Драконовы сны - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 146

«Твой наставник принял на себя стрелу, которая была предназначена тебе. Хороший учитель даже свою смерть превратит в урок. Помни это. И прости его.»

— За что?

«За то, что он тебя оставил.»

Травник встал и отошел от края площадки. Остановился перед псом.

— Ты знаешь Сны Драконов лучше меня, Эйнар. Можешь ты ответить на один вопрос? Всего лишь на один?

«Говори.»

— Заветное желание Герты. Какое оно было?

«Как и у всех. Чтобы ее любили.»

— И все?

«И все.»

— Оно… сбылось?

Пес каким-то странным образом ухитрился пожать плечами.

«Сильна словно смерть любовь. Тебе видней, Лис. Тебе видней.»

Травник неловко повел руками. Прошелся пятерней по волосам.

— Я говорил ему… ей… В общем, я говорил… Как думаешь, у эльфов и людей могут быть дети?

Ответа на последовало. Очертания пса вдруг заискрились и поблекли, и там, где только что стоял Эйнар, вдруг стали чернота и звезды.

Наступила ночь.

Растрепанное утро рвалось в окна пеньем птиц и свежим ветром, и еще каким-то странным, необыкновенным звуком, приходящим лишь во сне — звучаньем флейты-пикколо, звенящим радостным мальчишеским сопрано, звоном ручейков и свистом ветра в парусах. Еще звучал в нем дикий зов, восторг и упоение.

Жуга продрал глаза, одно мгновение лежал, соображая, что к чему, затем вскочил и бросился к окну, лишь чудом при этом из него не выпав.

Высоко над городом летал и пел дракон.

С тех пор, как Рик поднялся на крыло, он вытянулся, сделался большим и гибким. На шее и спине его прорезался остроконечный гребень, длинные отростки на макушке превратились в настоящие рога, блистающие, словно зеркала; на левом роге трепетал кумачовый флажок. Рик упивался воздухом, кружил, выделывал курбеты и нырял воздушным змеем, и при этом непрерывно выпевал свою затейливую песню торжества и подступавшей взрослости. Бока его играли золотым и красным. Восходило солнце, город был еще в тени, и потому все эти яркие цвета на фоне синевы небес казались невообразимо чистыми и светлыми.

Лиссбург просыпался. За то время, пока травник отсутствовал, руины разобрали, да и вообще вся улица Синей Сойки помаленьку отстроилась. Теперь повсюду жители распахивали окна и смотрели вверх. Одни поспешно прятались назад, другие же наоборот восхищенно охали и присвистывали. Народ выходил на улицы, карабкался на крышы.

Тил тоже был на улице, стоял у входа в дом и весело смотрел, как Рик выделывает в небе кренделя.

— Вот чудеса… — пробормотал Жуга. — Откуда он тут взялся? Ты позвал?

Телли обернулся и блеснул зубами. Рассмеялся звонко, весело. Подбросил на ладони тонкую отполированную палочку и протянул ее травнику. Тот машинально взял. Это оказалась свирель черного дерева, та самая, которую они когда-то вместе с прочим хламом унесли в чулан.

— Держи.

— Свирель? Зачем она мне?

— Это не свирель.

— А что?

— Манок. Когда тебе понадобится помощь, позови, и я приду. Рик услышит ее где угодно, даже если он уйдет играть обратно в сны.

— Ты… Погоди. Что значит…

— Я ухожу, — не дав ему договорить, ответил Тил. — Точней, не так: Нелли и я уходим.

— Но зачем?

— Так надо, — эльф пожал плечами и снова посмотрел наверх. — Память возвращается ко мне, и с каждым сном я все сильней понимаю, что это тоже — метод любви. Я теперь не усижу на месте. А она не хочет больше быть одна. Да еще и в том доме… Нет, ты только взгляни! Красавец, а?

— Говорят, — раздался сзади голос Золтана, — что город, над которым спел дракон, всегда будет богат, а жители его — счастливы.

