пришел в себя, то был настолько слаб, что не мог сесть в седло.
Они уложили его в тени дерева и принялись терпеливо ждать, когда к нему вернутся силы. И через какое-то время услышали, как Эзра в полубреду тихонько бормочет молитву:
— Признаю перед Тобой, Боже, мой Бог и Бог моих предков, что выздоровление мое и смерть моя в Твоих руках.
— Да что он несет?! — рявкнул Сарраг.
Варгас с Мануэлой не ответили. Эзра тем временем продолжал:
— Да будет воля Твоя полностью излечить меня. А если умру, пусть смерть моя послужит искуплением всех грехов, что свершил я перед Тобой.
— Он бредит, — констатировал шейх.
Но на этот раз преувеличенно ироничный тон не смог скрыть волнения араба.
— Слушай, Израиль, Бог — Всесильный наш, Бог Один!
Шейх опустился на колени возле больного и резко проговорил:
— Самуэль Эзра, вы думаете, сейчас время молитвы? Раввин, приоткрыв один глаз, едва слышно ответил:
— Другое имя… Назовите меня другим именем…
— Другим именем? — переспросил подошедший Варгас. И прошептал арабу на ухо: — Это бред…
— Умоляю… — простонал Эзра.
Монах с шейхом недоуменно переглянулись.
— Но это же совершенно очевидно, — сказала Мануэла. — Он хочет, чтобы его назвали по-другому.
— Глупость какая! Для чего?
— Понятия не имею! Но что вы теряете?
— Вы именно этого хотите? — спросил францисканец. Больной в знак согласия опустил веки.
Варгас колебался.
— Да имен сколько угодно! — потерял терпение Сарраг. — Абдалла, Мухаммед, Тарек…
Но монах жестом остановил его.
— Отныне, — торжественно проговорил он, опустившись на колени подле раввина, — имя твое будет Рафаэль.
Эзра вроде бы согласился.
— Но вы дали ему ваше имя! — изумился Сарраг.
— И что с того? Это первое, что пришло мне в голову. Время шло. Раввин спал глубоким сном. И только когда солнце уже было в зените, он пошевелился и открыл глаза.
— Вам лучше? — озабоченно спросила Мануэла. Старый раввин нашел силы улыбнуться.
— Да…
— Ну и напугали же вы нас!.. — пробурчал араб. — Я уж думал, нам придется рыть вам могилу по такой жаре! Хвала Аллаху.
— Не поможете мне сесть?
Шейх подхватил его за плечи и прислонил к дереву.
— Вы быстро приходите в норму. Можно подумать, вас излечила перемена имени! Кстати… Что это на вас нашло?
— Вы сочтете это утверждение ребячеством, но в Талмуде сказано, что тот, кто меняет свое имя, меняет и судьбу, — совершенно серьезно ответил Эзра. Он благодарно улыбнулся Варгасу: — Вы не могли сделать лучшего выбора… Вы знаете, что означает Рафаэль?
Монах сознался в своем невежестве.
— Всевышний исцеляет.
— Вот уж действительно, я при всем желании не нашел бы ничего более подходящего. А это новое имя не придало вам достаточно сил, чтобы сесть на лошадь?
Эзра покачал головой.