Драконовы сны - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 145

— Щит, конечно, да, — признал Жуга, ероша волосы рукой. — Мерзкая штука. Там обратное заклятие. Я бы догадался, если бы еще чуток подумал. Должен же он был чего-то защищать.

— Легко тебе рассуждать, — огрызнулся Хагг. — Тебе-то что — вам колдунам бы только докопаться, что к чему, а там хоть трава не расти.

— Ну, не скажи. Зря, что ли, я обратно-то полез? Ты, поди, еще и испугаться толком не успел. Скажешь нет?

Золтан промолчал. Во время катаклизма он был в доме.

Кнорр Яльмара добрался в гавань Цурбаагена по весне, к началу марта, как раз когда сошел прибрежный лед. Минуя бури и шторма, кораблик с честью выдержал поход и ныне был вытащен на берег для ремонта. Весь товар варяги сбыли, кое-что сейчас, а кое-что и прямо по пути — в Ирландии, в Британии и на Оркнейских островах. Но даже с учетом этого сделки и торговые дела заставили варяга задержаться в Цурбаагене. Что же до травника, то он, едва успев сойти на берег, первым делом заявился к Золтану и от него узнал о гибели Рудольфа. На следующий день он, Хагг и Тил отправились до Лисса, препоручивши Нелли попечению Агаты, благо та души не чаяла в девчушке и все не знала, куда ее усадить.

Вильям остался в Лондоне.

Темнело небо. Холод выползал из-под камней. Край солнца исчезал за лесом.

— Золтан, — запинаясь, сказал Жуга.

— А?

— Ты знал, что ты… что ты — черный лис?

— Да.

— А Герта… знала про себя?

— Да.

Опять возникла пауза.

— Напиться хочется, — Жуга втянул голову в плечи. — Черти лысые… Вы всегда все знаете лучше меня. Почему все так?

— Как?

— Так… Нелепо, — травник помолчал. — Вот Герта говорила… то есть, говорил: «Стоит ли верить в перемены к лучшему, если ради них ты и пальцем не пошевелил?» А если я пошевелил? И не пальцем, а рукой? ногой? мозгами? В лепешку разбился, а перемен все нет? Что тогда? Что-то крутится, вертится вокруг меня, а я ничего не могу понять. Почему так, Золтан? А?

— Не знаю, — тот пожал млечами. — Разве, помнится, мне Герта говорила как-то раз, что ты… ну, этот, как его… катализатор.

— Кто?!

— Катализатор, — повторил невозмутимо Золтан. — Это из алхимии. Такая, знаешь, штука, сама ничего не делает, вот только все другие вещи сталкивает лбами. Когда все вот-вот готово сдвинуться, но почему-то не сдвигается, тогда вот он и нужен, этот самый катализатор… Эх, Герты нет, она бы лучше объяснила.

— Да, в общем, ладно, — буркнул Жуга, опять отворачиваясь. — И так ясно, что ничего хорошего.

— Скажи, Жуга… Та девочка, она на самом деле Герта?

Травник пожал плечами.

— Я не знаю.

За время плаванья Нелли стала разговорчивей, общительней; в глазах ее проглянул интерес. Девчушка впитывала мир, как губка впитывает воду. И вместе с этим отдалялась от Жуги, как будто сторонясь всего, что связывало травника и Герту. А может, не поэтому, а просто по своей природе: так дочь, взрослея, сторонится и уходит от отца. Жуга не знал, как с ней теперь себя вести, и потому не вел никак. На вид ей было лет четырнадцать, в Исландии, в доме Сакнуса она впервые уронила кровь и потому занемогла по женской части. Жуга был рядом, но уже не так как раньше. Непрочный мостик дружбы и тепла, возникший между ними изначально, так и не смог окрепнуть. Но и не исчез совсем. Исчезло прошлое, включая ее знания и колдовские навыки, и вот привыкнуть к этому Жуга не смог, да и не очень-то стремился привыкать. И только иногда, когда накатывала грусть или задумчивость, девчонка становилась вдруг похожей на Гертруду. И память Нелли в эти дни бывала словно палимпсест, * где под написанными сверху строчками нет-нет, да проступали вдруг затертые слова. В такие минуты травник ее сторонился, боялся, что прошлое выскочит, сорвет печати старой памяти и вновь ударит. В конце концов, стрела ведь выполнила самое заветное желание Герты, и кто мог поклясться, что им не было желание забыть? Зато теперь все чаще Тил и Нелли были вместе, по ночам сидели на носу, и Тил рассказывал про звезды, про моря, про своего дракона, но никогда — про то, что было с Гертой. Про это Телли и Жуга условились молчать, и наверное правильно условились. Две недели тому назад, когда кнорр уже миновал Хук-ван-Холланд, Жуга впервые услышал, как она смеется.

