Агей - Бахревский Владислав Анатольевич. Страница 14

Яблоки складывали в огромные высокие ящики. Ящики стояли в междурядьях, стояли часто, и почти все полные. Урожай был огромный.

Пообедали в саду.

– Работаете вы честно, – сказал ребятам председатель. – Таких работников наши колхозники взяли бы в колхоз.

– К вам, говорят, нелегко поступить, – сказал Годунов.

– Это верно. Принимаем тех, у кого не меньше трех земледельческих специальностей. Но за хорошую работу мы и платим хорошо. Вам тоже будет заплачено.

– Ура! – закричала Крамарь.

– Тебе на дискотеку, что ли, не хватает? – спросил Курочка.

– За дискотеку за меня заплатят! – отрезала Крамарь. – Но это ведь будет первая самостоятельная зарплата!

– Пошли вкалывать! – поднялся Рябов. Он оказался до работы жадным человеком.

Передых делали через каждый час.

Во время второго отдыха Валентина Валентиновна показала на небо:

Какое красивое облако выкатывает из-за горизонта.

– Да это же Голова из «Руслана и Людмилы»! – захлопала в ладоши Ульяна.

– Как бы дождь не ливанул, – сказал Рябов. – Давайте скорее работать…

Агей подошел к Валентине Валентиновне:

– По-моему, это грозовая туча.

– А что ты предлагаешь? Бросить работу и бежать в поселок? До поселка три километра. Мы прибежим, а туча мимо пройдет.

Агей кивнул и полез на стремянку. В лицо ему повеяло свежестью. Ветер был приятный, а туча страшная. Она наваливалась на небо, и небо отступало перед ней, сжималось.

«Вот так было на войне, – подумал Агей, – идут танки, а ты должен взять винтовку и заниматься своим делом, стрелять по пехоте».

Он принялся снимать яблоки, но ветер уже свистел, защелкали по листьям капли, тяжелые капли. Больно стегануло по уху.

– Град! – тоненько закричала Чхеидзе.

Все обернулись и посмотрели на нее – впервые в жизни, кажется, голос подала.

Ребята и девочки спрыгивали со стремянок, жались к яблоням. Градины щелкали уже почем зря.

– Бежим! – закричал Курочка.

– Стойте! Стойте! – загородила дорогу Валентина Валентиновна. – В поле хуже. Под яблони! Под яблони!

Рассыпались, выискивая деревья погуще.

– Ребята! – закричал Агей. – Ко мне! Переворачивай ящики! Ко мне!

К нему подбежали Годунов, камчадалы. Налегли, опрокинули.

– Девочки, в ящики!

Грохало по доскам так, будто мостовая сверзилась с неба. И сразу все кончилось. Посидели, подождали, вышли. А сад – пуст.

– Мамочка! – дружно заплакали девочки. Было холодно, под ногами шуршал белый гравий.

– Поглядите-ка! – Годунов поднял градину и яблоко. Валентина Валентиновна подбежала к Агею, плача, расцеловала его, прижимая к груди, словно ему грозила опасность.

У него голова закружилась от мягкого, от женского, от маминого – памятного на всю жизнь – доброго тела.

Зарокотал мотор. Примчался газик председателя.

– Живы! Господи, живы! – Поглядел на ящики. – Догадались! Ах, молодцы!

Он ходил, оглядывал ребят, клал им большие свои руки па плечи, на головы.

– Все целы?

– Мы-то ничего. Мальчишкам только досталось, – сказала Крамарь. – А сад-то! Сад.

Девочки снова заплакали.

– Слава богу, вы целы, – сказал председатель. – А сад? Вот оно, сельское хозяйство: год трудов – и полчаса непогоды.

Он ходил меж деревьями, поднимал срезанные градом ветки. Приехал автобус.

Садились молча, не переговаривались. Словно виноваты были, стыдно оставлять человека с его бедой.

– Может, нам пособирать? – спросила Валентина Валентиновна. Председатель покачал головой:

– Домой скорее поезжайте, в семьях-то переполох теперь!

Рано ли думать о любви?

Шел первый учебный день второй четверти.

Алла Харитоновна пришла с урока в седьмом «В», сияя победоносной улыбкой.

– Ну, что у вас? – спросила Вера Ивановна. – Снежный Человек овладел испанским?

