Рыцарь - Смирнов Андрей. Страница 26

– Вот как? – снова чуть улыбнувшись, спросил Бернард, смотря мне в глаза, не отводя взгляда.

Я чуть пожал плечами: мол, так получилось. Решил и сам вставить словечко:

– Если бы Родриго не оттянул на себя всех солдат, окружавших Роберта... И Этьен...

– Да он к тому же еще и скромник! – засмеялся Родриго.

Родриго еще что-то говорил, но Бернард, не слушая его, продолжал смотреть мне в глаза. Снова протянул руку. Сжал – еще тверже, чем в первый раз.

– Я ваш должник, – серьезно сказал он.

Я хотел уж было ляпнуть что-нибудь типа «пустяки», «не стоит» или «всегда пожалуйста», но вовремя проглотил эту идиотскую и совершенно неуместную здесь реплику. Взгляд Бернарда ясно говорил: это не ерунда, не «пустяки» и не пустое обещанье. И внезапно я понял, что если потребуется, то этот человек с готовностью представит мне в помощь все свое имущество, все связи и всех своих людей. Этот взгляд говорил: ты равен мне, я предлагаю тебе свою дружбу и буду рад, если ты примешь ее.

Рыцари ночевали внутри Эгиллемского замка, пехотинцы по большей части разместились в городе. В замке кроватей не хватило (те, кому они не достались, легли на полу или на скамьях), однако я оказался в числе избранных. Ни одеял, ни постельного белья, зато в избытке имелись звериные шкуры. Я устал настолько, что едва не рухнул на кровать сразу, как только ее увидел. Но все же сначала решил снять сапоги. А когда наклонился, в правое бедро впилась резкая боль – в том месте, где по мне попали топором. Черт, совсем забыл! Я стянул штаны... М-да...

Рана была довольно глубокой, хотя никакие важные артерии вроде бы не были задеты. Крови натекло преизрядно, но это же обстоятельство обернулось мне на пользу – когда кровь подсохла, штанина прилипла к ране и сыграла роль повязки. Сейчас кровотечение возобновилось. Пришлось посылать за горячей водой и чистыми тряпками. Зашивать порез я не стал. Промыл, замотал потуже и завалился спать.

Наутро бедро опухло и покраснело. Кроме того, оно нещадно болело. Я снова промыл его и поменял повязки. Двигать ногой было больно. Ходить – еще больнее. М-да... А вчера я с такой раной полночи пробегал по городу...

Хромая, вышел во двор. Хорошо бы найти Тибо. Будем надеяться, что мой толстяк цел...

– Господин Андрэ!

Я повернулся. Меня окликнул один из пехотинцев Родриго.

– Тут ваш слуга Тибо вас искал...

– Так он здесь?

– Ну да, еще со вчера. Все спрашивал, не видел ли кто вас. Но никто ж толком не знал, где вы разместились...

– Понятно. Где он сейчас?

– Видите там, справа?.. Там, значит, кухня будет, – он махнул рукой, показывая, – а за кухней сарайчик. Ну так вам в этот сарайчик не надо, а надо дальше. Слуга ваш в конюшне спал, а конюшня ровно за тем сарайчиком будет. Только не знаю, сейчас он там еще или уже нет.

– Спасибо, приятель. – Я кивнул солдату и двинулся в указанном направлении.

Из кухонной двери густым потоком изливались запахи еды. Рядом толклись люди – «наши» и местные вперемешку. Со мной здоровались. Почтительно.

Не обнаружив Тибо в конюшне, я отправился дальше. Нашел я Тибо, естественно, у кухни. Морда в жире, челюсти что-то усердно перемалывают... Вот скотина! Я его ищу, а он тут, понимаете ли, брюхо набивает!

Тибо, увидев меня, оживился, кинулся ко мне:

– Ваша милость! А я вас тут все ищу, ищу...

Мне захотелось взять его за ухо, но разум человека двадцатого века возобладал над рефлексами сьера Андрэ.

– Вижу я, как ты меня ищешь.

На лице Тибо отразилось самое искреннее изумление, перемешанное с обидой.

– Да вот вам истинный крест, господин мой! – Тибо перекрестился. – Ни сном ни духом... Глаз не смыкал, все о вас думал... беспокоился, как вы там... С самого вечера ищу вас – так только ж тут все какие-то дурные, и где вы находитесь, никто и не знает даже...

