Геракл без галстука - Смирнов Дмитрий Викторович. Страница 18

Изрядно разбогатев после первого подвига, Геракл добирался до Лерны уже не пешком, а на колеснице, купленной на деньги, полученные за многочисленные интервью американским телеканалам. Конями правил племянник героя Иолай, сын его единоутробного брата Ификла. Сам же Геракл небрежно развалился на мягком сиденье, поглядывая по сторонам и напевая: «Раз пошли на дело я и сын Ификла».

Колесницу припарковали в роще неподалеку, а сам герой пешком отправился разыскивать врага, что, впрочем, не заняло много времени. Гигантскую змеевидную собаку, греющуюся под платаном, трудно было не заметить даже с противоположной стороны болота. Геракл достал лук и пустил в эту собакообразную змею стрелу, затем вторую, третью. Ни собаке, ни змее такое обращение не понравилось, и тварь с паровозным шипением бросилась к обидчику вплавь. Время, пока она плыла, герой, хорошо помнивший, что главным оружием гидры является ее аромат, потратил на подготовку к рукопашной. Он отошел от воды, сделал несколько глубоких вдохов и задержал дыхание.

Форсировав водную преграду, гидра без задержки бросилась на укрепившегося на берегу противника, надеясь сломить его напором, но была встречена шквальными ударами богатырской дубины. Со стороны бой чем-то напоминал бейсбольный матч. Здоровенный питчер раз за разом взмахивал битой, и мячи, сильно похожие на змеиные головы, летели на трибуны.

Увлекшись игрой, Геракл не сразу заметил, что его мастерские удары, приводя в восторг зрителей, никакой практической выгоды не приносят. Более того, после очередного блестящего «хоум-рана» на месте снесенной головы вырастает сразу две. А поскольку матч длится уже достаточно долго, то к нему тянется уже не девять, как вначале, а гораздо больше шипящих змеиных морд. (К сожалению, секрет этой фантастически быстрой регенерации гидра унесла с собой в могилу, по поводу чего современная наука не устает кусать локти.).

Да и вообще, сражение принимало неудачный оборот. Вслед за морской пехотой болото форсировала бронетехника. На берег вылез приятель гидры – гигантский рак, обходным маневром зашедший противнику в тыл. Рак вцепился одной клешней Гераклу в пятку, а другой прицеливался, за что бы ухватиться повыше. Вокруг второй ноги героя обвился мощный хвост гидры. И хотя свалить Геракла с ног таким способом было невозможно, сковать движения героя, лишив его маневра, вражеской коалиции удалось. Блицкриг не получился, и герой предпочел отступить. Пока враг перегруппировывал силы, он вызвал на помощь Иолая.

Соорудив, как его учили в школе на уроках ОБЖ, из своей туники ватно-марлевую повязку, Иолай побежал к ближайшей роще, поджег ее и уже с горящими головнями в руках бросился к Гераклу на подмогу.

Было решено расправиться с супостатами поодиночке. И, заложив вираж, герой напал на поотставшего рака. Молодецкий удар палицей превратил членистоногого в гигантский комок из смеси хитина и нежного мяса. В иной ситуации за этого раритетного лобстера можно было бы выручить целое состояние, но в тот момент думать о торговле деликатесами не приходилось.

Тем более что гидра, ободренная отступлением оппонента, стремилась развить успех и тянулась к герою отросшими головами. Геракл вновь задержал дыхание и пошел в контратаку. Следом за ним с горящим стволом кипариса наперевес и индивидуальным средством защиты поперек физиономии бежал Иолай. Чтобы воспрепятствовать регенерации гидриного организма, Иолай принялся прижигать головней раны на месте сбитых Гераклом голов. Видимо, тело грозы болот не было рассчитано на такой неделикатный подход. Во всяком случае, головы отрастать прекратили, стали видны результаты труда, дело явно пошло на лад.

Через некоторое время у гидры осталась лишь одна бессмертная голова, и чудо-юдо приобрело весьма комичный вид собаки со змеиной головой на длинной шее. После удара дубиной голова не отрывалась, как остальные, и не летела за отметку «двести ярдов», а всего лишь болталась из стороны в сторону, ударяясь о собачьи бока. Уже поднаторевший в логических загадках герой быстро нашел решение. Оставив в покое неуязвимую голову, он просто вырвал ее из туловища вместе с шеей, про жизнеспособность которой никаких указаний не было.

