Катастрофа - Скобелев Эдуард Мартинович. Страница 5
КАТАСТРОФА
Роман
Война между ядерными государствами ставит под вопрос
существование человеческой цивилизации. Любые попытки
изменить стратегическое равновесие сил, любые провокации
не только бессмысленны, но и преступны.
Из газет
Я объявляю Россию вне закона. Бомбардировка
начнется через пять минут.
Рональд Рейган
«Подлинная жизнь отсутствует. Мы пребываем вне мира».
Артюр Рембо
В столицу Атенаиты я прибыл из Порт-Морсби на самолете компании «Острэлиэн Эрлайнз».
Подлетая к острову с севера-запада, со стороны залива Татуа-бэй, я восхищался океанской синевой, чуть мутноватой из-за обильных испарений, и нежными кружевами прибоя у коралловых рифов. Конечно, я уже перечитал все, что мог, об этом государстве. Запомнилось, что Атенаита по площади в три, а по населению в полтора раза больше Сейшельских Островов, но какова площадь и население Сейшел, я не имею понятия, — глупые знания, какими нас в изобилии пичкает цивилизация во всех областях. Мне известно, например, что никотина пачки сигарет «Кэмел» достаточно, чтобы убить аравийского верблюда; что на американских базах в Западной Германии полно ракет, боеголовка которых разделяется на четыре самостоятельных заряда, и каждый заряд в десять раз превышает по мощности бомбу, сброшенную на Нагасаки…
Сравнительные данные позволяют мистифицировать все на свете, проще говоря, дурачить обывателя. Из предвыборных речей доктора honoris causa Шванценпфеффера, который, очевидно, до сих пор возглавляет магистрат в моем родном городке, я узнавал, что съедаю масла в 2,3 раза, а печатной продукции поглощаю в 4,8 раза больше, чем средний житель Австрии до второй мировой войны, зарабатываю в 4,1 раза больше, чем нынешний турецкий поденщик в странах Центральной Европы, а по сравнению с аборигенами на Гаваях выпиваю в 7 раз больше пива и в 1,8 раза больше крепких алкогольных напитков. Разумеется, и объем моих гражданских прав тоже намного превосходит гражданские права жителей Лапландии времен Амундсена…
Самолет, накренясь, резко пошел на снижение. Меня поташнивало, как в скоростном лифте. В иллюминаторе мелькнула сплошная зелень тропических лесов, лишь кое-где рассеченных скалами и руслами рек. Какая-то из них ослепительно вспыхнула в лучах солнца…
Кроме сравнения с Сейшелами, я помнил, что с людоедством в Океании давно покончено и последний, кого достоверно съели, — миссионер Томас Бейкер. В 1867 году его зажарили на островах Фиджи вместе с ботинками, причем, как свидетельствует хроника, каннибалам пришлись по вкусу особенно ботинки…
Большинство пассажиров летело в Полинезию, в Паго-Паго и Папеэте. На аэродроме в Куале выгрузились, кроме меня, крепкие парни в оливковых шортах, католический священник, служащий местного банка, коммивояжер-австралиец, мой сосед по креслу, и пара темно-шоколадных папуасов.
Из Канберры я дал телеграмму, и меня встретил у таможенного барьера Куйна, чиновник канцелярии государственного совета Атенаиты, сносно изъяснявшийся по-английски. Посчитав, что утомительное мое путешествие в общем завершено, я почувствовал нестерпимую духоту и с удивлением обнаружил, что небо заволокли громоздкие и низкие облака. Распорядившись насчет багажа, мы вышли через крошечное помещение аэровокзала к площадке для парковки автомобилей, выложенной бетонными плитами. Отсюда начиналась единственная приличная дорога на острове, и связывала она аэропорт с городом и город с причалом, где могли швартоваться не только торгово-пассажирские шхуны, но и крупные сухогрузы. Куина не без хвастовства объяснил, что аэродром, дорога и причал — дар правительству от «Интернэшнл индепендент девелопмент бэнк», получившего за то право на геолого-разведочные работы.
Сложив чемоданы в потрепанный желтый лэндровер, Куина повез меня в отель, за нескончаемой болтовней опасно отвлекаясь от руля. Правда, дорога была свободна, нам встретился всего лишь один автобус и пара велосипедистов, но ехать на большой скорости при проливном дожде, какой неожиданно начался, было весьма опасно. Я попросил сделать остановку. Но едва мы остановились, дождь прекратился.
В русле реки, подле которой я разминал ноги, бурлила, прибывая, грязно-желтая вода. Берега позарастали колючим кустарником и мангром — их корни буквально торчали из земли.
Слева от дороги тянулись холмы, вдали синели горы. Оттуда сползал клубами густой туман, похожий на дым костров.
Пока Куина пропадал в кустах, к машине подошел вымокший старик-меланезиец с мешком, в котором повизгивал поросенок. Глаза усталого путника были красноречивее слов. Но Куина, застегивая ширинку, грубо прикрикнул на старика, и тот побрел дальше, пугливо оглядываясь.
Заметив мою неловкость, Куина пустился в рассуждения о том, что бензин подорожал и даже членам государственного совета запрещено пользоваться служебным транспортом, из чего вытекало, что меня встретили торжественнее, чем члена государственного совета.
В конце концов мы добрались до отеля. Тут все утопало в зелени. Это был туристский район, где, как я узнал позднее, не разрешалось селиться простым смертным.
Отель напоминал усадьбу знаменитого автора «Острова сокровищ» Стивенсона, что в предместье Апии на Уполу, — просторное трехэтажное строение с обширными верандами и сплошной галереей, позволяющей прогуливаться вокруг дома, словно по палубе корабля.
Номер, где я поселился, был обставлен в викторианском стиле. Красивая мебель не создавала, однако, уюта, — она была наштампована из пластмассы.
Распрощавшись с Куиной, я некоторое время любовался видом гор, а когда начался очередной дождь, принял душ, выпил из графина душистого кокосового молока и беззаботно уснул…
Гортензия хочет приобрести у Педро Герасто запущенный участок близ Утунги. Не представляю, как это удастся: продажа земли иностранцам с прошлого года запрещена, а тем, кто успел обзавестись участками, через пять лет придется отказаться от них за денежную компенсацию, которую установит адмирал Такибае. Этот сумасброд, мечтающий о славе революционера и реформатора, способен на все. Я не сомневаюсь, что он разорит плантаторов, — хватило же у него смелости бросить вызов банковской корпорации…