Геракл без галстука - Смирнов Дмитрий Викторович. Страница 19

– Эк в голову-то шибает, – удивлялся Аид, грузя в колесницу бесчувственное невестино тело.

Как ни странно, Деметра услышала крик Персефоны и помчалась на луг, где не нашла никого и ничего, кроме рассыпавшегося гербария. Не надеясь на профессионализм следственных органов, она учинила собственный сыск, не давший, впрочем, никаких результатов: из царства мертвых никто в ту пору еще не возвращался, поэтому и донести богине о местопребывании дочурки было некому.

Деметра принялась опрашивать одного за другим возможных свидетелей, но дело было сделано чисто. Простая смертная в такой ситуации смирилась бы и прекратила розыски, но сильные мира сего тем и отличаются от обычных граждан, что в нужный момент могут пустить в ход свои обширные связи. Кому-кому, а Деметре хорошо было известно, что даже в ситуации, когда никто ничего не видал, всегда есть персонаж, которому сверху видно абсолютно все.

Положение Гелиоса, ежедневно перевозившего в своей колеснице по небу освещавший землю огненный шар, было при олимпийском дворе весьма двусмысленным, сопоставимым с положением потомственного дворянина, поступившего после Октябрьской революции на службу в Совнархоз. С одной стороны, его, титана по происхождению, олимпийцы после переворота не тронули и даже присвоили ему почетный титул бога солнца, но с другой – всегда держали в уме его сомнительное происхождение и были готовы в случае чего вспомнить все не хуже Арнольда Шварценеггера.

Поэтому спорить с представителем правящей верхушки Гелиосу не приходилось. И, поотпиравшись поначалу – ничего, мол, я не видел, я в этот момент за тучку по нужде отходил, – небесный тихоход выдал Аида с головой. Но тут же добавил, что он этого поступка не одобряет и даже в знак скорби по исчезнувшей девице выходит в последние дни на работу с черной повязкой на рукаве, которую некоторые недалекие астрономы уже успели принять за пятна на Солнце.

Шокированная подлостью братьев, Деметра бросилась на Олимп, уже не слыша летящих вслед криков Гелиоса, умоляющего не выдавать его «этим страшным людям»: «Они убьют меня!». Зевс никак не мог ожидать, что благословленная им пакость вскроется так быстро, и визит разъяренной матери застал его врасплох. С кем другим он легко бы разрешил проблему в своем традиционном административно-хамском стиле, но сказать Деметре: «Иди-иди, селянка, не мешай!» – было невозможно. И верховному божеству Греции пришлось оправдываться и извиняться, как нашкодившему школьнику. Он даже готов был вернуть дочку назад, но неожиданно уперся Аид, наотрез отказавшийся расставаться с захваченным, чем довел мамашу до каления, белого, как флаг капитулянта.

– О'кей! – сказала Деметра. – Нет ножек – нет мультиков! Пока не вернете ребенка, меня вы на Олимпе больше не увидите. Пусть за меня Анд работает!

Она собрала пожитки, хлопнула дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка, и ушла куда глядели ее божественные глаза. Поначалу братаны несказанно обрадовались столь легкой развязке, но вскоре до них дошел весь трагизм ситуации. В круг обязанностей Деметры входило поддержание жизни на земле. Поэтому трактовать эскападу родственницы как «баба с возу – кобыле легче» не приходилось. Наоборот, все кобылы Греции напряглись, предчувствуя скорое знакомство с ножом мясника. Поскольку именно Деметра обеспечивала рост растений и именно благодаря ей колосились поля и зрели фрукты в садах, то со сложением богиней своих обязанностей всякая растительная жизнь прекратилась.

Уже через несколько недель даже самые тупые поняли, что в мире что-то сломалось. Затем народ осознал, что урожая в ближайшее время не предвидится и скот кормить будет нечем. Очень скоро на «голодный паек были посажены и небожители, которым стремительно нищающее население стихийно выдвинуло вотум недоверия и перестало приносить жертвы.

