Война крыш - Словин Леонид Семенович. Страница 35

— У него был ваш телефон?

— Я дала. Он попросил: «Вдруг кто из друзей чего захочет купить!» У меня полно кож — и Турция, и Таиланд!

— Короче, вы не знаете, где его искать…

— Нет…

Начальник с сожалением оглядел ее всю сразу по диагонали — от груди до задницы, захватив крутые белые ляжки с полными коленками…

— Что ж! Сейчас я тебя, б…. упеку в камеру… Там ты у меня все вспомнишь…

Сведения о Любке попали в распоряжение МУРа неожиданно. Доброжелатель, пожелавший остаться неизвестным, позвонил из автомата, сообщил паспортные данные и подробности.

К этому времени МУР уже располагал протоколом допроса главы фирмы по возврату долгов. Были известны установочные данные бандита, который пытался снять Любку с крючка, уничтожив ее расписку Марине.

Неизвестный, таким образом, подтверждал все добытое по делу.

Несколько лучших муровских голов, собравшихся у заместителя начальника управления, попытались сообща дать ответ по поводу этого необычного шага, предпринятого неким весьма осведомленным анонимом.

Собственно, версий могло быть две: нас толкают на ложный путь; нам дают зацепку.

В первом случае все ясно.

Проверяя Любку и ее бандита, следовало помнить, что ложную версию могли подкинуть именно в тот момент, когда менты, сами того не зная, вышли на настоящего убийцу.

Во втором случае — если через Любку и Короля они могли действительно выйти на раскрытие преступления — возникали многочисленные недоуменные вопросы:

— Зачем нам сдают преступника? Хотят нашими руками убрать киллера? Не боятся, что он вдруг запоет?! Даст показания на заказчика?!

— А если, сдавая киллера, они выигрывают время… Может, заказчик за это время слиняет?

— Или к этому времени хотят убрать и киллера, и заказчика…

Любку продержали в камере три дня.

Конечно, не одну.

В камеру подсадили Нинку — молодую девку, «прости-Господи».

Несмотря на возраст, Нинка уже объездила полмира, торгуя крепким здоровым телом, которое пока ничто не брало.

Работала по сопровождению и в массажных кабинетах за границей. Рисковала. Добиралась даже до Эмиратов. Несколько раз ее ловили, высылали. Такие страны, как Германия, Бельгия, Турция, — где больше всего работы для проституток, — были для нее уже. закрыты.

Последний раз Нинке отказали во въездной визе в Венгрию.

— Хозяин наш сам был виноват. Меня с подружкой оформили в тургруппу как для лечения. Представляешь? Вся группа — пенсионеры, старики. И мы двое. Тут и на фото все уже видно. Естественно, что нас бортанули…

Нинка не падала духом.

Все трое суток по утрам в камере нагишом делала гимнастику.

Ментов называла только по именам. Они то и дело заглядывали в камеру. Девчонка была симпатичная — было что показать мужикам. Любку она сразу зауважала, узнав про ее дело.

— Может, к себе возьмешь? Будем на пару торговать… Ты кожей, я — телом…

— А чё? Можно и наоборот. Иногда я — телом, а ты кожей. Из Анталии такие косухи идут, закачаешься…

— Я не против. Только сначала надо выйти…

Ей шили кражу бумажника у иностранца.

— Тысяча баксов! Да чтобы я из-за этого имидж себе испортила! На что мне тогда рассчитывать?!

Любка неожиданно для себя рассказала про Марину. Новая подруга внимательно выслушала. Схватила самую суть.

— Где-то могла проколоться. А мог и кто-то из тех, кто вошел в доверие… Ты друзей ее знаешь?

— Да нет!.. Хотя!..

Любка вспомнила об их знакомстве на Тушинском вещевом рынке.

— Сначала он один подходил пару раз. Познакомился. Потом вместе подошли. Это он посоветовал взять у нее баксы в долг.

— Какой из себя-то?

— Серьезный мужик. И прикид нормальный. Был он с секьюрити. Похож на банкира. Короче, из этих. Я думаю, он мог знать о моей расписке. Между прочим, назвался ее мужем…

— Назваться можно кем угодно!

— При Марине…

Ей удалось восстановить впечатление того дня.

— Кстати, с тех пор я больше его не видела ни разу. Свел меня с ней и исчез.

