ОСЕННИЙ ЛИС - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 35
Он не знал, что сказать – любой заранее продуманный наговор мог здесь в одинаковой степени как помочь, так и навредить. Нужны были слова. Много слов.
«Та– та-та, та-та, та-та-та, та-та…»
Ритм повторялся, раскатываясь дробно, гасил мысли. Он был главной частью старого колдовства, он был врагом, и его, во что бы то ни стало, надо было сломать. Жуга вдруг ощутил странное спокойствие и по какому-то наитию понял – решение верное.
«Колесо, колесо… Ко-ле-со, та-та, ко-ле-со, та-та…»
Жуга закрыл глаза, вздохнул и поднял руки.
Первые строчки наговора сложились как бы сами, дальше пришлось соображать прямо на ходу: останавливаться было нельзя.
Колесо – вперед колесо – назад
Знает скрип сердец правды-стороны
Каменей плечо – раздавить яйцо
Дорогим питьем не столованы
Не поймать в галоп уздечку
Не вернуть к истокам речку
Не связать не сломать -
Режьте сухожилия.
Стеблем пыхнет свеча
За раз степь отмечай -
Как ходил
Как искал
Что нашел
Теперь он открыл глаза, теперь уже ничто не могло ему помешать. Слова текли легко и свободно, как нижутся бусины на нитку. В них не было особого смысла, хотя каждое – и Жуга это чувствовал – было на своем, истинном месте, да и менять что-либо было уже поздно. Размер стиха скользил, скакал неровной лесенкой, меняясь через каждые несколько строф и в конце сходя на нет, куда-то пропадали смысл и рифма, прекращалось движение, и скрипучее мельничное колесо вдруг стало сбиваться, вращаясь неровными рывками; и вот уже не колесо задавало темп Жуге, а наоборот – Жуга колесу. С последней строчкой многолетний разгон вновь напомнил о себе, и Жуга вернулся к прежнему ритму, читая нараспев:
Обещай опять перья ощипать
Только вижу я – мы не встретимся
Ждут узлы ремней и укором мне
Где стучится кровь сохнет метина
И торопит буйный разум
Вспомнить сумрачное разом
Вспомнить запах травы
Обернуться к ясному
И излому луча
Без затей прокричать
Как ходил
Как искал
Что нашел
Жуга опустил руки и смолк.
Призрачная радуга исчезла.
Колесо остановилось.
* * *
Сперва не произошло ничего, лишь капала вода с мокрых плиц. Затем в ночной тиши вдруг послышался долгий протяжный вздох. Жуга поднял взгляд.
Стоящий перед ним был невысок и коренаст. Он походил на человека: руки, ноги, голова – все было на месте, и лишь короткая светлая шерсть, что покрывала его с ног до головы, не давала обмануться. Большие желтые глаза смотрели прямо, не мигая, и была в них какая-то долгая, почти что бесконечная усталость.
Послышался шорох. Жуга оглянулся и еле успел увернуться: Ила, босая, в мокрой, облепившей тело рубашке стремглав пробежала мимо, замерла на мгновение и бросилась мохнатому на шею. Тот улыбнулся – тихо, грустно, погладил ее по мокрым черным волосам и вздохнул. Ладонь у него была широкая, плоская, как лопата.
Наверху показался Олег. Покрутил головой и, завидев Жугу, торопливо сбежал вниз. Был он промокший до нитки и все никак не мог отдышаться – видно, бежал всю дорогу.
– Ты чего ушел и нам ничего не сказал? – пропыхтел он. – Девка переполошилась вся – меня растолкала, сказать ничего не может, только твердит: «Жуга, Жуга», да руками машет, а потом наружу как выскочит, и – бежать! Ну, я… Ой… – Олег вдруг осекся на полуслове, завидев незнакомца, и, присмотревшись, ахнул:
– Водяник!
Некоторое время они молчали.
– Так это он был в колесе? – шепотом спросил Олег. – Кто он ей?
Жуга пожал плечами, покачал головою устало:
– Не знаю…
– Когда-то он заменил ей отца, – громко сказал вдруг кто-то у них за спиной. Друзья вздрогнули и обернулись.
Геральт.
* * *
Его сутулая, затянутая в черное фигура возникла на берегу словно бы ниоткуда. Олегу вспомнилась их первая встреча – точно также ведун стоял тогда и молчал, разглядывая их обоих, невысокий, сухопарый, седой как лунь; за спиной – всегдашний меч. И лошадь, наверняка, где-то рядом околачивается…
Совершенно неожиданно для себя Олег разозлился. Сейчас он готов был драться с ведьмаком голыми руками, и чихать он хотел на его меч.
