Рыцарь - Смирнов Андрей. Страница 27

– А где сейчас Принц?

– Да говорю ж – в конюшне!

– В конюшне? Что-то я его там не видел.

Тибо вытаращил глаза:

– Как так? Он же там стоит! У дальней стены, справа!

– Да? Может, я не заметил?..

Мы пошли в конюшню. Там – у дальней стены, справа, как и говорил Тибо, – стоял Принц. Был он уже вычищен и, пребывая в стойле, меланхолично жевал сено. В соседнем стойле разместился Праведник.

Когда я подошел ближе, Принц дружелюбно зафыркал и, повернув морду, посмотрел на меня одним глазом. Я потрепал его по шее и привалился спиной к перегородке между стойлами. Бедро разболелось не на шутку. Как неудачно. Еще, не дай Бог, инфекция какая-нибудь привяжется...

* * *

Едва я улегся, появился Этьен. Рука в лубке, но вид бравый. Сообщил, что вечером хозяин обещает нам роскошнейший пир. И прочие новости касательно чистки города от мусора и нежелательных элементов.

– А ты сам давно у Родриго служишь? – спросил я.

– Я ему не служу! – Этьен даже обиделся.

– Вот как?.. А мне казалось...

– Родриго де Эро – мой сеньор, это верно. Но по происхождению я ничем ему не уступаю. Я его вассал, но я не слуга.

– Я это и имел в виду. Сколько ты с ним?

– Да вот считай, как он из Каталонии приехал.

– Значит, уже восемь лет?

– Побольше. Восемь лет назад он сюда приехал, чтоб уж окончательно поселиться – за месяц до того, как отец его, эн Бернард, в Палестину уплыл. А до этого только временами наезжал. У них же поместье было в Каталонии, от матери еще оставшееся. Родриго там и жил. У дядьки своего воспитывался. А... Так, сейчас вспомню... Ага... В первый раз в Тулузское графство он приехал двенадцать лет назад. Тогда мы с ним и сошлись.

Как это произошло, Этьен рассказывать не стал, а я не стал расспрашивать. Тут пришел Тибо, принес котелок дымящейся мясной похлебки с горохом и луком и две румяные, поджаристые лепешки. У меня слюнки потекли. Выяснилось, что Этьен также с утра ничего не ел. Я пригласил его присоединяться. Установили котелок посреди кровати, обложили шкурами, чтобы не опрокинулся, и на двоих этот котелок и оприходовали. Тибо сидел на табуретке и поглядывал на нас, облизываясь.

Родриго ввалился в комнату, когда у котелка показалось дно. Кивнул Этьену.

– Здравствуйте, Андрэ... Ну как вы тут устроились?!

– Как видите. – Я сделал неопределенный жест ложкой.

– Вижу, что хорошо. Как твоя рука, Этьен?

Этьен ответить не мог, поскольку пытался зубами отодрать кусок мяса от кости, но кивнул – все, мол, в порядке. Спасибо за заботу, босс.

– А у вас, Андрэ, что с бедром? – Родриго кивнул на окровавленные тряпки, которыми я неумело замотал ногу. – Вам лекарь требуется?

– Да, в общем, не помешал бы. Если у него других дел нет.

Родриго невесело хмыкнул.

– Дел-то у него как раз по самое горло. Почти треть моих людей ранено. И у Рауля не лучше.

Этьен оторвался от кости и посмотрел на своего сеньора.

– А с Катаром-то что?

Родриго мгновенно помрачнел.

– Все, – коротко сказал он. – Нет его больше.

– Как же так?! – вскинулся Этьен. – Он же сам мог идти! Рана была не такой уж серьезной!..

Родриго пожал плечами и помрачнел еще больше.

– Я полночи рядом с ним просидел... – сказал он. – Ничего не мог для него сделать.

– Понятно, – промолвил Этьен и отвел взгляд.

– Ааа... это вы о ком? – осторожно спросил я. Этьен и Родриго посмотрели на меня удивленно.

Потом, видимо, вспомнив, что познакомились мы всего четыре дня назад, Родриго негромко пояснил:

– Мы говорим о моем коне. Он же был белым, помните?.. Вот я и назвал его Катаром – в честь этих «совершенных» из Альби и Ажена. Так, шутки ради назвал, еще когда он жеребенком был... Уже и не помню, во скольких переделках мы с ним побывали, скольких рыцарей на турнирах свалили, сколько сражались вместе... А вчера, когда уже этих негодяев гнали, один из них ткнул его копьем в бок. Нет, ну какая подлость – метить не во всадника, а в лошадь! Хуже этой подлости, по-моему, и быть ничего не может!

Я вспомнил, как сам расправился с одним из рыцарей Роберта в то время, когда Этьен обменивался ударами с самим вигуэрцем. Жизнь – штука ценная, не спорю, но если уж мы решили отнять ее у кого-то и начали войну, глупо ставить жизнь лошади выше человеческой. Но делиться своими размышлениями с бароном я не стал.

Когда Родриго ушел, я велел Тибо разузнать насчет помыться.

– А вы встать-то сможете, господин? – Тибо посмотрел на мою ногу. – Или сказать, чтобы сюда принесли?

– Ходить я могу.

– Слуги с самого утра воду греют. На первый этаж надо. Комната рядом с кухней. Я покажу.

* * *

Оригинальная мысль вымыться пришла в голову не только мне. Здешняя баня представляла из себя пару бочек, наполненных горячей водой. Когда очередной рыцарь залезал в эту бочку, часть воды выплескивалась и заливала пол, но никому до этого не было дела. Периодически, когда вода становилась совсем уж грязной, слуги ее меняли. По коридору сновали любопытные служанки. Проходя мимо бочек хихикали и отворачивались. Или не отворачивались.

Одна из бочек в настоящий момент была занята сьером Жоффруа (нас вчера представили), вторая свободна. Я заглянул внутрь бочки. Воды не увидел – ее скрывала толстая пленка сероватой грязи.

– Тибо, скажи им, чтобы поменяли воду.

Тибо приволок двоих слуг.

Один из них совершенно искренне спросил:

– Зачем же ее менять, ваша милость? Совсем ж недавно меняли! Сами гляньте!

Второй слуга молчал, посматривал в пол и явно ждал, когда их отпустят восвояси.

– Я вас не советоваться звал.

– Но...

– Долго мне еще ждать?!

Он заткнулся и вместе с приятелем занялся делом. Жоффруа, которому его собственный слуга в этот момент как раз намыливал голову, одобрительно заявил:

– Правильно, эн Андрэ. Их надо постоянно гонять. Какая разница – чистая вода или грязная? Если сказали: «Поменяй воду», – пойди и поменяй. Ведь если их не гонять – обнаглеют вконец.

Я посмотрел на разомлевшего рыцаря, хмыкнул и полез в бочку.

Когда я закончил мытье, Тибо уже ждал с чистым бельем... Кстати, о белье. Оно состояло из двух частей: «ночной рубашки», опускавшейся до колен, и куска ткани, который наматывался на бедра на манер подгузника. Облачаясь в это непотребство, я со вздохом вспомнил родной двадцатый век...