Академия волшебства - Смирнов Андрей. Страница 70

Меланта ударила Елло ногой в лицо, снизу вверх и вперед, вбивая то, что осталось после ее удара от носа, в то, что осталось от лица. Острые носовые хрящи вошли в мозг, смерть наступила мгновенно. Попытки реанимировать беднягу результата не принесли.

– Я случайно, – без всякого выражения произнесла Меланта. – Так получилось.

...Теперь, припомнив эту историю, Дэвид покачал головой и сказал:

– Нет, не из-за Елло. Этот дурак сам нарвался.

– Да?... – Идэль улыбнулась. – А что вообще произошло?...

Он объяснил.

– Что-то опять мы куда-то не туда забрели. – Идэль решительно забросила свою длинную косу за спину. – Пойдем, потанцуем лучше.

– Ну пойдем.

Они присоединились к парам, двигающимся в центре зала. Притомившиеся за вечер музыканты собрались за отдельным столиком, чтобы что-нибудь поесть и выпить. Теперь вместо них атмосферу ресторанчика насыщали мелодичными звуками музыкальные камни. Брэйд куда-то пропал – вместе с обеими девушками.

Во время медленного танца Идэль негромко спросила:

– Ты что делаешь?...

На что Дэвид совершенно честно ответил:

– Целую тебя в шею.

Поскольку, когда он продолжил свое занятие, она не стала отстраняться или возмущаться, он понял, что не ошибся, углядев в ее глазах зеленый свет.

Потом они ещё долго целовались, раскачиваясь в такт неторопливой, тягучей и сладкой, как мед, музыки. Солоноватый привкус ее губ таил в себе страсть и сладость; их языки терлись друг о друга, и он гладил ее по бедрам и ягодицам... Очень неприлично – кильбренийскую принцессу, да ещё и в общественном месте, но Идэль только теснее прижималась к нему: принцессам, даже кильбренийским, так хочется иногда совершить что-нибудь непристойное. Они обнимались, словно хотели врасти друг в друга, стать единым целым. Потом стало слишком жарко, нужно было освободиться от одежды, только не здесь... когда они выбрались на улицу, ночная прохлада опьянила их сильнее, чем все вино, выпитое в этот вечер. Путь до гостиницы показался слишком долгим, и поэтому они не раз останавливались, чтобы поцеловаться. Под козырьком, нависшим над чужим крыльцом, они уже не смогли оторваться друг от друга. Взаимные ласки становились все более требовательными; когда Дэвид поднял ее сорочку и стал теребить губами сосок, Идэль, с проказливым блеском в глазах, в ответ рванула его рубашку так, что пуговицы полетели во все стороны. Следующим на очереди был поясной ремень; Дэвида пронзила нестерпимая игла наслаждения, когда кильбренийка, будто невзначай, провела рукой по его напряженному члену. Опираясь лопатками об угол между крыльцом и стеной дома, она обвила Дэвида руками и ногами, и он вошел в нее на ночной улице, под пение сверчков и стрекот цикад... Потом они привели себя в порядок и добрались-таки до гостиницы, где на мягком белье повторили все с самого начала, уже не торопясь и не оглядываясь, заслышав шаги случайного прохожего... Потом был омут сна, в котором все дышало ароматом ее кожи и волос, хранило тепло ее тела... Утром он проснулся раньше Идэль и долго лежал, смотря на спящую девушку, думая о том, может ли она быть частью его сна. Он долго не мог набраться храбрости, чтобы погладить ее – страх разрушить этот удивительный сон был слишком велик; когда же он наконец осмелился, она, ещё не просыпаясь окончательно, выгнулась и довольно промурчала что-то неразборчивое. Он продолжил гладить Идэль и ласкать, одновременно испытывая нарастающую нежность и вожделение. Начатое вчера ночью продолжили утром, кувыркаясь в постели едва ли не до середины дня, пока не насытились друг другом... по крайней мере, на ближайшие несколько часов. Оделись, заглянули в ванную и спустились вниз: аппетит у обоих был просто волчий.

Дни, и прежде незаметно пролетавшие один за другим, теперь понеслись быстрее ветра. Дэвид и Идэль не думали о будущем, довольствуясь вечным Сейчас, они боялись, что время, вторгнувшись в их хрупкий мир, тотчас же его разрушит. Кем они были там, во внешнем мире, где существовало время, порядок и цель? Никем, просто случайными знакомыми; у каждого свое прошлое и своя дорога в будущее – своя, а не одна на двоих. Слишком разными они были, но пока не пробило двенадцать и карета не превратилась в тыкву, а лошади – в крыс, принц и принцесса избегали смотреть на часы...

