Имя нам – Легион - Сивинских Александр Васильевич. Страница 43

– Страшно, Капралов? – с ехидцей спросил меня кто-то, кажется, Волк.

– Непонятно, – отозвался я. – Что за представление? Психическая атака? Неужели они не видят нас? А транспортеры?

– Видят, конечно, – включился в переговоры Наум. – Только как опасность не воспринимают. Наверное, не приходилось еще сталкиваться. А средств массовой информации у них пока нет. Вот и прут напролом.

– Ну, сейчас мы им устроим! – с явным удовольствием воскликнул Волк.

В этот самый момент все и началось.

«Бамбуки» боевых перфораторов вдруг задрожали, заныли тонко, наклонились в сторону рачьего войска и метнули с макушек ветвистые грязно-зеленые разряды. Разряды впились в почву, охватывая скопление онзанов кольцом, сплелись в сетчатую стену с ячеями неправильной формы, запульсировали ритмично. Раздался громкий звук, похожий на вздох, и огромный участок тундры встал на дыбы, завернулся исполинским куском брошенной в огонь бересты и покатился к входу в канал: сминаясь, роняя комья земли, обрывки растительности и что-то еще – бесформенное, неприятное, мокрое. Транспортеры ринулись вслед, поливая оголенную почву слепящими, как сварочная дуга, струями пламени.

Я сглотнул и закрыл глаза. Это ужасное избиение напомнило мне почему-то старые художественные фильмы о войне, в которых десятки нацистских самолетов совершенно безнаказанно истребляли колонны вооруженных только трехлинейками советских солдат. И другие, более новые, документальные – о войне во Вьетнаме: с ковровыми бомбардировками, потоками напалма и облаками «оранжада».

Ветер донёс до нас огромные пластины жирной копоти. Одна прилипла к моему рукаву, ее мохнатый краешек шевелился точно живой. Я принялся оттирать ее перчаткой, но только размазал. Пятно походило на раздавленное насекомое. Почудился даже скверный запах, исходящий от него. Дьявольщина! Мне вдруг здорово поплохело.

Я откинул забрало, и меня вырвало.

– Закрой щиток, придурок! – зло сказал Генрик. – Блевать потом будешь. Если захочешь, я тебе даже компанию составлю, а сейчас вперед! – Он врезал мне ботинком под зад. – Вперед, Капралов, или я за себя не ручаюсь!

Я сплюнул, вытер рот тыльной стороной перчатки и опустил прозрачную броню. Транспортеры уже висели неподвижно. Проход исчез, заваленный огромной горой парящей земли с торчащими белесоватыми волосами корней. Легионеры медленно двигались, обходя распаханное пятно со всех сторон.

– Единичные онзаны могли остаться среди кустарника. Смотри в оба. Они, если заметят тебя первыми, жеманничать не станут. А убойная сила пищалей – тонны две, не меньше. Броня, конечно, спасет, но кости будут переломаны, как пить дать! – сказал Генрик уже гораздо более миролюбиво.

– Есть смотреть в оба, мастер сержант! – отозвался я и двинулся вперед.

Шагать по проволочному, хаотично перекрученному кустарнику было нелегко. Значительную часть времени я уделял не поискам уцелевших врагов, а непростой задаче удержаться в вертикальном положении. Поэтому встреча с первым настоящим, живым (вернее, полуживым) онзаном стала для меня полной неожиданностью.

Я едва не уткнулся в него носом.

Он дернулся, хотел убежать, но запутался в тенетах «брусники» и замер. Клешней у него уже не было. На их месте болтались трубчатые обломки с торчащими из рваных краев ярко-красными клочками мышц и сухожилий. Корявые ручки онзана были прижаты к телу, короткие узловатые пальцы судорожно сжимались и разжимались, он с присвистом кашлял – должно быть, стонал. Из четырех ног сохранилось только три, брюшко было изуродовано, наполовину оторвано, и только панцирь не пострадал. Так, грязь да пара царапин.

Он повернул в мою сторону улиточьи рожки, на концах которых мелко моргали морщинистыми веками слезящиеся глазки.

Его надо было убить.

Его просто необходимо было пристрелить – хотя бы из сострадания, мучается же, наверное, страшно! А я не мог. Меня опять начало тошнить. Я, оказывается, отвык от вида разорванной войною плоти, отвык совершенно.

– Эй, Капрал, ты не заснул? – раздался веселый голос Волка. – Пленных не берем, знаешь это?

Я утвердительно кивнул.

– Ну, так стреляй! Хули сопли развесил?!

Я мотнул головой, на сей раз отрицательно. Молча. Знал, если открою рот, прополощет наверняка. А я не хотел блевать сейчас. Перед кем угодно, только не перед Волком.

– Как знаешь. Тогда я сам.

Он подошел к онзану вплотную, шутовски помахал ему ручкой, упер ствол в середину розово-зеленой груди и выстрелил.

Онзана отбросило, и он рухнул в кустарник, задрав вверх конечности, которые почему-то так и остались торчать, не падая. Мы отошли уже далеко, а ножки все еще не поникли и подергивались конвульсивно, словно отбиваясь от кусачих летающих насекомых.

Мое внимание привлекло слабое шевеление слева. Сканер феромонов онзана не улавливал, только тепло. Я осторожно двинулся туда, полюбопытствовать, и вскоре сделался очевидцем местной трагедии. Не менее кровавой, чем разыгранная нами, но полностью к ней, нашей, безразличной.

Мускулистое, покрытое плотной пятнистой шерстью животное величиной со средних размеров собаку наслаждалось свежей дичиной. У хищника были две когтистые лапы, которыми оно прижимало жертву к плоскому камню и сложенные веером кожистые крылья, также покрытые короткой бурой шерсткой. Услышав мои шаги, оно обернулось и угрожающе зашипело. Черт, подумал я не без восхищения, какой великолепный уродец!

Более отвратительную морду трудно было представить. Собственно, морды, как таковой не имелось – только пасть, сходная с кошмарными пастями глубоководных океанских рыб, которой оканчивалась длинная толстая шея. Шея была в складках, а выдающиеся вперед шилообразные изогнутые зубы – два сверху и три снизу – в следах зубного камня.

Я замер.

Скотина успокоилась и продолжила трапезу. Вырывала из тела добычи изрядные куски мяса, и, дергаясь, прогоняла их по пищеводу. Горло при этом вздувалось, складки на нем натягивались. Распознать внешность добычи уже не представлялось возможным: «птичка» поработала на славу.

– Опаньки! – послышалось сзади. – Ни хера себе! А ну-ка, Капралов, отойди, я его сейчас грохну.