ОСЕННИЙ ЛИС - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 83

«Как бы не помер парнишка…»– вдруг беспокойно подумал Атанас, оделся спешно и прошлепал босиком к нему.

– Ты, Атанас? – жена выглянула из-за печки. – Чего вскочил?

– Как он?

– Да живой вроде… Дышит.

– А этот… рыжий где?

– На двор ушел.

Атанас присел у лавки. Отогнул край одеяла.

Малец, похоже, спал. Лицо его, и без того худое и бледное, казалось, еще больше заострилось со вчерашнего, зато царапины и ссадины исчезли, будто их и вовсе не было – даже следов не осталось. Атанас поскреб в затылке, хмыкнул и потянулся было глянуть на его руки, да под повязкой было ничего не разглядеть; а когда он перевел свой взор обратно, глаза мальчишки были открыты.

– Очнулся! – ахнула жена.

Губы паренька беззвучно шевельнулись.

– Что-что? – Атанас склонился ниже.

– Во… воды…

– Пить просит, – повернулся к жене Атанас.

– Я сейчас! – засуетилась та. Принесла квасу в кружке. Приподняла ему голову.

Парнишка с жадностью глотнул разок, другой, и вдруг закашлялся, забился в судорожных корчах. Согнулся пополам. Питье потоком хлынуло обратно, заливая одеяло. Атанас невольно отшатнулся.

Дверь хлопнула, и тут же, словно чертик из коробочки, откуда ни возьмись вдруг выскочил Жуга. Глянул на растерянного Атанаса, и понял все без слов. Шагнул вперед, протягивая руку: «Дай сюда!»– глотнул из кружки, выругался.

– Ч-черт!… – он обернулся к атанасовой жене. – Неси воды!

Та опрометью бросилась к бадье. Занавеска наверху зашевелилась, любопытные ребячьи головы свесились с печки, привлеченные суматохой. Растревоженный Дьердь тоже сел на лежанке, на слух пытаясь распознать, что там случилось.

Теперь найденыш пил долго, не отрываясь, и лишь опустошив не меньше кружки, успокоился и затих, откинувшись на изголовье.

– Чего это с ним? – спросил опасливо Атанас.

– Нельзя ему, – хмуро бросил в ответ Жуга. – Ни квасу кислого нельзя, ни молока… Я после для него питье приготовлю.

Выглядел рыжий странник изможденным и усталым, возле глаз неровными кругами залегла синева бессонной ночи. Атанас помолчал. Пожевал губами. Покосился на жену – та как раз отвернулась – и понизил голос.

– Слыхал я, будто оборотни тоже кислого на дух не переносят, – начал он. – Уж не из них ли малый-то?

Травник лишь отмахнулся устало:

– Не мели чепухи.

* * *

К полудню заявился деревенский Голова. Дородный, белобрысый, в новеньком зеленом полушубке, он ввалился в хату к Атанасу, как к себе домой, а перед этим добрых пять минут колотился у запертых ворот, пока ему не отворили.

– Здорово, Атанас! – с порога начал он. Прищурился, оглядывая горницу. – Никак, я вижу, гости у тебя?

– Бывай здоров и ты, Богдан, – кивнул в ответ хозяин. – Марица! – кликнул он жену. – Поди-ка собери гостям на стол… Чего пришел-то?

– А то как будто сам не знаешь! – усмехнулся тот. – Что за карусель вчера тут у тебя крутилась? А? Соседей всех перебудил… – Он покосился на Жугу, на Дьердя, спящего в углу. – А вы кто будете такие?

– Странники прохожие, – ответил за обоих Атанас. – Пустил я их вчера заночевать.

– Ага… Заночевать, значит… Так-так…

Пятная дегтем от сапог скобленый пол, староста направился к полатям.

Дьердь приподнял с лежанки перевязанную голову.

– Что за шум? – спросил он, сморщился и сел, нашаривая саблю в изголовье. – Кого там принесло? Начальство что ль какое, деревенское?

Богдан поспешно сдал назад.

– Ну ты, не очень-то! не очень! – он нахмурился, поправил за поясом плеть – короткий кожаный канчук. – Ты кто таков? Почто башку тряпицей замотал? Боишься, как бы не признали ненароком?

– Ты погоди кричать, – вмешался Жуга. – Незрячий он. В охране службу нес у графа одного, боярина вельможного, там зрение и потерял.

– У графа, говоришь… Ну, ну… – Богдан шагнул к печи. Приподнял одеяло. – А этот?

Жуга медленно встал.