Любка рассказала еще о Короле и его наезде на Марину в Теплом Стане. В ее, Любкиной, квартире.

— Ментам я не стала об этом говорить…

Была она отнюдь не глупа — понимала, что сокамерница все обязательно сообщит кому следует. Заодно присовокупит о ее простоте, наивности.

— Как ты его нашла, Короля?

— Это он меня. Не я.

— До знакомства с Мариной?

— Примерно в то же время.

— Они были знакомы?

— Он мог видеть ее, когда она приезжала за детской дубленкой. Он стоял в сторонке, потом спросил, кто это…

— А вообще, откуда он? Как вы сошлись?

— Тоже подошел на рынке. Сказал, что из Нальчика. Но там мы друг друга не знали. Он уехал оттуда еще пацаном. Короче, разговорились. В Турцию он со мной летал…

— Живешь с ним?

— Случалось.

— А где он сейчас, твой друг?

— Не знаю. Мне кажется, путешествует со своим боссом по свету. В начале зимы как-то разделся. Смотрю: загорелый! Только где плавки белое. «Ты где это?» — спрашиваю. «На Средиземном. В Кейсарии…» А где это, кого ни спрошу, никто не знает!

— Между Хайфой и Тель-Авивом. Израиль.

Гию взяли прямо со стройки на третий день после отъезда Борьки Балабана на курсы электросварщиков.

— Гия! — позвал бугор снизу.

Они работали наверху. Прямо под ними в переулке было кафе — несколько огромных зонтов над столиками, переползавшие, как червяки, люди. Одинаково черные головки, продетые сквозь рубашки.

Каждый раз, когда Гия подходил к краю, непонятная сила словно подталкивала его сделать еще шаг…

— Ты меня, что ли? — Он обернулся.

— Ну! Тут тебя спрашивают…

— Сейчас…

Он догадался, кто эти люди, приехавшие за ним.

По разным причинам он постоянно встречал их на Бар Йохай. Один — уже в возрасте, лет тридцати пяти, обрюзгший — с застывшей кривой улыбочкой на мясистом лице и маслеными блестящими глазами. Второй — недавно из армии, с короткой стрижкой. Незаметный, молчаливый. Привыкший к дисциплине.

— Роберт. Можно Боб… — представился следователь. — А он Джерри. Мы из полиции. Где твои вещи? Там?

Гия постарался взять себя в руки.

— Ну!

— Возьми. Поедешь с нами.

— Мне переодеться надо.

— У нас оденешься. Мы тебе привезли из дома.

Гия молча посмотрел.

Мать, сестра. Они уже знали, что он арестован. Вика…

Румыны-рабочие оставили инструменты, смотрели, как его уводят.

— Ариведерче, Гия!

Он махнул рукой.

— Траяска Романия марэ! Да здравствует великая Румыния!

В голове у него царила полная неразбериха. Румыны засмеялись.

Цель была рядом — Окружное управление полиции, Русское подворье.

«Русское»! Надо же было так совпасть!» Они уже приехали.

Повсюду висел понятный каждому знак — поднятая ладонь внутри красного круга.

«Стой!» ;

Стеклянный киоск КПП под красной черепичной крышей. Рядом вместо забора сетка. Тут же у входа мотоциклы полицейских, телефоны-автоматы…

На противоположной стороне, где камеры, уже не сетка — глухая каменная стена с выступающими «намордниками», а выше, по краю, метра на два еще колючая проволока.

Несколько арабских женщин с передачами арестованным, в белых платках, в платьях до земли, стояли поодаль.

Группа полицейских на тротуаре — чисто выбритые, в рубашках с короткими рукавами, в синих брюках и таких же шапочках с козырьком.

У того, кто стоял к Гии ближе, когда его проводили, под ремень сзади была засунута кобура — фигурная рукоятка с черными «щечками» виднелась снаружи… «Каждому свое…»

Гия отвел взгляд.

Дежурный на КПП поднял шлагбаум. Дальше был короткий двор с увитым зеленью трехэтажным зданием бывшего Русского подворья. Тут была тень. Водитель затормозил.

— Дальше пешком… — пошутил Роберт Дов. Сразу же за входом начиналась лестница наверх с решеткой на лестничной площадке. Проход не был заперт.