Лента Mru - Смирнов Алексей Константинович. Страница 22
— Ищи, Наждак, — пригласил Голлюбика. — Электричка наверняка заминирована. А если нет — научена подавать тревогу. Кабель бы…
— Кабель рубить нельзя, — напомнила Вера. — Иначе нам не уехать.
Прежде, чем ее успели остановить, она черной кошкой-пантерой взлетела на крышу последнего вагончика, распласталась там и стала медленно наглаживать ребристую поверхность. Не отлипая от крыши, она поползла к локомотиву — бесшумно, подобно молчаливой змее.
Ярослав напрягся, пытаясь уловить высоковольтное жужжание. Но в зябком пещерном молчании раздавались лишь отрывистые, плачущие звуки падающей воды. Голлюбика, мельком взглянув на черную тень, скользившую поверху, приблизился к локомотиву, сел на корточки, запустил руку под днище и осторожно пошарил. Последовал щелчок; из машины вывалился черный ящичек, повисший на пучке разноцветных проводов. С новым щелчком вагоны поезда зажглись ослепительным светом; ящичек, оказавшийся таймером, показал красные электронные цифры: пятерку и два нуля, которые мгновенно сменились четверкой и двумя девятками.
— Добро пожаловать! — весело прогрохотал локомотив. — Русским духом запахло! Вас приветствует взрывное устройство повышенной степени сложности. У вас четыре минуты с небольшим. Если вы разгадаете мою загадку…
— Заткни его, сделай милость, — скучающим тоном попросил Ярослав.
— …локомотивная бригада поприветствует вас и пожелает счастливого пути. Двери поезда работают автоматически. Во избежание несчастных случаев не прислоняйтесь к ним и не препятствуйте их открытию…
Наждак прыгнул в кабину, вооруженный ломиком. Брезгливо скривившись, он сунул инструмент в медленно разогревавшееся брюхо локомотива, надавил, и голос умолк.
— Ничем не пахнет, — авторитетно заметил Голлюбика. — — Никакого духа нет. Яга с избушкой это символ смерти, потусторонние явления. Иван-царевич сам проникает в глубины своего смертоносного подсознания, вот там-то и стоит аромат…
— Западная массовая культура, — объяснила Вера Светова, свешивая голову с крыши. Она перебила оратора, боясь, как бы тот снова не увлекся и не заехал говорливым языком в неаппетитную болтовню. — Эти недоумки начитались детских триллеров с говорящими поездами. Ты справишься?
Вопрос был адресован Ярославу, который уже достал кусачки, сел на пол и перебирал провода, гадая, какой перекусить — синий, желтый, красный или зеленый. Цифры таяли не то сосульками, не то угольками.
Голлюбика слизнул капельку пота с верхней губы, угодив языком в самую гущу колючих усов. Правильнее будет сказать, что он ее не слизнул, а добыл из зарослей после тщательного нашаривания.
— Желтый кусай, — прошептал над ухом натянутый голос Наждака.
— Не суйся под руку, — возразила Вера.
Цифры мельчали стремительно, отсчитывая последние секунды славы и доблести. Ярослав отложил кусачки, приклеился к проводам ухо и начал слушать бег смертоносных электронов. Вскоре он облегченно отнял голову, подмигнул товарищам и уверенно перекусил зеленый провод в самый последний миг. Таймер остановился, на его табло замерли три нуля, хранимые маленькой, но отважной единицей.
— «Единица — вздор, единица — ноль», — покачал головой Голлюбика, вставая с пола. — Поэт ошибся. Или сознательно соврал.
Локомотив захрипел, порываясь разразиться какой-то тирадой, но тщетно: Наждак навсегда вывел из строя его речевой аппарат. Вспыхнули фары, приветственно зашуршали двери вагончиков, открывшиеся разом, все вместе.
— Я предлагаю отцепить локомотив, — сказала светофорова. Она спрыгнула с крыши и недовольно пнула колесо, которое гудело и подрагивало от нетерпения. Было непонятно, как ему это удается, и поезд казался живым организмом, что еще больше усиливало желание Веры расчленить его на компактные фрагменты.
— Зачем? — Ярослав, держа в руке таймер, пристально посмотрел на Веру.
— Ты предпочитаешь ему довериться? — та кивнула на кабину, пораженную немотой. — Собираешься ехать в кибиточке, первым классом, с удобствами?
— Это верно, — поддержал ее Наждак. — Давай-ка мы, командир, останемся за рулем. А лишний груз нам только помеха.
— Согласен, — решился Голлюбика. — Размыкайте.
