ОСЕННИЙ ЛИС - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 42

Вацлав содрогнулся:

– Ну уж нет! хватит лукавого дразнить. В огонь их, в плиту! Да слышь-ка, – он замялся, – а ну, как вернется эта пакость?

Тот покачал головой.

– Ну, спасибо тебе! Век благодарен буду, – он сунул кукол в карман. – Ты как насчет денег? Двадцати менок хватит? Сочтемся, а? Вот и славно, за мной не залежится. А сейчас, такого дела ради надо бы это… того… пропустить по кружечке. Пошли-ка в дом, друг Жугуц, отпразднуем!

Жуга поднял голову.

– Жуга.

– Что? – обернулся Вацлав.

– Меня зовут Жуга, – хрипло сказал тот и, повернувшись, зашагал вниз по улице.

* * *

Збых проснулся ближе к вечеру и долгое время лежал недвижно, глядя, как трудится в темном углу под потолком паук над своей ловчей сетью. Рваной шелухой опадали остатки странных, непонятных снов. Шум в голове прошел, и лишь слабость, противная и доселе совершенно кузнецу незнакомая, мешала нормально думать и двигаться.

Хлопнула дверь, и вошел Жуга, отряхивая снег.

– Давно проснулся? – он скинул полушубок и подошел ближе, протягивая к печке красные с мороза ладони.

– Только что, – Збых приподнялся и сел. Голова закружилась.

– Есть хочешь?

– Пожалуй…

Жуга полез в печь, вытащил чугунок с похлебкой. Разлил в две тарелки, отрезал хлеба. Рассеянно черпая перепрелый суп, Збых едва ли одолел половину и отодвинул миску. Жуга же вообще к еде не притронулся; мрачный и взъерошенный, он сидел, задумчиво подперев голову рукой, и молча ковырял ложкой в густом вареве. Покосился на Збыха.

– Ты как?

Кузнец прислушался к себе.

– Да вроде, ничего…

– Голова не болит?

– Нет… Только вот слабый я какой-то.

– Это пройдет.

Некоторое время оба молчали. Збых поправил подушку и снова лег. Посмотрел в угол – паук закончил свою работу и теперь скорчился черной точкой в центре паутины. Кузнец усмехнулся.

– Четыре буквы, – сказал он.

Жуга поднял голову:

– Что?

– Я говорю, что четыре буквы. Па-ук – четыре буквы.

– Какой еще паук?

– Да вон, в углу…

Жуга посмотрел в угол.

– Ну и что?

Кузнец пожал плечами и снова усмехнулся:

– Чудно… Грамоты не знаю, а тут – какие-то буквы… С чего бы это, а? – он помолчал. Поднял голову. – Слышь, Жуга…

– Что?

– Вчера ночью, в церкви… Это на самом деле было, или нет? Или мне все это приснилось?

Жуга вздохнул и помотал рыжей головой.

– Дорого бы я дал, чтобы все это оказалось сном… – хмуро сказал он.

– И все таки, что ты там натворил?

– Долго рассказывать, – сказал тот, отведя взгляд.

– Нет уж, друг, начал – так договаривай. А иначе и начинать не стоило. Все равно спешить-то некуда.

Жуга поскреб в затылке.

– Правда твоя, – признал он. – Ну, слушай.

Рассказ и в самом деле был долог. Обхватив колени, Збых молча слушал, как двое путников заночевали в лесу, и как проснулся под утро только один.

– Понимаешь, – сбивчиво объяснял Жуга, с трудом подбирая слова, – что-то тут не так. Как будто кто-то… помог ему умереть, что ли… Вот я и решил дознаться сам.

Збых задумчиво потер небритый подбородок и поморщился, когда заскорузлый ремешок оцарапал щеку.

– А в церкви… что было?

– Девять дней еще не прошло, – хмуро сказал Жуга, – его душа покамест где-то рядом обретается. Я хотел… чтобы Вайда сам сказал мне, что с ним случилось.

Збых похолодел.

– Так стало быть, та тень… – Он умолк, не договорив.

Жуга кивнул.

– Не подумал я. Мне-то ничего не грозило – у меня оберег был… Но кто же знал, что ты за мной увяжешься! – он усмехнулся криво, постучал пальцами по столу и добавил, немного погодя: – Был я тут сегодня у одного, так он тоже все твердил без конца как дурак: «Кто ж знал! Кто ж знал!»Вацлавом кличут, в крайней избе живет. Знаешь его?

– Рудаха? – настороженно переспросил Збых. – Как не знать! Каким это ветром тебя к нему занесло?

