Иван-Царевич и С.Волк - Багдерина Светлана Анатольевна. Страница 14
– Ну, с Богом, – хлопнул его на прощание по плечу Волк. – Если что – стреляй.
Царевич, молвив "Разводите пока костер, я скоро вернусь" (и как это королевич Елисей может произносить с выпяченным подбородком монологи на десять страниц и при этом оставаться с неприкушенным языком?) мужественно развернулся и шагнул в лес.
О чем-о чем, а уж об охоте Иванушка знал все. Охотиться было так просто, что его всегда удивляло, почему леса не кишат охотниками, увешанными разнообразными трофеями и с толпой слуг за спиной, несущих еще десять раз по столько. Все, что требовалось от охотника, это взять лук и побольше стрел и вступить в лес. Остальное было делом техники. Встречаешь зверя, стреляешь, взваливаешь добычу на плечо (передаешь прислуге), идешь дальше. И так – пока не кончатся носильщики. Королевич Елисей, например, сразу же, как только начинал охотиться, убивал дичь не меньше кабана или оленя, про это везде написано, ну а если нет, тогда начиналось самое интересное. Да и народная мудрость "На ловца и зверь бежит" только подтверждала теорию Ивана. С народом не поспоришь. Как не такой уж далекий потомок далеко не первой династии венценосцев, царевич впитал это с молоком матери вместе с другими сокровищами лукоморского фольклора, как-то: "Яблоня от яблока недалеко падает", "С кем поведешься, с тем и наберешься", или "Мойте руки перед едой".
Впрочем, как бы то ни было, после часа блужданий среди чуждых ему деревьев неизвестной породы Иванушка в который раз уже начал подозревать, что, может быть, как это иногда бывает с народными изречениями, это подразумевало совсем не то, что говорилось открытым текстом, а что-нибудь совсем иное, к охоте отношения абсолютно не имеющее. Например, как он – к королевичу Елисею.
Создавалось впечатление, что в лесу, кроме него, нет и никогда не было ни одной живой души. Ни мышонка, ни лягушки, не говоря уже о какой-нибудь съедобной зверушке. Только круглая как каравай (царевич сглотнул слюну) луна начинала просвечивать сквозь синеющее небо над головой, да тишина, которую не в силах был заглушить даже шум, производимый перемещением незадачливого охотника, пронизывала лес. Царевич опустил лук, присел на поваленную сухостоину, уронил голову на руки и задумался.
Охотника из него явно не получалось, а вернуться в лагерь с пустыми руками после такого помпезного отбытия было просто невозможно. Никак.
"Нет, никто и слова не скажет, и Серый уже наверняка поджаривает на вертеле подстреленного глухаря (при этой мысли желудок Ивана зашелся в конвульсиях), НО НЕ МОГУ Я ВЕРНУТЬСЯ ПРОСТО ТАК – ЭТО СЛИШКОМ! В конце концов, это МОЙ поход, МОЙ единственный в жизни шанс доказать всем, и себе в первую очередь, что я чего-то да стою, что я – царевич, будущий правитель, витязь, которому не страшны никакие преграды! А книжки читать и дьячок может. А пока единственное, что я смог – это заблудиться, потерять все снаряжение, жить на милости Сергия и его сестры и попадать на потеху всем из одной нелепой ситуации в другую, еще более дурацкую. Слюнтяй. Раззява. Неудачник. Королевич Елисей постыдился бы даже признаться бы, что знаком с таким. Ничтожество. И если уж ничего хорошего из меня выйти не может, то..." – Иван невзначай поднял голову и остолбенел.
Согласно лучшим канонам повествования, шагах в десяти от него мирно щипал травку заяц.
Ничего не подозревающий упитанный грызун с завидным аппетитом (желудок заново забился в агонии) объедал какой-то кустик неопознанной травы и не обращал ни малейшего внимания на голодного хищника вида Царевичей, подвида Иваны, плотоядно впившегося в него глазами.
Охотник со всей возможной предосторожностью снова натянул тетиву и стал потихоньку подниматься. По зайцам из положения "сидя" не стрелял ни один из героев.
Хрустнула сухая ветка, невесть откуда взявшаяся под ногой. Ушастый вздрогнул и обернулся. Царевич, презрев условности, навел на него лук и уже был готов пустить стрелу, как вдруг...
