Эра Броуна - Смирнов Леонид Эллиевич. Страница 42

– Благодарю, у меня слишком мало времени.

– Боитесь восточного коварства? – с улыбкой осведомился Хабад. – Яда здесь нет. Клянусь… Впрочем, моим клятвам вы вряд ли поверите.

– Это уж точно. Думаю, будет логично сразу же изложить наши позиции, – сказал Примак, тоже расположившись в кресле. Он продолжал внимательно разглядывать собеседника. И от его взгляда, взгляда профессионального охотника за “скальпами”, Хабаду стало вдруг слегка не по себе.

– Хорошо. На правах инициатора переговоров я начну… Революционный народ категорически настаивает на безоговорочном выполнении командованием войск ООН в Восточной Африке следующих требований. Первое. Немедленно – не позднее четырех часов дня – убрать уцелевшие заграждения по всей линии Северного фронта. Второе. В течение ближайших трех суток по оставленным нами коридорам эвакуировать живую силу и боевую технику через порты Момбаса, Кисмайо, Могадишо, Бербера, Джибути, Асэб, Массауа и Порт-Судан.

– Это абсолютно нереально… хотя бы по срокам.

– Я не договорил… Третье. Генеральному секретарю ООН сегодня же дать официальные гарантии прекращения так называемых “миротворческих” операций в Восточной Африке. Народ революционного континента сам решит свою еудьбу. Политике неоколониализма должен быть положен конец.

– Теперь всё? – осведомился русский, машинально пригладив и без того коротко остриженные и аккуратно причесанные виски.

– Всё.

– Ну, тогда я выдвигаю встречное предложение. – Примак встал, поправив ремень, и дальше уже говорил стоя. Так его слова приобретали дополнительную весомость. – Если вы не прекратите гнать мирное население на смерть, мы немедленно возобновляем боевые действия и подвергнем массированным ракетно-бомбовым ударам все хозяйственные и военные объекты ТАР, а затем высадим десанты для захвата стратегических мостов, переправ и блокирования дорог. Всякий подвоз боеприпасов и продуктов, а также подход подкреплений на фронт будет прекращен. Через пару дней ваши свободолюбивые зомби просто не смогут передвигать ноги от голода, и наступление захлебнется само собой.

Генерал-лейтенант прекрасно знал, что у него нет этих самых двух дней, знал он и что Хабад наверняка надеется именно на такое развитие событий. В противном случае Лидер Революции просто не осмелился бы начать этот блицкриг.

– Ну что ж, тогда приступайте, – мнимо равнодушным тоном ответил Хабад. Ультиматум Примака все-таки не был одним лишь сотрясением воздуха. Если произойдет чудо и генерал-лейтенант продержится этот срок, за жизнь Хабада никто не даст и ломаного гроша. – Только хочу предупредить, я уже направил такие же точно требования Равандрану, присовокупив, что при их невыполнении завтра к вечеру число жертв среди гражданских достигнет миллиона.

– Неужели вы думаете, что судьба одного-единственного генерала может определить ход событий на целом континенте? – усмехнулся Примак.

– Нет, конечно, итог революционного процесса предрешен, но высокопоставленный упрямец при наличии таланта способен затянуть агонию и существенно умножить число жертв.

– Если среди дополнительных жертв окажется некто Хабад, я готов принять на себя эту неблагодарную роль… Разговор закончен. – Примак сделал шаг к двери.

– Не спешите, генерал. – Лидер Революции улыбался углами рта. При этом глаза его оставались совершенно холодными. – В Африке несносная жара, вы наверняка измаялись. Я хотел бы хоть немного скрасить ваше вынужденное пребывание на чужбине. Как насчет легкого обеда с упором на прохладительные напитки, охлажденное вино, соки, мороженое и суфле? Будет даже… холодный свекольник! – Он будто ждал в ответ бури восторга.

– Благодарю за заботу, но время застолий еще не пришло. Честь имею.

