Особые отношения - Сисман Робин. Страница 15

Анни почувствовала, что ее охватил страх. Все стены, которые она воздвигла вокруг своего прошлого, рушились на глазах.

— Как ты смел шпионить за мной? На глазах Тома показались слезы.

— А как еще я мог узнать правду? Это ведь вплотную меня касается… Может, ты хочешь, чтобы я спросил про все у Джордана Хоупа?

Анни вскинула голову с яростью тигрицы.

— Выбрось эту бредовую идею из головы! Ты же больше не ребенок, Том. Ты понимаешь, какой это будет для него удар, если пресса даже только заподозрит, что у него есть незаконнорожденный сын? И только потому, что тебе что-то там померещилось… из-за какого-то несчастного снимка.

Том пристально глянул ей в глаза, потом поднял рюкзак за лямки и двинулся к двери. Анни набрала воздух в легкие и постаралась, чтобы ее слова звучали убедительными.

— Том. Твой отец — Эдвард. Мы любили друг друга, затем мы… расстались. С нашей стороны это была ошибка, и мы ее поняли. Я могу все объяснить — мы оба можем все объяснить. Но не здесь. Поезжай домой, хорошо? Пожалуйста. Я приеду, как только освобожусь. Мы все обсудим.

Том даже не обернулся. Он открыл дверь и побрел по коридору. Салли с удивлением глядела на него из-за стеклянной перегородки. Анни выскочила в коридор.

— Том?..

Он ускорил шаг. Анни побежала следом. Свернув за угол, она чуть не налетела на шефа. Она увидела лицо Тома, застывшее, словно маска. Он уже спускался по лестнице.

— Подожди! — крикнула Анни. — Куда ты отправляешься?

Она уловила только два слова из того, что он выкрикнул, — «…к моему отцу!»

— Нет! — крикнула она. — Том, если ты расстроишь Эдварда, я тебе этого никогда не прощу.

Том повернулся на другой пролет лестницы и поднял голову:

— А кто говорил об Эдварде? — с раздражением произнес он.

Анни двинулась вниз по лестнице, но было уже поздно. Она услышала, как хлопнула входная дверь. Он ушел.

9

Мост через бурные воды

В нише среди полок с поваренными книгами часы пробили одиннадцать. Анни сидела на кухне, положив локти на стол и уставившись на корзину с фруктами. Она была в леггинсах, поверх футболки она надела старую рубашку Эдварда. Волосы, стянутые в пучок, придерживала черепаховая заколка. Анни ждала, когда вскипит чайник. Было тихо, телефон молчал весь вечер. При звуках шагов на лестнице Анни тут же вскочила со стула. Но это был только Эдвард.

— Ложись спать, — произнес он. — Ты уже ничего не сможешь сделать. Что толку сидеть, не выспишься — вот и все.

Анни запустила пальцы в волосы и с силой потерла голову, пока не заныла кожа.

— Где он может сейчас быть? — произнесла она.

— Возможно, спит у кого-нибудь на полу, — произнес Эдвард. — Путешествовал же он самостоятельно по Восточной Европе. Ночлег он наверняка сумеет себе найти.

— Я все сделала совсем не так, Эдвард. — Анни повернула к мужу свое бледное лицо с темными кругами под глазами. — Я кричала на него. Я говорила — не лезь не в свое дело. Я сделала все совсем наоборот, совсем не то, что надо… что мы собирались сделать, если все раскроется… Но я была так уверена, что не раскроется — прошло уже столько времени! До сих пор не верю, что он сам разыскал эти записи!

— Перестань себя терзать. Мы всегда знали, что это может случиться. Тому нужно время, чтобы все переварить. Он придет, когда будет готов услышать правду.

— Но что с ним сейчас? — простонала она. — Почему он хотя бы не позвонит? И ты можешь быть так спокоен?!

— Я знаю нашего сына.

— Тебя не было этим утром, — с горечью сказала она. — Я не могу даже повторить то, что он мне сказал. И еще эта идея фикс — встретиться с Джорданом Хоупом!

— Да, — Эдвард на мгновение нахмурился. — Это действительно выглядит странно. Видимо, мы не очень хорошо его знаем.

— Я говорила тебе о фотографии, да? — Продолжала Анни. — Для Тома это был шок, и он как будто сорвался с цепи. Ты никогда не воображал, что ты — приемыш или тебя перепутали в роддоме с другим ребенком?