Неубиваемую змеиную пасть зарыли на берегу, придавив для верности валуном побольше, а обезглавленную тушку сбросили в болото. После чего Геракл смог, наконец, перевести дух, а Иолай снять защитную маску.

– Жаль, что не получилось прибить ее с первого раза, – делился впечатлениями Геракл, – Тогда можно было бы говорить, что совершил подвиг на одном дыхании.

После боя с гадюкой герой с ординарцем сели в тенечке передохнуть перед обратной дорогой. Поскольку роща на краю болота была сожжена в ходе битвы, им пришлось довольствоваться тенью ограды, которую они сначала приняли за забор чьего-то картофельного поля. На самом деле местными хранителями старины было аккуратно огорожено то место, где после кражи своей жены Прозерпины спустился в преисподнюю владыка подземного мира Аид. Об этом гласила висящая на заборе памятная табличка, которую, впрочем, никто не читал.

В центре ограды, где когда-то разверзлась земля и образовался один из многочисленных входов в подземное царство, стоял черный обелиск, напоминая о том, что и всесильные боги могут иногда получить по зубам, если возьмут на себя слишком много. Некоторые источники даже говорят, что на обелиске была высечена фраза, которую можно перевести на русский примерно как: «Не все коту масленица». Другие источники считают, что эта надпись была сделана позднее кем-то из местных жителей вместе с остальными граффити вроде «Орфей жив» и «ПАОК – конюшня».

Божественное семейство Зевса было в Древней Греции примерно тем же самым, чем для Америки клан Кеннеди. Ни одной греческой Мэрилин Монро не удавалось благополучно избежать их домогательств. Три венценосных братца Зевс, Посейдон и Аид с чувством полнейшей безнаказанности волочились за всем, что двигалось, нигде не получая ни малейшего отпора. Все, кто смел противиться прихотям небо-, море– и подземножителей, моментально обращались в элементы живой и неживой природы. Печальный список нимф и простых смертных, преображенных в деревья, птиц и облака, настолько длинен, что мы не приводим здесь этот мартиролог попросту из соображений экономии бумаги.

Порой создавалось впечатление, что и государственный переворот три божественных братца в свое время затеяли, чтобы потом беспрепятственно ухлестывать за девицами. История с Персефоной, под памятным знаком которой Геракл с Иолаем разложили свои пожитки, стала единственной в своем роде, закончившейся моральным поражением агрессора без трагических последствий для дамы.

Дело в том, что Персефона была девушкой не просто очень красивой, но еще и более чем знатной. Ее матерью была сама Деметра, родная сестра Зевса, Посейдона и Аида, одна из самых могущественных богинь Греции. Кто являлся папой девушки, вслух не говорили, но некоторые полагали, что и здесь не обошлось без Зевса. В таком случае внезапно возникшее у Аида желание жениться на племяннице выглядит совершенно противоестественным.

Но самого владыку подземелья это обстоятельство нисколько не смущало. Не имея привычки терпеть отказ, он понимал, тем не менее, что так запросто украсть дочку Деметра не позволит. И, заручившись поддержкой державного брата, пошел на хитрость. Зная о любви девицы к цветам, Аид уговорил свою мать Гею вырастить диковинный цветик, от которого любой хоть на время, но потерял бы голову, а заодно и возможность сопротивляться. Гея не могла отказать сыну и в сжатые сроки вывела требующееся ботаническое чудо – ярко-красного цвета с большими лепестками. С момента его появления на свет галлюциногенные грибы навсегда утратили лидирующие позиции на рынке измененного сознания.

Остальное было делом техники. Аид высадил растение на лернейском лугу, где любила гулять Персефона, и затаился в засаде. Естественно, девушка, совершая традиционную утреннюю прогулку, не могла пройти мимо красивого бутончика. Но лишь она сорвала аленький цветочек и вдохнула его аромат, как моментально рухнула без чувств, успев лишь крикнуть то ли от восхищения, то ли от удивления что-то про мать. Впоследствии этот миф в одной из своих песен отразил Высоцкий, из конъюнктурных соображений заменив луг нейтральной полосой, а Персефону капитаном погранслужбы.