Пауки - Словин Леонид Семенович. Страница 6
В банке был собран весь спектр городских девиц, которых любой московский пацан видит в детстве в своем дворе, сидит с ними рядом в школе, лазит вместе в подвал…
Помощница президента Наташа со всеми чудесно ладила.
Она и начальник кредитного управления Вячеслав, каждый по-своему, действовали на президента банка странно успокаивающе. Притом что, успокоившись после очередной крупной сделки, Лукашова отыгрывалась на своих приближенных — орала, вела себя по-хамски, чтобы потом каяться, терзаться, просить прощения, а через неделю-другую повторить все сначала.
К чести Вячеслава и помощницы, они никогда на нее серьезно не обижались, по крайней мере, не подавали виду.
В хорошие минуты Лукашова просила называть ее по имени, просто Катя. Она любила физическую работу, могла взять тряпку, вымыть окна в кабинете своей Наташи. Заботилась об интерьере помещений.
У нее оказался неплохой вкус.
По стене моего кабинета вилась нитка искусственного плюща, стекавшего с изображения щита, символа охраны.
В собственных ее внутренних апартаментах было тоже много цветов, в обшитом буком простенке висели городские пейзажи и изображения лошадей, выполненные художницей Катей Уваровой, ее тезкой.
Тема «Кредит фирме „Алькад“ возникла неожиданно.
Я запомнил тот день.
Я сопровождал Лукашову в качестве личного телохранителя.
В ресторане ЦДЛ нас ждала встреча с одним из тех, на кого потом мне предстояло получить заказ в Израиль…
Плотный высокий человек с крепким лбом, маленькими ушами. Разных оттенков глаза…
Мне уже приходилось видеть эти глаза, лоб, уши.
— Окунь, — шепнул начальник кредитного управления. — Президент компании «Экологическая продукция „Алькад“…
Тут же у столика он представил нас друг другу.
Окунь не узнал меня.
Между тем я знал даже и его фамилию.
После увольнения из конторы в качестве частного охранника я недолго нес службу у входа в отель на Арбате.
Была пора неопределенности, неясного будущего.
Отель значился частным, но в отношении соотечественников в нем еще действовали старые советс shy;кие инструкции…
ЧП произошло в мое первое дежурство.
Вновь прибывших было несколько, они приехали компанией. Я впервые увидел по-настоящему богатых молодых накачанных бизнесменов, тех, кого уже называли новыми русскими.
Их было несколько человек.
У всех имелись брони на номера.
Крепкозадый, плотный, с маленькими ушами и чуточку разными глазами, Окунь показался мне круче и опаснее других.
С ним разговаривал не я, а мой напарник, знавший здешние порядки. Я занимался с уголовного вида мужиком, которого все называли Пастором. У него было бледное прозрачное лицо с покрасневшими крыльями носа и веками.
Пастор заказал номер на двоих:
—Я с женой…
Через несколько минут после вселения ко мне вниз, в офис охраны, спустилась администратор:
— Там клиент наверху. Вы пропустили. У него нет свидетельства о браке! Паспорта на разные фамилии.
— Он священнослужитель… — вмешался мой более опытный напарник. — Пастор!
— Тем более! Им запрещено жениться… Срочно решайте. Иначе штраф наложат на вас.
— Он тут с Окунем!
—Ничего не знаю! Платить придется новому секьюрити!
Штраф составлял треть моей зарплаты. Я быстро поднялся в номер:
—Где Пастор?
Полнотелая полураздетая девица стояла посреди номера.
На ней был прозрачный бюстгальтер и пояс с болтавшимися резинками. В номере пахло дорогими духами.
— Сюда нельзя… — Она сделала шаг ко мне, пытаясь закрыть дверь. — Он переодевается!
— Перебьется!
Я прошел внутрь, открыл дверь во вторую комнату. Пастор действительно стоял в плавках.
—Ты что ж мне фанеру вешаешь… Ты с кем приехал! С женой?!
Пастор был ушлый, опытный жук. Он улыбнулся:
—Сейчас решим. Администратор просто хочет на лапу. Я знаю ее! Сейчас разберемся…
Через несколько минут в офисе появился крепкозадый плотный Окунь с разноцветными глазами.