— Может быть, пойдем? — в который уже раз предложил Золтан.

Жуга поправил капюшон плаща. Нахохлился.

— Не знаю. Ты иди. Я тут побуду.

— Я подожду тебя внизу. Зайду пока, куплю чего-нибудь поесть.

Травник дернул плечом: «Покупай», и тот неслышно ушел.

Небо из синего стало сине-зеленым. Багровел закат. Травник не видел всех его цветов, но все равно смотрел, как зачарованный. Туман клубился и густел, обретал очертания. Все становилось расплывчатым, значительным. Загадочным. «Рожденье года, — думал травник. — Почему начало завсегда такое блеклое? А ведь взять к примеру осень, так та наоборот — сплошная мешанина красок… Почему? Как будто кто-то хочет нарядиться в последний раз и после умереть.»

Земля внизу притягивала, поворачивалась медленно. Жуга сморгнул — впервые у него при взгляде вниз кружилась голова; он вздрогнул и поспешно отвел взгляд. Что-то изменилось, только перемены были незаметны. Как стихия воздуха, которая меняется незримо.

«Он что-то сделал, — подумал Жуга. — Он что-то сделал, тот дракон… Что-то сделал со мною. И я не знаю, что.»

За спиной раздались легкие шаги. Остановились.

— Прошлое — поделом, — проговорил Жуга, по-прежнему упрямо глядя вниз. — Это только кажется, что можно все начать с начала, на самом деле все возвращается. И жжется. Может, Герта и была права, когда хотела все забыть?

Ответили молчанием. Жуга напрягся. Обернулся тихо-тихо. Замер.

Пес был здесь. Поджарый, мускулистый, он стоял, расставив все четыре лапы, менее чем в четырех шагах за травником. На мгновение нахлынул страх, нахлынул и тут же прошел, сменившись безразличием. Пес не стремился нападать, он просто пришел и стоял. Шерсть рыжую покрыла ржавчина заката. Щурились глаза.

— Ну что ж, — проговорил Жуга, — все верно, ведь уже весна. Я так и думал, что один из вас придет за мной.

«Я пришел не за тобой»

— Мне все равно, — Жуга махнул рукой и отвернулся, на какое-то мгновенье потеряв к собаке интерес. Затем вдруг обернулся снова и вгляделся повнимательней.

— Постой. Так ты… из тех, что приходили за огнивом?

Кивок.

— Ах вот как, — травник закусил губу. — Так стало быть, Рудольф…

«Рудольф сам сделал свой выбор. Я тут не при чем.»

— Тогда чего тебе надо? Если причина в деньгах, то я тебе их верну, как только Яльмар уладит все свои дела. Или… Яд и пламя, неужели все-таки Натан их разменял?

«Оставь себе. Теперь мне уже ничего не надо. Я видел то, что я хотел увидеть. Можешь их менять и тратить — я больше не приду.»

Сны.

Травник на мгновение прикрыл глаза.

Что делал страж сокровищ в бездне сновидений? Для чего явился в город, если деньги теперь были не нужны?

Бездна наплывала. Сны вновь вели дорогой к имени. В который раз Жуга обдумывал все это и невольно поражался: каким же надо быть невероятным существом, чтобы пользоваться ею для игры!

— Эйнар, — сказал он наконец, открывая глаза.

«Да, это я.»

— Так стало быть, ты вовсе не дельфин.

Пес сел и стал чесаться словно самая обыкновенная собака. Встряхнул косматой головой. Глаза мерцали в сумерках как два фонаря. Большие такие глаза. Серьезные. И была совершенно человеческая тоска в их глубине.

«Чья вина, что Рудольф сочинил некрасивую сказку? Может, было бы и так, и я сейчас резвился бы в море, ни о чем не думая. Но он убил меня из-за угла, и вот тогда, наверное, мое желание поменялось. Я хотел лишь только отомстить. Все это время — отомстить за мою поруганную любовь. Отомстить — и больше ничего.»

Жуга опустил глаза. Долго молчал.

— Да, — сказал он наконец, — теперь я вижу, как мне повезло. Я мог бы стать таким как ты.

вернуться

36

Палимпсест — документ, где затерли старый текст, чтоб написать поверху новый. В средние века, когда пергамент был довольно дорог, переписчики использовали подобным образом старые куски по несколько раз.