Кенилворт - Скотт Вальтер. Страница 21

— Ну, это вздор! — воскликнул Варни. — Какое отношение имеет этот грубый мужлан к вашей милости? Не больше, чем цепной пес, стерегущий его двор. Ежели он противен вашей милости, я рад буду заменить его управителем, более для вас приятным.

— Мистер Варни, — сказала графиня, — прекратим этот разговор. Жаловаться на прислужников, которыми милорд окружил меня, я буду ему самому. Тише! Я слышу стук копыт. Он приехал! Он приехал! — воскликнула она, прыгая от восторга.

— Вряд ли это он, — заметил Варни. — Разве только вы способны расслышать топот его коня через наглухо замкнутые бойницы.

— Не удерживайте меня, Варни, мой слух тоньше вашего. Это он!

— Но, сударыня, сударыня, — тревожно восклицал Варни, все время пытаясь заградить ей путь, — смею думать, что сказанное мною по смиренному долгу преданности не обернется для меня гибелью! Надеюсь, что мой искренний совет не будет истолкован мне во вред? Умоляю вас…

— Довольно! Довольно! — прервала его графиня. — Не цепляйтесь за мое платье, вы забываетесь, стараясь удержать меня. Успокойтесь, о вас я и не думаю.

В этот момент двери широко распахнулись, и мужчина величественного вида, закутанный в длинный темный дорожный плащ, вошел в комнату.

Глава VII

На лице графини еще остались следы неудовольствия и смятения, вызванные борьбой с упорством Варни, но они сразу сменились выражением искренней радости и любви. Она бросилась в объятия вошедшего незнакомца и, прильнув к его груди, воскликнула:

— Наконец-то! Наконец ты приехал!

При виде своего хозяина Варни весьма тактично удалился, и Дженет собиралась последовать его примеру, но госпожа сделала ей знак остаться. Дженет продолжала стоять в углу, готовая выполнить любое распоряжение.

Тем временем граф, который принадлежал к высшим кругам знати, отвечал своей возлюбленной такой же пылкой нежностью, но, когда она попыталась снять с него плащ, сделал вид, что сопротивляется.

— И все-таки я сниму его, — сказала она. — Я должна удостовериться, сдержал ли ты данное мне слово и явился ко мне Великим Графом, как тебя называют, а вовсе не так, как раньше, простым кавалером.

— Ты такая же, как и все, Эми, — сказал граф, уступая ей в этом шуточном состязании. — Драгоценности, перья и шелка для них значат больше, чем человек, которого они любят. Как много тупых лезвий выглядит роскошно в бархатных ножнах!

— Но этого не могут сказать про тебя, благородный граф, — ответила Эми, когда плащ упал на пол и лорд предстал перед ней в дорожном костюме вельможи. — Ты прекрасная, испытанная сталь, чье внутреннее достоинство вполне заслуживает своих внешних украшений, хотя и презирает их. Не думай, что Эми способна любить тебя сильнее в этом великолепном одеянии, чем тогда, когда отдала свое сердце тому, кто в лесах Девона был облачен в красновато-коричневый плащ.

— И ты тоже, — заметил граф, изящно и величественно подведя свою прекрасную графиню к парадному креслу, приготовленному для них, — ты тоже, любовь моя, оделась в платье, приличествующее твоему сану, хотя оно не в силах возвысить в моих глазах твою красоту. Что ты думаешь о наших придворных вкусах?

Молодая женщина бросила искоса взгляд в большое зеркало, когда они проходили мимо, и сказала:

— Не знаю почему, но просто не могу думать о себе, когда гляжу на твое отражение. Садись сюда, — промолвила она, когда они подошли к креслу, — и дай мне налюбоваться на тебя.

— Хорошо, моя любимая, — отозвался граф, — если ты разделишь мое кресло со мною.

— Нет, не так, — возразила графиня. — Я сяду на скамеечку у твоих ног, чтобы созерцать все очарование твоего величия и узнать наконец, как одеваются вельможи.