Естественно, раз уж на то пошло, это "как вдруг" просто должно было случиться.
– Не губи меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь!...
Вот оно! Началось!
От неожиданности, что с ним такое вообще когда-нибудь могло произойти, пальцы Иванушки разжались, и лук с глухим стуком упал на траву.
А стрела с глухим стуком пригвоздила заднюю лапу зайца к земле.
– У-у-у-у!!! – взвыл заяц. – Ну я же просил!
– И-из-звините, – только и смог выдавить из себя потрясенный Иван.
– Так помоги же, чего стоишь, больно ведь! – потребовал косой, тихонько подскуливая.
– Я сейчас. Сейчас! – и царевич кинулся к несчастному животному. Из глав с триста сорок пятой по триста пятьдесят шестую "Приключений лукоморских витязей" он знал все о первой помощи при стреляных ранах – Елисей со товарищи и их враги применяли в них луки, арбалеты и прочие дротики через каждые десять строчек – и поэтому оказал ее энергично, эффективно и почти профессионально.
Через некоторое время заяц пришел в сознание. Дико скосив на царевича безумные глаза, неблагодарный длинноухий, не говоря ни слова, отчаянно вывернулся из его объятий, но раненая лапка подломилась, зайчишка жалко пискнул и завалился на бок.
Иван осмелился:
– Может, вас до норки донести?..
Зайца это почему-то рассердило, он презрительно фыркнул, дернул ухом, но потом он смилостивился:
– Ладно, неси уж, что с тобой делать...
– Вы извините, я не хотел в вас попасть, – виновато оправдывался царевич, неловко заворачивая косого в свой кафтан. – Я вообще ни в кого не хотел попадать, просто я растерялся, когда вы заговорили, я не знал, что...
– Ты еще скажи, что никогда оборотней не видел, – раздраженно проворчал заяц.
– А причем здесь... – и тут до Ивана дошло. – Так вы – оборотень?! Но я читал, что оборотень – это человек, который во время полнолуния превращается в волка или медведя...
– Это было бестактно, – сухо заметил длинноухий.
– И-из-з-в-вините, – Иванушка почувствовал, что если он покраснеет еще больше, то его лицо в темноте начнет светиться.
– Ничего. Направо.
– Ага, понял... – и, пытаясь загладить свою нечаянную бестактность, спросил: – А вы к знахарям обращаться пробовали? Или к колдунам? – Иван считал себя человеком просвещенным, поэтому про врачей он даже не упомянул.
– А ты как думаешь? – пробормотал заяц. – Под ноги смотри. Сейчас ручей будет. Конечно, обращались. С самого рождения ведь такой позор, – он обреченно вздохнул. – Все в голос говорят, что дурной глаз на меня был положен, порча третьей степени, ничего поделать нельзя. А недавно жена даже приволокла откуда-то какого-то лекаришку.
– Ну и?...
– Шарлатан, говорил же я ей. Истыкал всего меня иголками, крови выкачал больше, чем сосед Викула...
– Викула?
– Граф Викула, вампир. Вот, о чем это я? Ах, да, а потом три часа нес какую-то чушь про то, что в моем роду был какой-то Гена, который кому-то изменил, и из-за этого... Налево, через полянку... Потом все прямо... Тебе это о чем-нибудь говорит?
Ивану показалось, что он услышал в голосе оборотня слабую тень надежды. Ему было жаль разочаровывать своего нового знакомого, чья ситуация так была похожа на его собственную.
– Нет, ни о чем... Действительно, абракадабра какая-то. Но вы знаете, у одного моего друга сестра – ведьма...
– Хорошая?
– Вообще-то, я не уверен, может ли ведьма быть хорошей по определению, ведь это слово даже стало нарицательным в лукоморском языке и стало обозначать...
– Бестолковый. Я спрашиваю, хорошо ли она владеет своим ремеслом.
На "бестолкового" царевич в конце концов обиделся.
– Если через час меня не будет в лагере, через полтора часа она найдет меня где бы я ни был, и тогда вы лично сможете убедиться, насколько она хороша, – тщательно выговорил он и многозначительно замолчал.
– Так она путешествует с тобой?..