– Что ж ты встал? Делай свое дело, проклятый ведьмак!
Ведун покачал головой:
– Я не за вами.
– Не за нами?! – Олег оглянулся на девушку. – Ах, вот оно что… Ила… Нас не дорезал, так на ней отыграться решил? Оставь девку в покое!
– Ила? – вдруг переспросил Геральт и усмехнулся.
Олег набычился.
– Ну, да. Так ее зовут, понял?
– Ее зовут Мария, – вмешался неожиданно Жуга. – И вообще, помолчал бы ты лучше, пока все не испортил… – Он повернулся к Геральту. – Что скажешь, ведун?
Тот кивнул:
– Эльза-Мария фон Ротенвальд, старшая дочь и единственная наследница графа Вильгельма фон Ротенвальд. Девять лет тому назад она пропала в лесу совсем еще девчонкой, и вот…
– Тебя нанял ее отец?
– Да.
– Понятно… – Жуга потер подбородок и тоже умолк.
Ила обернулась.
– Спа… спасибо… – проговорила она и улыбнулась. В глазах ее были слезы. – Спасибо…
– Девять лет… – задумчиво проговорил Жуга. – Она, должно быть, совсем отвыкла от людей. Лес – ее дом.
– Она – человек, – сказал Геральт, подойдя ближе, – и место ей среди людей. все эти годы отец верил, что она жива, и искал ее.
– А ты кто такой, чтобы решать ее судьбу? – возразил Жуга. – Все эти годы водяной растил ее и заботился о ней. Спроси у него, надо ли ей уходить.
Заслышав, что разговор зашел о нем, старик-водяной поднял голову. Густые светлые усы раздвинулись, в бороде проглянула улыбка. Он кивнул, и выдохнул тихо:
– Да…
До Олега наконец дошло, что сегодня, видно, убивать уже никого не будут, но понять, что происходит, он все еще не мог.
– Эльза-Мария… – пробормотал он, растерянно глядя то на водяного, то на Геральта с Жугой. – Ничего не понимаю… Вы что, сговорились, что ли?
Шли минуты, и вдруг ночной лес осветился ярким трепещущим заревом; Олег обернулся поспешно и ахнул: мельница горела. В узком оконце жаркими багровыми язычками плясало пламя. Крыша уже занялась, еще миг – и щепа на ней запылала, шипя и потрескивая.
– Матушки мои!!! – Олег схватился за голову и суматошно забегал вокруг. – Мельница! Моя мельница горит!
– Это я поджег, – спокойно произнес Геральт.
Олег вытаращил глаза.
– Ты?! Зачем?!
Геральт пожал плечами.
– ЗАЧЕМ, я тебя спрашиваю?!
– Так надо.
– Надо?! – взвыл Олег и подпрыгнул в бессилии. – Чтоб ты сдох, проклятый ведьмак! Красного петуха! мне! у, сволочь! Не зря вас все ненавидят! Да что же это такое делается…
Жуга поднял голову и с минуту молча смотрел на пожар. Повернулся к Олегу.
– Пускай горит, – сказал он. – За эти годы стены так напитались злом, что и огонь все не вытравит… Пускай горит.
Мельница к тому времени уже пылала вся, целиком, словно большой смолистый факел. Даже не по себе становилось от того, как ярко горели отсыревшие бревна. Олег глянул на нее и как-то сразу притих. Шмыгнул носом, глянул на Илу, глянул на Геральта и опустился на траву, обхватив голову руками. По небритым его щекам текли слезы.
– Легко тебе говорить… – сдавленно сказал он. – А я… А мне… Эх! И откуда ты только свалился на мою голову? Откуда вы все свалились на мою голову?! Эх вы-ы-ы…
* * *
Ломая над лужами тонкий лед нового дня, по стылой осенней дороге шли трое. Два путника – рыжий и белокурый, шли бок о бок, третий – широкоплечий черноволосый детина, держался чуть позади, ведя в поводу гнедую оседланную лошадь. На лошади кто-то сидел: под несколькими слоями одеял угадывалась хрупкая девичья фигурка.
Слышался разговор.
– …на развилке надо на север сворачивать, – неспешно пояснял Геральт, указывая рукою, – и добираться лучше окольной дорогой. Я через старый кромлех ехал, но вам туда лучше не соваться.