Драконовы сны - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 46

Телли в замешательстве таращился на травника. Все сказанное не укладывалось в голове.

— Но Рик знает путь! Он же привез меня сюда…

— Рик — такой же мальчишка, как и ты. Он больше забавляется, играет, чем на деле что-то знает; он еще только учится быть настоящим драконом. Нам нужно все обдумать и вспомнить, иначе мы можем вынырнуть где угодно, а можем и вовсе не вынырнуть. Время здесь как будто спит, а там мчится вскачь. Нам некуда спешить.

— Я все равно не усну, — Тил помотал головой и приподнялся на локте, — я и так продрых весь день… Лучше расскажи, что было с тобой.

— Завтра. И так полночи прошагали.

— Я не устал.

— А я устал, — усмехнулся Жуга. — Так что — спи.

Змея ползла, свивая кольца в три петли одна внутри другой, чешуи громко терлись друг о друга. По песку за ней тянулся след, как будто здесь прокатилось толстое большое колесо. Наткнулась на палку. Остановилась. Подняла голову и посмотрела на мальчишку.

— На твоем месте я не стал бы это делать.

Телли вздрогнул и обернулся. Позади стоял Жуга.

— Она… ядовитая?

— Не то слово, — травник поправил на плече мех с водой. — Если укусит, я ничем не смогу помочь. Местные жители ее боятся как огня и называют «Молчаливая смерть».

— Молчаливая? — тупо переспросил Телли, потихоньку отступая назад и пряча палку за спину.

— Ну, да. У нее и голоса-то нет, одни чешуйки шелестят… Пойдем отсюда. Скоро жарко станет, да и Рик заждался.

И оба направились прочь. Змея несколько мгновений смотрела им вслед, затем поползла своей дорогой.

— Почему ты живешь так далеко от воды? — спросил Телли, нагоняя травника.

— Здесь опасно, — неохотно пояснил Жуга. — Ночью на водопой приходят звери. Гиены, львы…

— А в пустыне их нет?

— Нет.

И Жуга прибавил шагу. Некоторое время Тил старался идти вровень с ним, потом — просто не отставать, и ему стало не до разговоров. Цепочка островков зеленой растительности растянулась по пустыне с севера на юг. Всего их было пять или шесть — травник не знал, сколько именно. В одном из них было то самое соленое озерцо, в другом нашел себе приют Жуга, а в третьем он брал пресную воду — оттуда вытекал ручей, который после терялся в песках. Телли отполоскал рубашку и штаны от соли, но купаться в нем поостерегся, хотя ему очень хотелось; он еще слишком хорошо помнил, как выбравшись из озера, отдирал от ног пиявок. Ранки потом долго кровоточили.

Красно-желтые увалы дюн, слегка подсвеченные солнцем, тянулись на восток до самого горизонта. Воздух постепенно согревался. Мех с водой негромко булькал в такт шагам. Травник шел быстро, словно бы скользя по плотному песку, Телли же то и дело спотыкался, зарываясь чуть ли не по щиколотку. Рана на ноге тихонько ныла. Тил задумался. Гиены… Ему вспомнились эти ночные пятнистые твари, похожие на собак, и он невольно содрогнулся.

— Жуга, а почему — гиены?

— Я не знаю, — рассеянно ответил травник. — Это я их так, для себя обозвал. Из-за этого… Шнеллера. Хохочут уж больно похоже.

— А-а… А львы настоящие?

— Настоящее не бывает.

— Те, про которых в книжках пишут?

— Да. Но смотреть не советую, особенно ночью. Устал?

— Немного. Нога болит.

— Сейчас придем.

Рика в хижине не оказалось. Не было его и возле, лишь на камнях, где ему полюбилось сидеть, желтели пятна высохшего драконьего помета. Телли с беспокойством огляделся, но следов не обнаружил. На здешней жаре дракончик сделался необычайно деятельным.

— Опять удрал, паршивец, — вслух посетовал Тил. — Этак занесет его куда-нибудь, вообще потом не выберемся… или задрыхнет дня на три.

— Охотится, — пожал плечами травник, отбрасывая шкуру ото входа. — Радуйся, что хоть кормить его не надо. Он ведь теперь, поди-ка, много жрет?

— Порядочно, — признал Телли. — Как ты узнал, что это Рик?