За ним чувствовалась сила. Без лишних телодвижений и суеты он навел порядок. Действовал-де от имени какого-то крупного авторитета — тогда я впервые услышал эту фамилию, звучавшую, как ирландская…
—…Человек О'Брайена. Не поднимай шум…
Инцидент разрешился в секунду. Кому-то сунули, кого-то напугали.
Я сел за свой иерусалимский компьютер и тут же поднялся. Бесполезно делать вид, что ничего не случилось. Труп не мог уйти из квартиры сам!
Я заглянул в ванную комнату. Прошел в спальню. Из ванной исчезла махровая простыня, которой я вытирал кровь в прихожей! С кровати был сдернут огромный клетчатый плед, привезенный из Москвы!
Конечно же труп не мог уйти из квартиры сам! Похитить труп могли только убийцы.
Ключ, оставленный мною снаружи, был им кстати.
Кроме пледа, они прихватили еще большой полиэтиленовый мешок, который лежал на стиральной машине. Они унесли труп, замотав его в плед и натянув поверх мешок!
Выглянув на площадку, я, скорее всего, видел одного из них. Его сообщники могли стоять у подъезда, когда я зажег на лестнице свет. Они незаметно наблюдали снизу — в подъездах многих израильских домов, подобных нашему, нет входных дверей.
Преступников было не менее трех — труп был тяжелый. Не исключено, что у дома была припаркована их машина.
Прямых доказательств того, что все случившееся в моей квартире не было плодом воображения или больной фантазии, не существовало. Но были косвенные. Несомненное наличие крови на подошвах моих ботинок, исчезнувшая махровая простыня…
Я вернулся в салон.
Экран компьютера демонстрировал картину звездного неба. То одна, то другая звездочка неожиданно начинала гореть ярче других, потом гасла. За ней вспыхивала очередная.
Внезапно я обнаружил, что в комплекте из двух серебряных фигурок, поддерживавших черновик, одна исчезла…
«Черт побери! Ее-то зачем унесли?!»
Серебряные зажимы были стилизованы под персонажи китайского театра теней. В знаменитом боевике «Однажды в Америке» их использовали в качестве заставок в финале…
Они были моими амулетами. Я с ними не расставался.
«Притом одну!..»
В передней лежала еще сложенная вчетверо огромная клетчатая сумка российских челноков. Я оставил сумку на память в качестве сувенира. К ее ручке была прикреплена бирка-«липучка» — с номером багажа, наименованием авиакомпании, датой и конечным пунктом маршрута. Сумка тоже пропала. И с ней бирка. Если убийцы или труп попадут в руки израильской полиции, она сможет установить владельца сумки уже в течение первого часа!
И это была бы беда.
Пресса непременно сообщит, кто я.
И как знать! Не прибуду ли и я, как Камал Салахетдинов, упакованным в ящик в аэропорт Шереметьево?!
Я зашел к своему иерусалимскому приятелю. Венгер — большелобый, с набрякшими подглазьями — поглядывал на часы.
Суббота приближалась.
Стол был застелен белой накрахмаленной скатертью. Две традиционные свечи высились в субботнем подсвечнике.
Венгер был в белой сорочке, в вязаной кипе на макушке, на мощных плечах топорщилась спортивная кофта шестьдесят восьмого размера.
Жена его — маленькая, в длинной юбке и пестрой блузке — держала наготове спички. Возжигание субботних свечей в иудаизме возложено на женщин. Я предпочел не садиться, подождал, пока жена Венгера произнесла короткую молитву. Потом она зажгла свечи.
— Ну вот!
Венгер налил каждому по бокалу сухого. Венгера звали Израиль. Он был тезкой знаменитого пирата, грабившего морские караваны. Кроме того, так называлась эта страна. Из-под кипы у него свисал гайдамацкого вида чуб. В круглом лице с широко расставленными глазами не было ничего семитского. Можно было лишь удивляться, каким образом евреям удавалось перенимать не только язык, привычки, ментальность народов, с которыми они жили, но и внешность. Но ведь не путем же одних адюльтеров и изнасилований!
Мы выпили.
— Что-то случилось? — Широко расставленные выпуклые глаза Венгера смотрели не мигая.