– Парнишка там. Собаки его покусали. Не тревожь.

– А ты мне не указывай! – огрызнулся тот. Всмотрелся пареньку в лицо. – Не наш, вроде… – пробормотал он. – Точно говорю – не наш… Ночью, стало быть, прибежал. Ну-ка, вставай! – Он наклонился и потряс мальчишку. – Ты чей? Откуда?

Рука Жуги легла Богдану на плечо.

– А я говорю – не трогал бы ты его, – глухо сказал он.

– Что?! – староста рванулся, наливаясь кровью, и выхватил плеть. – Ты… Ты на кого руку поднял? Пошел прочь, погань!

Канчук взвился упругой змейкой. Жуга шагнул в сторону, вскинул руку, рванул, и через миг Богдан уже ошеломленно смотрел, как странник сматывает с кулака его плеть.

– Шел бы ты… по своим делам, – процедил Жуга сквозь зубы. – Староста… А мы здесь уж как-нибудь сами разберемся.

Богдан, похоже, понял, что шутки кончились. Одно дело – поднять руку на безответного странника, совсем другое – на разъяренного горца. Староста посмотрел на Дьердя, на Атанаса, и попятился к двери. Нашарил шапку.

– Ты об этом пожалеешь, рыжий! – угрюмо сказал он.

– Иди, иди… – кивнул Жуга.

Дверь за ним захлопнулась. Жуга некоторое время стоял, вертя в руках отобранную плеть. Посмотрел на спящего мальчишку.

– Дьердь! – позвал он, не оглядываясь.

– Что? – слепой повернулся на голос.

– Выйдем. Поговорить надо…

* * *

На улице потеплело. Снег таял, черный и слежавшийся, земля кое-где уже просохла. Людей близ хаты было не видать.

– Сволочь какая, – пробормотал Жуга, когда дверь за ними закрылась. Потер багровое запястье – след от канчука.

– Богдан? – Дьердь повернул голову.

– Ну, да. Не Атанас же… И как только народ такого выбрал?

– Известное дело, – усмехнулся тот. – Одних запугал, других подкупил, а третьи – вслед за остальными. Чего звал-то? Говори.

– Что про парнишку скажешь, Дьердь?

Ответил тот не сразу.

– Соврал небось хозяину-то? – спросил он наконец.

– Соврал, – признался Жуга.

– Мальчишка что, и вправду волколак?

– Все может быть, – Жуга ответил с неохотой. Нахмурился. – Наверняка сказать не смогу, но очень похоже на то.

– Вот как? – Дьердь покачал головой. – Да… Взглянуть бы! Никогда оборотня не видел.

– Даст бог, еще увидишь.

– Хорошо бы… – Тот вздохнул. – А ну, как не помогут травы твои?

– Помогут. Иначе – стал бы я с тобой возиться. Так что делать будем?

– Уходить надо.

– А малец?

– А что – малец? Он кто нам – брат, сват? Отлежится, сам уйдет… А у нас своя дорога.

Жуга нахмурился.

– У парня ран до черта… – сказал он. – Я смотрел утром – царапины уж затянулись, а иные – так и вовсе зажили, а укусы до сих пор кровятся. Да и жилы – целы, нет ли – не знаю… Здорово его погрызли. А староста этот не сам пришел. Поселяне подослали разузнать. Если парня здесь оставить, несдобровать ему. Оборотень он, там, или нет – это дело десятое. Разбираться не станут, просто пришибут, от греха подальше, пока не оклемался… Да ладно бы одного его! – Жуга помрачнел, – до Атанаса доберутся, дом сожгут… Жену, детей – на колья всех поднимут…

На сей раз слепой молчал довольно долго, а когда заговорил, голос его уже звучал не так уверенно.

– Так что, нам, выходит, с собой его забрать, что ли?

– Выходит, что с собой…

Жуга сказал это и смолк, сам слегка озадаченный.

– Ох, рыжий, все никак тебя я не пойму… – задумчиво проговорил Дьердь. Оперся локтем о перила. – Все ходишь, ищешь гнезд пчелиных. Вот погоди – нарвешься на шершней. Волколак ведь!

– Так и так – нельзя парнишку оставлять.

– Мало тебе со мной возни?

– Да о тебе и речи не идет, ты еще дешево отделался. Считай, что повезло.

– Это тебе тогда повезло! Меня на саблях сам Кришан не часто одолеть мог. Паршивец ты все таки. В глаза… – Он тронул перевязку.

– А ты подумал, каково мне было? Охотничек…

– Мне думать не положено – мне платят, я служу.