Между тем начался второй курс обучения. Идэль выбрала все те же предметы – она могла себе это позволить; Дэвиду же пришлось исключить из списка псионику и прикладную ритуалистику. Но даже при этом денег, после внесения необходимой суммы за второй курс, почти не оставалось; и он с тревогой думал о том, на что и как будет жить в наступающем году. В этом мире он был Золушкой, и сердце Юийдиальи превратило его в прекрасного принца только на время.

С точки зрения Идэль, изначальная обреченность их отношений проистекала от другой причины, и эта причина заключалась не в Дэвиде, а в ней самой. Дэвид был беден, но свободен, она была обеспечена, но столь полной свободой не располагала. Происхождение, воспитание, обязанности перед семьей связывали кильбренийку тысячами незримых нитей. Несмотря на устроенный в юности бунт против ненавистного замужества, она понимала, что рано или поздно ей предстоит вернуться на родину и заключить брачный контракт, направленный, несомненно, на укрепление политических позиций ее собственной семьи. Когда-то она мечтала бросить все и сбежать вместе с любимым; становясь старше, все яснее осознавала свою ответственность и долг. Нимрианская Академия была для нее, может быть, последним глотком свободы. На третьем курсе, проведя, в общей сложности, в этих стенах около пяти лет, она закончит обучение и вернется в Кильбрен; пора безумств и мечтаний уступит место холодному расчету. Поэтому она бросилась в водоворот новой любви без оглядки и сожалений, осознавая вместе с тем, сколь непрочным и недолговечным будет ее счастье.

И все-таки, как ни старались они не глядеть на часы, мысли о предстоящей разлуке втайне посещали их обоих, хотя они и прилагали все усилия для того, чтобы скрыть их и от себя, и от друг друга. Но вместе с тем было ещё кое-что, о чем они забыли и что напомнило о себе в самый неожиданный момент... Точнее, не что, а кто.

Возобновившиеся занятия шли уже второй месяц; ритм обучения был таким, что Дэвиду и Идэль едва удавалось выкраивать время на любовь; впрочем, не совсем так – ведь, в конце концов, все ночи принадлежали только им двоим и больше никому. В среду, отсидев три пары, они встретились на террасе между первым и вторым этажами, и посидели немного среди цветов и карликовых деревьев, обсуждая, чем займутся сегодня. Потом спустились вниз, в вестибюль, и вот тут-то они и наткнулись на Кантора кен Рейза.

До сих пор им удавалось избегать встречи с ним, по крайней мере когда они были вместе. Может быть, это и глупо, тем более что Кантор успел уже показаться на публике с двумя-тремя длинноногими девицами и вообще от разлуки с Идэлью горьких слез не проливал. Да, не показываться ему на глаза кен Рейзу и трусливо и глупо, но Дэвид, будь у него выбор, предпочел бы избегать встреч и в дальнейшем.

Землянин почувствовал, как напряглась Идэль, которую он обнимал за талию. Он посмотрел в холеное, красивое лицо Кантора, поймал его презрительный взгляд – и понял, что его «глупость» таковой отнюдь не была, а подсознательный страх имел вполне весомую причину.

Возможно, сегодня Кантор пребывал в дурном расположении духа, возможно, он искал этой встречи давно.

– Здра-а-аствуйте... – потянул он, перегораживая влюбленной парочке дорогу. Издевательская ухмылка гуляла по его губам, смотрел он только на Идэль.

– Здравствуй, – спокойно сказал Дэвид. Идэль молча кивнула.

– Ну и ну... – неторопливо, растягивая слова, произнес кен Рейз. Он явно наслаждался моментом. – Влюбленные голубки. Как мило... А знаешь, – с нажимом сказал он, в упор смотря на Идэль, – я был о тебе лучшего мнения. Думал, ты одна из нас. Ведь должно было же что-то сохраниться в твоей крови от великого Гельмора кен Саутита... Послушай, – тут его тон стал преувеличенно наивным, изумленным, – а может быть, в Кильбрене все спят с рабами и животными?... Тебя саму-то не тошнит, когда ты целуешь эту Бездарную обезьяну?