— Вроде бы воображал. Лет в семь или в восемь, — поколебавшись, сказал Эдвард.

— Боже, а я ждала, когда моя настоящая мать придет за мной. Я представляла ее совсем такой же, как в фильме «Дети вокзалов» — красивой и любящей, с добрым лицом и с вкусными пирожками в духовке. А мне ведь никто ничего не врал… Том, наверное, напридумывал теперь Бог знает что… — Анни качнулась на стуле. — Только бы он вернулся домой…

Эдвард подошел к ней сзади и положил руки ей на плечи.

— Пусть будет что будет. Уже поздно. Если бы он хотел появиться здесь, он бы уже пришел. — Анни прижалась щекой к его руке.

— Ты иди. Я все равно буду ворочаться в кровати и сведу тебя с ума. Я должна выпить виски, это помогает мне успокоиться.

Эдвард вздохнул и отпустил ее.

— Но долго тут не сиди. Ты знаешь, я не могу уснуть, когда тебя нет рядом.

Когда он ушел, Анни налила в стакан немного виски и наполнила его доверху водой. Держа стакан в руке, она прошлась по кухне и задержалась у полки, на которой лежали почтовые карточки и приглашения. Она любила свою кухню. Когда-то она сама красила эти стены, стараясь воспроизвести яркие цвета Средиземноморья, цвета ее детства. И сама разработала дизайн комнаты — от вытяжной трубы над плитой до столов, которые были довольно высокими, — чтобы не приходилось гнуть спину и не болела после хлопот поясница. По утрам кухню наполнял солнечный свет. Абажур, который они с Эдвардом приобрели на блошином рынке в Париже, по вечерам наполнял кухню уютным мягким светом. Вот почему она любила работать здесь допоздна, разложив рукописи на длинном столе или сидя у окна в мягком кресле.

Она и Эдвард экономили, как могли, чтобы иметь свой собственный дом. Прошли годы, прежде чем их мечта наконец осуществилась. Дом был построен в георгианском стиле и был отгорожен от дороги фалангой величественных каштанов, все это создавало здесь атмосферу покоя, как в старой Англии. Единственным местом, которое Анни ощущала действительно своим, был именно этот дом. Она хорошо помнила собственное детство и потому хотела, чтобы у ее детей было место, которое они могли бы назвать своим домом без колебаний.

Ее мысли снова вернулись к Тому. Сердце тревожно сжалось, когда она подумала, что с ним может что-то случиться… или уже случилось… С него станется и такое — преодолеть две тысячи километров через Атлантику. Эдвард ее понимает и поддерживает, но некоторые вещи он воспринимает совсем иначе… Анни словно ударило током. Америка! Надо позвонить туда. В старом чопорном Лондоне все уже спят, но в Нью-Йорке только подумывают, не приняться ли за коктейль. Анни схватила трубку телефона и набрала знакомый номер.

— Офис Розы Кассиди, — произнес певучий голос, — чем я могу вам помочь?

— Роза на месте?

— К сожалению, сейчас она на совещании. Ее позвать?

Анни еле сдержалась, чтобы не простонать.

— Это важное совещание? Я имею в виду, ее можно потревожить? Мне нужно очень срочно с ней поговорить.

Последовала пауза, затем тот же голос пропел:

— А кто звонит? Я должна ей сказать.

Анни, закатив глаза, продиктовала свою фамилию — букву за буквой. Почему американские секретарши говорят в такой манере, как будто они — автоматы, лишенные человеческих интонаций?

В трубке послышалась мелодичная музыка из «Зимы» Вивальди. Наконец Роза взяла трубку.

— Милая моя, я прибежала прямо с совещания. Ты никогда раньше не говорила «срочно». Что случилось?

Анни услышала родной голос Розы, с чуть слышным американским акцентом, и ее глаза наполнились слезами. Она набрала в легкие воздух, раздумывая, с чего начать. Проблемы, которые стояли перед ней, казались совершенно неразрешимыми.

— Роза, — простонала она. — у меня распадается все на свете, вся моя жизнь. Я совершенно не знаю, что делать.

— Подожди минуту, — отрывисто сказала Роза. — Это, кажется, серьезно. — Анни подождала некоторое время. Роза взяла трубку снова. — О’кей. Теперь расскажи мне все.