– Заткнись! – перебил я. – Если б ты хотел найти – нашел бы. Мы сейчас отправляемся в город. Надо найти Принца.

– Так я ж его уже отыскал! – выпалил Тибо. По его физиономии разлилось выражение полного довольства.

– Шутишь?

Тибо снова перекрестился. Лицо у него было самое серьезное.

– Как Бог свят.

– Ладно. Верю. – Я окончательно перестал на него злиться. – Где он?

– Ну так... – Тибо отступил, чтобы получить простор для размахивания руками. – Иду я, значит, вчера по улице. Иду себе, никого не трогаю, но все ж по сторонам смотрю – мало ли кто из этих робертовских лиходеев еще жив остался. Все же мог кто затаиться до времени. Иду я, значит... Иду. И вдруг вижу: какой-то мужик нашего Принца к себе в ворота тянет!!! Ну, Принц, само собой, сопротивляется, только видно – в пене он весь и устал, а мужик этот здоровый, да и от копыт ловко уворачивается. Ну, я к нему, значит, так подхожу и говорю: «А че эт ты чужого коня к себе во двор тащишь?!» А он мне и говорит: «А чей ж это конь? Твой, что ли?» И смотрит так, усмехаясь. Вроде как не верит. А я ему, дурню, значит, объясняю: «Не мой, но моего господина, сьера Андрэ, благородного рыцаря, что в числе прочих пришел ваш город от Роберта Волка спасать.» А этот мне, – тут в голосе Тибо прорезались возмущенные нотки, – тут отвечает: «Брешешь ты, мол, все. Коня этого я у бандита отнял, который из города, напротив, выбраться пытался. Только ж даже и животному противно на себе такую мерзость носить, как тюбертовский рутьер, потому он слушаться его не захотел, а, напротив, на землю скинул. Все истинный незримый Бог видит! Не один рутьер от гнева его не уйдет! А я, значит, говорит, тут бандита и убил, а коня покамест себе взял». А я ему: «Да вовсе не бандитский это конь, дурья твоя башка, а господина моего, сьера Андрэ! С ним, наверное, несчастье какое вышло, потому Принца и оседлал какой-то там рутьер». И, поверите ли, сьер Андрэ, как я подумал о том, что случиться с вами могло, так мне горько за вас стало, что так бы и зарыдал, как дитя малое, если б только с этим кретином тупоголовым спорить бы еще не приходилось. А он тут и говорит: «Пойду завтра утром к замку, поспрошаю – может, и вправду, краденый это конь. А ежели не найдется никого, кто его своим признает, то себе оставлю. Хороший конь». А я ему, – тут Тибо надменно выпрямился и сделал значительное лицо, – говорю: «Ты губу-то свою на нашего Принца не больно-то раскатывай! Да и завтрашнего дня дожидаться не надо – вот он я, сейчас тебе говорю третий раз уже: конь этот, Принц по имени, принадлежит сеньору моему, благородному и славному рыцарю сьеру Андрэ». А Принц, – тут Тибо умилился, – как имя свое услышал, узнал меня, ухи свои навострил, повернулся и тянется ко мне мордой. Я его приласкал и уж тут слезы удержать не мог. Говорю, а сам плачу: «Все теперь в порядке будет, Принцик. Только б твоего хозяина еще нам теперь сыскать». А мужик этот поглядел, как мы с Принцем милуемся, и говорит: «А чем докажешь, что это конь твоего сьера?» А я ему: «Ежли и сам не видишь, что животина бессловесная меня с полувзгляда признала, посмотри на правой задней бабке – там крохотное беленькое пятнышко должно быть. То есть не то чтобы белое, но седое как будто. Как ведьмина метина». Посмотрел он – а я Принца удерживал, чтоб не разбил он ему голову, дураку такому, – и говорит: «Правда, есть. Забирай своего коня. Однако ж если не найдешь своего господина в живых – возвращайся обратно. Я, говорит, Марк Беньи с улицы Кожевников. Дядя мой, говорит, – глава цеха. Я, говорит, коня твоего куплю, если что». А ему: «Типун тебе на язык!» И пошел к замку. Здесь я и узнал, что живы вы, господин мой, и успокоился малость. Отвел Принца в конюшню, сам там же устроился. Ночь же была глубокая, и вас ну никак не найти!.. А утром как только стал вас искать – глядь, а вот и вы уже тут!