И с чисто ребяческим любопытством, не только извинительным, но и вполне понятным при ее юности и сельском воспитании, да еще смешанным со стыдливым чувством нежнейшей супружеской любви, она принялась рассматривать с ног до головы и восхищаться благородным обликом и богатым одеянием того, кто представлял собою гордость и украшение двора английской королевы-девственницы, двора, прославленного как великолепными придворными, так и мудрыми советниками. С любовью глядел граф на свою прелестную юную супругу, и ему приятно было ее ничем не сдерживаемое восхищение. В темных глазах и благородных чертах графа сейчас отражались чувства более мягкие и нежные, чем тот повелительный и настойчивый облик, который обычно придавал ему широкий лоб и пронзительный блеск темных глаз. Он с улыбкой слушал ее наивные вопросы о различных орденах, украшавших его грудь.

— Вышитая лента, как ты ее называешь, вокруг моего колена, — сказал он, — это английский орден Подвязки, награда, которой гордятся даже короли. А вот звезда к ней, а вот и Георгий с брильянтами, драгоценный камень этого ордена. Ты ведь слышала о короле Эдуарде и графине Солсбери…

— О, я знаю всю эту историю, — промолвила графиня, слегка краснея, — и знаю, как дамская подвязка стала самым гордым знаком отличия английского рыцарства.

— Совершенно верно, — ответил граф, — и этот почетнейший орден я удостоился получить одновременно с тремя самыми благородными сотоварищами — герцогом Норфолком, маркизом Нортхэмптоном и графом Рэтлендом. Я был низшим из всех четырех по рангу, но что из того? Тот, кто карабкается вверх по лестнице, должен начинать с первой ступеньки.

— А это прекрасное ожерелье, так богато украшенное, с драгоценным камнем в виде овцы посредине, — спросила юная графиня, — что означает эта эмблема?

— Это ожерелье, — ответил граф, — с двумя мушкетами, скрепленными этими пластинками, которые должны изображать кремни, высекающие огонь, и поддерживать драгоценный камень, о котором ты спрашиваешь, — это знак благородного ордена Золотого Руна, некогда принадлежавшего Бургундскому дому. С этим благороднейшим орденом, моя Эми, связаны высокие привилегии. Даже сам король Испании, унаследовавший ныне почести и владения Бургундии, не может судить кавалера Золотого Руна иначе, как в присутствии и с согласия всего великого капитула этого ордена.

— Так этот орден связан с жестоким королем Испании? — спросила графиня. — Увы, мой благородный лорд, зачем же вы оскверняете свою благородную грудь ношением подобной эмблемы? Вспомните о временах несчастнейшей королевы Марии, когда этот самый Филипп властвовал вместе с нею над Англией, и о кострах, сложенных для наших самых благородных, самых мудрых и самых святых прелатов и пастырей церкви. И неужели вы, кого называют знаменосцем истинной протестантской веры, соглашаетесь носить эмблему и знаки отличия такого римского деспота, как испанский король?

— Ах, успокойся, милочка, — возразил граф. — Мы, распуская свои паруса по ветру придворного успеха, не всегда можем поднимать на мачте наши любимые флаги и далеко не всегда можем отказаться плыть под неприятными для нас вымпелами. Поверь, что я не перестаю быть добрым протестантом, несмотря на то, что по политическим соображениям должен был принять почесть, предложенную мне Испанией, то есть этот высший рыцарский орден. А кроме того, он, собственно говоря, принадлежит Фландрии, и Эгмонт, Вильгельм Оранский и другие преисполнены гордостью, видя его на английской груди.

— Ну что ж, милорд, вам виднее, как поступить, — ответила графиня. — А вот еще это ожерелье… Какой стране принадлежит эта прелестная драгоценность?

— Очень бедной, милочка, — ответил граф. — Это орден святого Андрея, вновь введенный последним Иаковом Шотландским. Он был пожалован мне, когда считали, что молодая вдова из Франции и Шотландии охотно выйдет замуж за английского барона. Но свободная корона английского пэра стоит брачной короны, зависящей от настроения женщины, властвующей лишь над жалкими скалами и болотами севера.