Зевс послал к Деметре служившую по почтовому ведомству богиню радуги Ириду с извинениями и просьбой вернуться на Олимп, но Деметра не стала даже разговаривать на эту тему. Поголодав еще немного, Зевс повторно делегировал к бунтовщице гонца. Теперь на переговоры был выслан Гермес, просивший кончить дурить и приступить, наконец, к работе. На что Деметра отреагировала неожиданно резко, ответив что-то вроде:

– Утром дочка – вечером работа, вечером дочка – утром работа.

Зевс понял, что дело швах, киднеппинг может закончиться не просто плохо, но даже и катастрофично, и полетел уговаривать брата пойти на попятный.

Вот как отобразил совещание божественных братьев древнегреческий драматург Аполло Крит в своей не дошедшей даже до современников трагедии «Эти в подземелье».

«Аид сидит на троне, складывает берцовые кости на манер конструктора „Лего“. Входит Зевс.

Зевс:

Аид:

Зевс:

Припертый к стенке Аид согласился расстаться с Персефоной, но сдержал свое слово лишь частично. За прошедшее время он уже успел склонить девицу к сожительству и, перед тем, как проводить жену к вечерней колеснице, обманом дал ей съесть несколько зерен граната, символа супружеской верности. Из-за воздействия этого психотропного препарата Персефона не могла долго находиться в разлуке с мужем. Всякий раз ей через некоторое время приходится спускаться к Аиду за новой дозой.

Происходит это не чаще, чем раз в год, и уже через несколько месяцев Персефона возвращается к матери. Но в период ее отсутствия Деметра скорбит, и в природе опять умирает все живое. Некоторые называют это время зимой.

Знай Геракл всю эту историю, возможно, переживания не дали бы ему полноценно отдохнуть, но, по счастью, поблизости не оказалось ни одного любителя старинных преданий, и потому никто не мешал болтовней восстановлению богатырских сил. Пока Геракл отдыхал, Иолай высекал на намогильном камне поверженной гидры надпись. К тому моменту, когда герой набрался сил и велел возничему запрягать, тот успел выбить: «Здесь жила одна собака, я ее убил. В землю закопал, надпись написал».

Осталось неизвестным, кто надоумил Геракла обмакнуть наконечники стрел в кровь гидры, но подавший идею явно разбирался в отравляющих веществах. После этой нехитрой операции стрелы героя стали убийственны как для простых граждан, так и для бессмертных богов и прочих титанов. Яд гидры не имел противоядий, не поддавался лечению и приносил мучительную, хотя и быструю смерть. Одним словом, стрелы получились – мечта любого супергероя.

Зато в Микенах Геракла ждало разочарование. Изучив доставленный гонцом рапорт. Эврисфей отказался учесть уничтожение гидры. А стало быть, и счет великим подвигам, который Гераклу следовало для обретения свободы довести до десяти, с единицы так и не сдвинулся. Все усилия, приложенные героем в битве на болоте, оказались напрасными.

Поводом для такого вердикта стало участие в битве Иолая. И никакие доводы Геракла, вроде: «А че?! Их тоже двое было!» – действия не возымели.

– Может быть, он на подвиги еще и с телохранителями ходить будет? – съязвил Эврисфей, отсылая герою назад его рапорт с визой: «Незачет».

Друзья, кривя душой, пытались утешить Геракла, говоря, что не бюрократу в короне решать, засчитывать подвиг за великий или нет. Что начальник, по определению, всегда идиот, не понимающий элементарных вещей. Что, в конце-то концов, гидра мертва, а сколько человек участвовало в операции, не так уж и важно. Но успокоить героя не могли.

– Ну не козел, а?! – кипел Геракл, – Просто баран какой-то!

Возможно, именно эти резкие слова определили выбор Герой и Эврисфеем следующего задания.