Ооновец дернул ручку двери. Она легко подалась. Но прохода в приемную не было. За дверью обнаружилась серая стальная плита. Примак постучал по ней. С той стороны раздался ответный стук. Ребята, по крайней мере, были живы. Генерал-лейтенант развернулся и, поиграв желваками, сказал:

– Мне очень жаль разочаровывать вас, “соратник”, но в случае, если я не вернусь в штаб через…– он посмотрел на часы, – сорок восемь минут, вся авиация поднимется в воздух. Причем, первый и самый мощный удар будет нанесен именно по этому бункеру. Со спутника отслеживалось мое движение от места посадки и до самого въезда под землю. Поверьте, я не вру…

Вернувшись в кресло, Примак достал пачку “Беломора”, распечатал, закурил. Струйку дыма тут же стало утягивать в одно из вентиляционных отверстий в белом потолке.

– Осталось сорок семь минут, – через какое-то время произнес он.

Хабад встал, прошел в противоположный конец комнаты и распахнул еще одну дверь. Там была столовая, в середине ее – накрытый стол.

– Я хочу только, чтобы в течение всего перемирия ваши войска не предпринимали активных действий. Так что мой расчет предельно прост, а я предельно искренен с вами… Милости прошу за стол. – Африканец сделал приглашающий жест.

– Сорок шесть минут, – пробубнил Примак.

– Не давите на психику, – поморщился Лидер Революции. – Лично я приступаю к еде. Присоединяйтесь, когда появится аппетит. – Он уселся за стол и начал чего-то накладывать себе в тарелку.

Из-за броневой плиты раздались упорядоченные удары. Примак прислушался, потом спросил Хабада:

– Знакомы с азбукой “морзе”? Мои ребята напоминают, что осталось сорок четыре минуты. Им тоже хочется жить…

– Зам…мечательный супец, – с набитым ртом ответствовал Лидер Революции. – Не знал, что в России такая интересная кухня… Вообще-то вы зря пугаете меня, – прожевав, решил объяснить свое спокойствие Хабад. – Этот домик можно прошибить только сотней килотонн, положенных с ювелирной точностью. Так что у вас неплохие шансы дожить до процесса в Гааге. – Он имел в виду международный суд.

– Я рад, что мы с вами уцелеем и встретимся на суде. Мне только жаль ваше государство…– в тон ему ответил русский. – Через сорок две минуты оно начнет рассыпаться в пыль.

И вдруг Примак понял, что комната разительно изменилась. Вернее… Вернее, он вдруг оказался в другой комнате и на кабинет смотрел через открытую дверь. Теперь он сидел за обширным обеденным столом. Перед ним стояла пустая тарелка со следами свекольника и еще одна тарелка с недоеденной заливной ягнятиной.

Неизвестно откуда взявшийся в кабинете коренастый офицер в “камуфляже” вскочил на ноги, заметался вокруг рабочего стола, повалив стул. Лицо его почему-то было удивительно знакомо генерал-лейтенанту. А вот Хабад куда-то исчез, и это было паршивей всего. Выходит, он все-таки “угостил” его через вентиляцию какой-то гадостью и смылся. Теперь шансов выбраться из бункера у Игоря Николаевича практически не осталось.

Потом Примак опустил глаза и обнаружил, что его уже успели переодеть: точно такие же, как на Хабаде, бежевые брюки и френч, короткие кожаные сапожки. Только непонятно зачем старались, подбирали размер – ведь все пригнано по фигуре?

“Мне нужно зеркало”, – вдруг сообразил он и стал лихорадочно оглядываться. За спиной обнаружилась еще одна дверь, она привела его в спальню Хабада. И здесь нашлось небольшое овальное настенное зеркало.

Да, это был вовсе не он, это мог быть только один человек – Хабад. Теперь все стало понятно и со столом, и с костюмом… Мгновением позже пришла ясность и в отношении того, второго человека, – этот странно ведущий себя генерал в русской форме был им самим, Игорем Николаевичем Примаком…

Подобного унижения Хабад не испытывал уже лет двадцать – с тех самых пор, как попал в плен к наемникам из Биафры. Им почему-то жутко захотелось нарезать из его кожи ремней, и только внезапное появление какого-то местного князька спасло жизнь будущему Лидеру Революции. Тогда Хабад направлялся в Кано с секретным посланием Махди.

А теперь Лидеру Революции вывернули руки и поволокли в тесную камеру подземной тюрьмы. Охранники откровенно издевались над ним, каждая новая его гневная реплика вызывала у них очередной приступ хохота – этот сморчок осмелился наброситься на САМОГО Хабада!..