— Скорей уж, он узнал, что это — я, — усмехнулся Жуга. Раздул огонь, налил воды в котелок и только после этого продолжил: — Он появился тут позавчера, пошатался в окрестностях и исчез. Драконы здесь не водятся, и я сразу подумал про твоего Рика, тем более, что морда была какая-то знакомая. Но Рик ведь так — мелочь, ящерица, а этот… А вчера он прибежал под вечер, под руку лезет, хвостом крутит. Чуть весь дом не снес. И за рубашку меня так и тянет. Я собрался и — за ним.

— Он полинял, — сказал Тил. — Недели с две тому назад, и сразу стал такой. Перепугал всех до одури. Бликса, так тот вообще умом тронулся… Ой, совсем забыл! — он встрепенулся. — Его же к нам те пятеро послали, чтобы за тобой следил…

— Бликса? — хмыкнул травник. — Занятно… А впрочем, дело прошлое. Скажи-ка лучше, Томас поправился?

— Кабатчик? Вроде, жив-здоров. Деньги недавно принес.

Закипела вода. Жуга занялся котелком и разговор угас сам собой. Тил побоялся лезть под руку и вновь принялся разглядывать жилище травника.

— Чьи это шкуры? — спросил он.

— Мои, — рассеянно ответил тот, помешивая варево.

— Откуда столько?

Жуга не ответил, вместо этого уселся, подобрал ноги под себя и некоторое время молчал, глядя в никуда. Телли сделалось слегка не по себе от этой его молчаливости — травник и раньше был немногословен, а теперь и вовсе каждое слово из него приходилось чуть ли не вытаскивать клещами. Хотелось расспросить его о том, о сем, но все вопросы вязли на зубах и застревали в горле. Мальчишка поразмыслил и решил пока не торопить события, тем более, что от котелка потянуло аппетитным парком, и Тил только теперь почувствовал, как он проголодался.

— Миска у меня одна, — сказал Жуга, — я не ждал гостей. Ешь. Я потом.

Обжигаясь, Телли торопливо опустошил и вылизал миску. Посмотрел на травника. Тот понял без слов:

— Еще?

— Угу, — кивнул он. Поколебавшись, протянул руку к горке сморщенных коричневых ягод и покосился на травника: — Можно?

— Ешь, ешь, — подбодрил тот. — Это финики.

Ягоды оказались сухими и слишком сладкими, у Тила сразу запершило в горле. Он глотнул воды и поморщился — вода была теплой, солоноватой и отдавала мертвечиной. Жуга перехватил его взгляд и сочувственно кивнул:

— Это от бурдюка. Дубов здесь нет, а на солнце шкуры сохнут плохо. Я тоже поначалу не мог привыкнуть, — он положил в подставленную миску еще каши и откинулся на шкуры. — Я хотел кувшин слепить, да глины не нашел. Местные жители тыквы сушат, или корзинки плетут для воды.

— Корзинки?! — Телли не поверил своим ушам. — Для воды?

— Да. Из травы. Они у них не протекают, — Жуга взял из горки финик и рассеянно повертел его в пальцах. Поднял взгляд.

— Почему ты решил, что Рик привезет тебя ко мне? — спросил вдруг он.

— Да это… — Телли прожевался, с трудом проглотил то, что было во рту и продолжил. — Он монетку приволок. Такую, как тогда, но только золотую. Ну, я и подумал… — Он порылся в кармане, нашарил там кусочек нагретого металла и протянул его Жуге: — Вот.

Тот взял ее, подбросил на ладони. Присмотрелся. Сжал кулак. На скулах его заходили желваки.

— Про монеты тебе Рудольф сказал?

— Нет. Понимаешь, я не сказал тебе вчера, но я все видел тогда в корчме. Я на крыше был. И как ты монеты у менялы выкупал, я тоже видел. Когда Рик ее принес, я сразу вспомнил про собак…

Он осекся и умолк, пораженный новой мыслью. Посмотрел на травника. Тот не ответил, подобрал пустую миску и положил себе каши. Съел ее все так же молча, запил водой, встал и снял с гвоздя свой меч.

— Пойдем.

— Куда? — не понял тот. — К собакам? Они… здесь?

— Это лучше увидеть, чем слушать рассказ.

На сей раз путь их длился долго, Тил успел по-настоящему устать. Дорога шла то по песку, то по траве, а иногда вдруг под ногой угадывался выщербленный камень мостовой. Откуда она могла здесь взяться, Тил решительно не представлял, и лишь когда из зарослей странного вида деревьев проглянули остатки циклопических сооружений, понял, что они стоят посреди развалин какого-то города.