– Да так, – Жуга махнул рукой, – нежить у него баловала, ну, он меня и попросил помочь.

– Нешто повывел?

– Угу. А что?

Збых откинулся на подушку, покосился недоверчиво:

– Батюшка наш, Алексий тоже пробовал помочь. Святить его избу хотел, так они в него, слышь, поленом с печки запустили…

– Да? – усмехнулся Жуга. – Ну, меня-то веником приласкало.

– Повезло… А Вацлав этот – куркуль, каких мало. Снега зимой не выпросишь.

Жуга пожал плечами:

– За то и пострадал. Может, хоть это его чему-нибудь научит.

Збых снова умолк, глядя в потолок. Паук был все там же, в углу.

– Да что ты уставился на паука своего? – не выдержал Жуга.

Кузнец рассмеялся.

– Да вот, подумалось вдруг… Странность какая: букв четыре, а ног – восемь… Представляешь:

Четыре буквы, восемь ног

Нашли укромный уголок,

Где и темно и тесно

И можно жить чудесно…

Что– то хрустнуло. Кузнец умолк на полуслове, глянул на Жугу. Тот сидел недвижим, с лицом белым, как простыня, сжимая в пальцах обломки деревянной ложки.

– Слышь, Жуга, – смущенно пробормотал Збых. – Не пойму никак, что со мной. Я ж сроду ничего такого не слагал… ни единой вирши…

Он помолчал, кусая губы. Провел рукой по одеялу.

– Жуга…

Ответа не последовало.

– Мне страшно, Жуга!

Тот поднял голову:

– Мне тоже.

* * *

На следующий день, рано утром объявилась збыхова сестра. Она ворвалась в дом, стремительная, словно ветер, дверь едва успела хлопнуть у нее за спиной, а та уже скинула шубу, и уселась возле брата. Жуга даже не сразу понял, что происходит.

– Ружена, ты? – Збых приподнялся на локтях.

– Лежишь, Збышко? – Она поправила на нем одеяло. – То-то я гляжу, в кузнице нет никого. Захворал?

– Есть немного… – с неохотой признал тот. Обернулся. – Жуга, познакомься – это сестра моя, Ружена… Ружена, это Жуга.

Та посмотрела с любопытством.

– Это ты вчера у Рудаха побывал?

– Я, – кивнул Жуга. – А откуда ты знаешь?

– Вацлав про тебя все уши прожужжал… – Она снова повернулась к Збыху. – Он что, живет тут у тебя?

– Пока – да… А что?

Та пожала плечами.

– Да так. Ничего. – Она встала, поправила волосы. Подошла к столу. – Что тут у вас? Щи? еще и прокисшие, небось? Ну, так и есть! Эх, мужики, мужики… Не додумались на холод выставить.

– Чего их выставлять-то? – проворчал Збых. – Новые сварю.

– Уж ты сваришь, как же, от тебя дождешься… Жениться тебе надо, братец, вот что я скажу.

– Еще чего! – Збых поежился. – Мне и с тобой-то сладу нет. Целый день спину гнешь, понимаешь, на хлеб не хватает, а тут еще бабу себе на шею повесить… На себя посмотри.

– Поговори у меня… Веник где?

– Черт его знает…

– Вон, за печкой, – вмешался молчавший доселе Жуга, который примостился на скамейке в углу и с интересом наблюдал за происходящим. Ему нравилась та веселая кутерьма, которую Ружена развела вокруг больного брата, да и сама она была хороша собой – стройная, с русой косой, задорными голубыми глазами, и острая на язык, что, правда, ей даже шло. Работа так и спорилась в ее руках. Она в момент растопила печь, поставила греться воду, вымыла полы в избе и, в довершение всего, напрочь смела паутину в углу вместе с пауком.

– А ты, Жуга, чего сидишь? – с усмешкой обернулась она. – Ты-то, вроде, не больной. А ну, лезь в погреб. Капусты зачерпни из бочки, да туесок с брусникой захвати – там, в углу стоит…

Наконец, все утряслось. Изба засверкала чистотой, Збыха переодели в чистую рубаху, а вскоре и обед поспел.

Збых ради такого дела выбрался к столу. Жуга поглядывал на него с некоторой тревогой, но тот на сей раз съел все и даже добавки попросил. Потянулся за хлебом.

– Это что? – Ружена кивнула на ремешок.

– Это? – Збых кашлянул смущенно. – Так… Жилу растянул.

– Растянул, говоришь? – Ружена нахмурила брови. Посмотрела на брата, на Жугу. Тот поспешно отвел взгляд. Вздохнула. – Ох, что-то темните вы, хлопцы… Салом смажь, а то руку сотрешь.