От маленького поезда, пускай неуместного и смешного в подземелье, которое никогда не подвергалось благоустройству; пускай обезвреженного, но все же являвшего неприятный контраст между технической современностью и пещерной древностью, веяло склепом. От запаха не спасали ни мягкие кожаные сиденья, ни хромированная панель управления с двумя эбеновыми рукоятями, ни толстая, как выяснилось, броня, составлявшая стены, крышу и пол. Семь раз отмерив, Наждак отстегнул скользкую кишку, взломал замки, громыхнул креплениями-сцеплениями. Подошел Голлюбика; вдвоем они уперлись локомотиву в тыл и налегли. Под гидрокостюмами вздыбились богатырские мускулы; Вера Светова, отступив на шаг, машинально залюбовалась товарищами, но быстро потупила взор и принялась ковырять инопланетную пыль носком тупого ботинка. Локомотив подчинился. Утюжа монорельс; пропуская его сквозь себя, оскверненным на выходе, полуигрушечное устройство проехало несколько метров. Голлюбика с Наждаком отняли руки, остановились и подождали, пока снаряд замрет снова.
Ярослав обошел локомотив, отворил дверцу, чуть поклонился и пригласил Веру Светову пожаловать внутрь. Та, не сдержавшись, ответила реверансом, оперлась на кавалерову руку и прыгнула на сиденье. Наждак уже тащил поклажу — с виду небрежно и вольно, однако ни на секунду не забывая о разрушительном содержимом. Округлый мешок будто плыл, едва касаясь грунта напружившимся днищем.
— А что же ты не ищешь рубильник, красавица? — поинтересовался Наждак и поставил рюкзак на подножку.
— Она уже догадалась, — усмехнулся Голлюбика. — Все перед нами, ничего искать не нужно.
Вера привычно фыркнула и показала глазами на ту рукоять, что торчала вертикально.
— Дистанционное управление воротами?
— Сейчас проверим, залезай, — поторопила Наждака Вера.
— Я пока не вижу ворот, — проворчал тот, легко забрасывая гибкое тело в кабину.
— Так и задумано, — сказал Ярослав. — Ты думаешь, хирамовы прихвостни — дураки? Ничего, сейчас ты увидишь такое, что и не снилось Али-Бабе.
— Зато снилось сорока разбойникам, — отозвалась светофорова, сосредоточенно изучая приборный щиток. Хотя изучать там было нечего: те же две рукояти, да циферблат, который, судя по всему, предназначался для замера скорости.
Наждак заглянул под панель, где, найденный умело и безошибочно, навеки замер вокальный аппарат локомотива. Он не мог не похвалить себя за точность разрушающей операции: ломик вошел, куда нужно, не задев двигателя. С уверенностью этого, конечно, никто не мог утверждать, но верткий нос Наждака, которым тот прямо-таки ввинтился в нанесенную рану, не чуял беды. И все же Наждак позволил себе усомниться:
— Может быть, не стоило затыкать ему рот?
— Пан или пропал, — Ярослав, статный и посерьезневший, высился за спиной Веры. Одну ладонь он положил ей на плечо, другой накрыл руку светофоровой, захватившую рычаг. — За нами… ты сам знаешь, что за нами. Обойдемся без пафоса, не время пока. Трогай, Вера! С Богом!
Снимая с Веры часть ответственности, он не отнял руки, так что рычаг отклонился стараниями обоих. Наждак поискал ремни, какими пристегнуться, но зря, не нашел. Подземелье ахнуло и вдруг озарилось подводным светом. Скалы окрасились в грязные, бурые тона; раздался длинный и неприятный звонок, прозвучавший сигналом с того света — настолько он был неуместен в первозданной дикости лабиринта.
— Нашли, значит, — задохнулся Наждак.
Тяготы долгого странствия, все сразу, навалились на него давящим грузом. Прессы, плитняки, шкуродеры, подземные реки, замороженные озера; безобразно-прекрасные статуи, которые оказывались тысячелетними натечниками; туго натянутая страховка, которая вот-вот не выдержит, и весь отряд сорвется в бездонную пропасть с оголодавшими адскими жителями на дне, ибо дно, как подсказывал опыт Наждака, всегда бывает даже в бездонных пропастях. Бессонные ночи, сонные дни; руки, испещренные кровоточащими трещинами; страх слепоты, выбросы удушливых газов. Вирусное бешенство летучих мышей; стаи вампиров и летучих псов, галдящих от близости крови; вкрадчивые шаги неизвестных, так и не проявившихся зримо, существ. Уже не пуднями и не чайниками, уже хлебнувшими лиха не то диггерами-ходоками, не то праздношатающимися шахтерами-шатунами, они штурмовали бесконечные этажи, чинили израненную о камни лодку, вызволяли друг друга из разломов и горловин. Тонули в сифонах, стирали руки стальными тросами…