Имя нам – Легион - Сивинских Александр Васильевич. Страница 96

– За мной! – приказал я и быстрым шагом направился к балконной двери.

Светлана не двигалась. Она вцепилась в поясную пряжку брони и пыталась ее расцепить, что-то неразборчиво шепча. Судя по всему, назревала истерика.

– Этого только не хватало!

Подбежав к ней, я хлестко смазал раскрытой ладонью по щеке. Щека тут же запылала отпечатком пятерни, а Светлана всхлипнула. Я намотал на левую руку ее волосы, дернул.

– Возиться тут с тобой. Пошли, живо! Разведчица хренова…

Балкон был пуст. Под окном раскорячился труп с простреленной головой. Мы двинулись к лестницам, ведущим на крышу и в сад. Я решил укрыть пока Светлану на верху. Она стала мало-помалу приходить в себя.

– Лезь! – приказал я, отпуская волосы. – Шевелись!

– Нельзя, – начала было она, – нельзя их убивать… Филипп, ты не понимаешь!

– Все понимаю, – отрезал я. – Лезь, сказано!

«Ага, – думал я, напряженно всматриваясь в сад. – Заведи мне еще сейчас базары о ценности человеческой жизни, а я послушаю. А пока слушаю, меня, ухая, будут рвать на лоскутки эти самые «ценные». Ну-ка, ну-ка… Эт-то еще кто там такой бойкий? Никак с пушкой?»

Я выстрелил два раза подряд. Человек в саду повалился, роняя из рук что-то удлиненное и металлически блестящее. Светлана, подстегнутая грохотом выстрелов, наконец полезла куда было велено. Я вскарабкался следом.

– Ложись. Надень. – Я бросил ей шлем.

– Не убивай их, Капралов, – снова завела она свою бодягу; торопливо, скороговоркой, видя, что я уже ухожу. – Не надо, не убивай! Здесь какая-то ошибка, Капралов…

– Врагов убивают, девочка. Это необходимо. Я солдат, я знаю. Либо мы их прищучим, либо наоборот. Наоборот меня не устраивает.

– Капралов, они не враги. Этого просто не может быть. Не может! Откуда им взяться?

– Мне без разницы, – сказал я, стреляя по кронштейнам, крепящим лестницу к карнизу. – Пусть потом прозекторы разбираются, откуда эти твари взялись и кто они такие. Мое дело обеспечить морг работой. Чем я и намерен заняться.

Я оттолкнул лестницу, проводил ее полет взглядом, потом вернулся к Светлане и крепко поцеловал женщину в соленые губы.

– Не плачь, славная, не нужно их жалеть. Они начали первые, а я не из тех, кто прощает обиды. Ты, главное, не высовывайся, а сюда им не забраться.

Я подмигнул ей и шагнул к краю крыши.

Соскочив на балкон, огляделся. Слева ко мне крался небольшой человечек с быстрыми движениями хищного зверька. Я прыгнул ему навстречу, замахиваясь пистолетом. Он ловко увернулся; вместо его темени рукоятка рассекла воздух. Он тут же вгрызся зубами в мой бок, одновременно шаря цепкими пальцами в паху. Я заорал. От бесконечной жути и боли меня продрал мороз. Позволить противнику лишить себя одной из важнейших частей организма я не имел права. Да и ребра мне могли еще пригодиться.

На сей раз рукоятка пистолета нашла его макушку без труда. Кость мокро хрупнула. Он сразу же отвалился, и я внезапно понял, почему он был таким маленьким и юрким. Передо мною с раскроенным черепом лежал подросток – мальчишка, почти ребенок. Я тронул его за шею, пошарил вздрагивающими пальцами по тонкой коже. Пульс отсутствовал.

– Так, – сказал я. – Понятно. Дело дрянь, Капрал. Куда же ты смотрел, сука такой, когда его мочил?

Продолжить обвинительную речь не получилось, потому что какой-то чрезвычайно сообразительный разбойник послал в меня очередь из моего же АГБ.

Разрывы разбросало широко, да все мимо. Ближайшая граната шарахнула в стену примерно в метре над головой. Пробила, ушла внутрь и рванула где-то в доме. Какое счастье, что Генрик, светлая ему память, предпочитал для своей базуки бронебойные боеприпасы! Прилети сюда осколочный снаряд, моя башка, фаршированная сталью, уже валилась бы в сад вслед за остальным телом. Может быть, вместе, а может и раздельно.

Однако щепками меня все-таки посекло. Одна впилась в бровь, пробив мягкие ткани насквозь, и я весьма правдоподобно повалился на пол балкончика, живописно обливаясь кровью. Рядом с убитым подростком.

Пока я выдирал из кожи здоровенную шершавую занозу, стрелок освоился с доставшейся ему смертоносной машинкой, перевел огонь на одиночный и принялся гвоздить по дому в непосредственной близости от меня.

Пристрелить душегуба не было ни малейшей возможности. Балкон был обнесен по всему периметру сплошным волнообразным бортиком, из которого красиво вырастали легкие резные перильца. Бортик, очень удачно для меня вспучившийся полуметровым возвышением, служил, конечно, укрытием от головореза, но высунуть сейчас из-за него свой античный нос я не согласился бы ни за какие коврижки.

Мерзавец продолжал обстрел. Дом содрогался.

Рухнуло целое прясло перил. В полу, почти перед самым лицом, как по злому волшебству возникла чудовищная дымящаяся дыра. Увы, не настолько большая, чтобы в нее мог нырнуть плечистый мужик вроде меня. Осколки свистели все гуще. «Еще несколько секунд, – заметалась паническая мысль, – и этот гад размажет меня по стенке. Похоже, не поверил в мою кончину. Как бы его обдурить?»

В безумной надежде отвлечь внимание стрелка от своей особы я ухватил тельце пацана под мышки, перевернулся на спину, поджал ноги к груди и резким согласованным движением всех четырех конечностей вытолкнул труп вдоль стены.

Дуракам точно везет. Стрелок купился! Огонь перешел в менее опасную для меня вертикаль. Я перекатился через бок, встал на четвереньки и опрометью бросился вперед.

Опомнившийся злодей саданул вдогонку, но было уже поздно. Я кувырком ссыпался по лестнице и шмыгнул в кусты. Там вооружился пистолетом и пополз к гранатометчику. Он прекратил стрелять, затаился и ждал. Когда, по моим расчетам, до него остались считанные метры, я вскочил и понесся зигзагами вперед, выставив руку с пистолетом и наугад паля.

Грохотание «Хеклера» слилось в один оглушительный рев. Кровь из разодранной брови заливала мне глаз. Я мчался, ломая кусты и вопил, как сумасшедший: «На, на, на, сука! На, жри, пидар! На, падаль долбаная!»

Он не отвечал. Лежал мордой вниз и скреб волосатыми ручищами по траве. Мясистые ноги, торчащие из сбившихся трусов, расписанных овощами да фруктами, подергивались.