— Это правда? — спросил Жуга.

Хагг пожал плечами:

— Так говорят.

— Так было, — вдруг вмешался Тил. — И даже люди помнят, что мы когда-то жили здесь. Я вспоминаю эту башню, слышу эхо — камни говорят, и эти камни уложил в ее основание мой народ.

— Толстуха Берта? — догадался травник.

— Да. Bear'ta. Ведь Рик не просто так нашел тогда подземный ход.

Золтан прикрыл глаза рукой от солнечных лучей. Дракончик пел.

— Зачем он это делает?

— Что делает? — не понял Тил. — Поет? Ну, ты даешь! Затем, зачем и все. Шлет весть по всем мирам, что он уже взрослый, и хочет жить, сражаться и любить.

— Да… — задумчиво проговорил Жуга, весь поглощенный мыслями о предстоящем расставании. — Это верно. Да. Но он ведь что-то выкликает? Или я не прав?

Улыбка Телли стала совсем уж хитрой.

— А разве ты еще не догадался? Имя!

Золтан и Жуга переглянулись. Тил по-прежнему смотрел на небо и не обращал на них внимания.

— Хозяин года, месяца, — задумчиво проговорил Золтан, — все это мне понятно. Пусть даже с чужих слов, но понятно. А он? — Здесь Хагг опять взглянул на небо, в котором резвился золотой дракон. — Он… кто? Хозяин чего? Века? Тысячелетия?

— Откуда же мне знать? — пожал плечами травник. — Заранее эпоху не измерить: у нее есть границы, но не сроки. Поживем — увидим. Меня беспокоит другое.

— Что?

— Тил собирается уйти. И Нелли хочет увести с собой. Я не представляю, что делать.

— А, — кивнул Хагг, — я знаю. Он мне уже говорил. Может быть, так будет лучше.

— Ты думаешь?

— Она решит сама. Пускай идут, у них и так осталось мало времени для счастья. Ведь ты же сам сказал, что близится война.

— Это Олле сказал, а не я. При том он ведь не сказал, когда она начнется.

— Лет через пять. А может, через шесть. Когда наш молодой король немного подрастет. Не знаю, кто с кем будет биться, но хорошего не жди. Пять лет мира — это по-твоему много или мало?

— Как сказать… — замешкался Жуга. — Наверное, все-таки, мало. Да, мало.

Они помолчали.

— Как ты думаешь, он справится? Сумеет защититься… защитить ее?

Ответить Золтан не успел: Телли вдруг обернулся на них. Черные глаза его сверкали словно бусины.

— Не надо трусить, Лис, — лукаво усмехнулся он. — Я справлюсь. Еще как справлюсь! А если даже я не справлюсь, Рик поможет. Пусть я слишком человек теперь, но прежде чем уйти, мне еще много надо разузнать и вспомнить.

Травник долго, пристально глядел ему в глаза. Вздохнул и помотал головой.

— Ох, Телли, — наконец сказал он, — чует мое сердце, натворишь ты дел… Ну что ж, если ты так решил, то иди. Перечить не стану.

Он отступил от двери. Солнечные лучи рванулись внутрь дома.

— Может, что-нибудь возьмешь на память?

— На память? — Телли на мгновение задумался. Кивнул. — Возьму. Вот эту вот сову. И это зеркало. Не жалко?

Травник улыбнулся.

— Забирай.

Силуэт дракона в небе замерцал, вдруг сделался нечетким и через мгновение исчез пред изумленными глазами горожан. И только песня продолжала литься сверху, помаленьку затихая, тая в светлой глубине. Жуга почувствовал томленье Бездны: Драконовы Сны замерли на миг в преддверии перемен. Где-то начиналась новая игра.

А Рик так и ушел, распевая свою новую песню.

И никто не знает, когда он спел последнюю.

And The Story Ends

МысШмидта— Анадырь

ноябрь 1997 — март 1999 гг.