– Нет, Вера Ивановна! Но вы мне не поверите, и мало кто поверит в этой комнате.

Она открыла журнал и поднесла его к глазам Веры Ивановны, указывая фамилию.

– «Годунов… – прочитала Вера Ивановна, – пять»…

– А что? – сказала Валентина Валентиновна. – Немая сцена соответствует моменту.

– И прочитал правильно. И текст пересказал… А впрочем, Вера Ивановна, вы правы: сей подвиг не обошелся без Богатова.

– Несправедливо это, – вздохнула Лидия Ивановна. – Одному – все, а другому – ничего. Вот он и вас, Валентина Валентиновна, можно сказать, спас. Сами рассказывали.

– Мальчик вырос в условиях Памира. Он чувствует опасность и не теряет головы… А то что знает много? Среда. Дедушка силен в языках, и внук тоже, дедушка влюблен в Бунина, и внук читает так, что у красавицы Крамарь в сердце кутерьма.

– Рано им о любви думать! – рассердилась Вера Ивановна.

– Не-ет! – покачала головой Валентина Валентиновна. – Любить прекрасное никогда не рано и не поздно.

– А не слишком ли много внимания седьмому «В»? – спросила коллег Вера Ивановна.

Но, вернувшись после уроков в учительскую, она только руками развела:

– Вот и я дождалась своего часа. Богатов просит принять у него экзамен по истории…

– Надеюсь, вы поставили его на место? – сказала Лидия Ивановна.

– Но почему же? Мне и самой это очень интересно. Директор и завуч тоже изъявили желание участвовать в экзамене.

– И конечно, весь седьмой «В».

– Да и я не возражала.

Вера Ивановна была строга, но и справедлива. Урок, перемену и еще пол-урока отвечал Агей на ее вопросы.

– Безукоризненно! – сказала Вера Ивановна и посмотрела на школьное начальство.

– Ответ отличный, – согласился директор и спросил семиклассников: – А может, у вас еще есть такие же смельчаки?

Воцарилось молчание. И вдруг – рука.

– Камчадал? – сорвалось с языка у Веры Ивановны. – Простите, я уж и фамилии ваши забывать стала. Прянишников, ты что же, тоже готов держать экзамен?

– Готов, – сказал Прянишников. – Агей меня проверял.

– Ну, коли так, иди сюда! – согласилась Вера Ивановна. – Садитесь, Богатов.

И новое диво – Прянишников не споткнулся ни на одном вопросе.

– Виват седьмому «В»! – сказал директор.

Все улыбались, и Вера Ивановна тоже.

Урок

На следующий день Валентина Валентиновна на перемене остановила Агея.

– Итак, – сказала она, – географию, историю вы уже сдали, английский и математику вам и сдавать не надо. Программа седьмого тает на глазах. Полагаю, мой предмет у вас на очереди.

– Нет, – сказал Агей, – по литературе прочитать надо много. На очереди зоология.

– Торопитесь, Екатерина Васильевна уходит от нас.

– Как уходит?

– В санаторную школу.

Екатерина Васильевна начала урок с опроса, и Агей поднял руку.

Учительница видела, что он держит руку, но сначала спросила Юру Огнева, потом Чхеидзе, Прянишникова.

– Богатов, у вас стоит оценка.

– Я хочу спросить.

– Сегодня моя очередь спрашивать.

– Но мне надо! – Агей почти крикнул это, и все посмотрели на него.

– Слушаю вас, – разрешила Екатерина Васильевна.

– Это верно, что вы бросаете нас?

Екатерина Васильевна смутилась.

– Я перехожу.

– В санаторий?

– Да, в санаторий.

– Потому что денег там больше платят, потому что там уроков меньше, потому что там никакой ответственности!

– Что с вами, Богатов? Почему вы кричите на меня?

– А вот потому!.. – Губы у Агея покривились, задрожали. – Это же… нехорошо. Так только лягушка может, у которой кровь холодная.

– Выйдите, Богатов, умойтесь… и возвращайтесь. Я подожду вас.

Она села за стол, захлопнула журнал.

Агей, волоча ноги, вышел из класса, постоял в коридоре, пошел в уборную мимо картины и дежурного. Умылся. Вытер лицо и руки платком. Постоял у картины, разглядывая нарядные группы в национальных костюмах.