В погоне за блаженством - Смит Бобби. Страница 23
— Наверное, это было ужасно, — проронила Рени.
— К счастью, никто не пострадал. — Они услышали за спиной голос Маршалла. — Мы проработали здесь уже целых три дня, а что толку! Все идет очень медленно.
Дорри робко взглянула на брата, но он сосредоточенно думал о чем-то своем и, обернувшись к отцу, стал делать замечания по поводу проделанной работы.
— Я обещала Джиму забрать книги счетов из ящика стола. Я сейчас вернусь, Рени. — И Дорри выбежала из салона вся в слезах.
— Джордж, посмотри! — позвал Олли из бара, и Уэстлейк-отец пошел на голос старого друга.
Рени почувствовала на себе пристальный и холодный взгляд Маршалла. Ей стало не по себе, но она все-таки произнесла:
— Могу я поговорить с вами наедине?
Маршалл поднял глаза в удивлении.
— Разве мы не одни?
— Это очень личное, и я хотела бы поговорить до возвращения Дорри.
Его язвительный тон показался обидным, и она покраснела.
— Давайте. Мы можем пройти вот сюда. — Он пропустил ее вперед, и они вошли в каюту, где заключались сделки. Закрыв за собой дверь, Маршалл скрестил руки на груди. — Ну так что?
Рени почувствовала, как холодок пробежал по спине от его слов.
— Я просто хотела извиниться за вчерашнее, вы совсем не то подумали…
— Правда? — сказал он с сарказмом.
— Нет. — Она вдруг осмелела и бросила ему прямо в лицо: — Вы же видите, я была…
— Не нужно объяснять. Я слышал смех и то, что сказала Дорри о Джулиане, — повторил он сухо.
— Но мы совсем не над этим смеялись. Я читала Джиму книгу, и мы смеялись над ней. Я пыталась подобрать слово, чтобы описать героиню, а Дорри подсказала мне. Джим был удивлен и поинтересовался, где она это слышала. Вот и все! — Она увидела непонимание в его глазах, и сердце ее упало. — Извините, я просто хотела, чтобы вы не сердились на Дорри. Она очень расстроилась вчера и даже не хотела идти сюда. Она волновалась, что вы все еще сердитесь…
— А вы?
— Я?
— Вы испугались меня?
— Нет, — ответила она уверенно, а затем с тревогой спросила: — А что, следовало бы?
Он обнял ее, и ей стало так тепло и спокойно. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но неожиданно спросил:
— Вы уверены?
Ее руки сами собой потянулись вверх и наклонили его голову, давая тем самым ответ. Он слегка улыбнулся и прикоснулся губами к ее губам. От этой нежности у нее перехватило дыхание. Он стал прижимать ее сильнее, но плащ, в котором она была, мешал этому. Раздраженно ловким движением он расстегнул застежку, и плащ упал на пол.
— Вы так мне нравитесь, — прошептал он прямо в губы, а руки скользили по спине, по изгибу бедер, крепко прижимая ее к себе. Сердце ее остановилось, а губы раскрылись навстречу поцелую. Лаская ее бедра одной рукой, другой он нащупал ее груди, и она вся изогнулась от несказанного блаженства. В голове стучало: надо остановить его, — но это было выше ее сил. Чувства переполняли ее. «Я люблю его!» Это была борьба разума и плоти. И разум отступил. Он расстегнул корсаж и стал ласкать ее тело. Испытывая нечто невероятное, Рени застонала от блаженства и, ведомая каким-то таинственным инстинктом, прижалась бедрами, страстно желая почувствовать его мускулистое тело и как-то унять жар в крови. Он поднял горящие глаза и разомкнул губы.
— Я хочу тебя так, как не хотел ни одну женщину на свете, — произнес он нежно и наклонился, чтобы снова ее поцеловать.
Она не ответила, не понимая, что он имеет в виду, но ей вдруг стало так грустно от того, что не услышала признания в любви. Холодок пробежал по спине от его слов, а жар, пылавший в крови, стал быстро исчезать. «Значит, он хочет меня. Возможно, хочет сделать меня женщиной, как какую-то Джулиану Чэндлер». Волна негодования охватила ее, и она бросилась бы наутек, если б не услышала приближающиеся голоса на верхней палубе.
— Вы не видели Маршалла? — спрашивал Джордж у матроса.
— Нет, сэр.
Маршалл сделал шаг назад и тягостно вздохнул. Рени молча наблюдала, как он пытается прийти в себя.
— Нам лучше уйти отсюда, — спокойно произнес он.
— Совсем как тогда! — вдруг закричала она, не понимая, что происходит. — Вы, наверное, считаете меня одной из женщин легкого поведения?
— Едва ли. — Он криво усмехнулся.
— Как вы смеете насмехаться надо мной! — набросилась она на него.
— Поверьте, мне совсем не смешно сейчас, — ответил он холодно. — Успокойтесь, и я помогу вам застегнуть платье. Я очень не хочу, чтобы они подумали дурное.
— О! — Это все, что она могла произнести, пытаясь справиться с застежкой на платье.
— Разрешите. — Он подошел и сделал это ловко и быстро.
— Спасибо. — Она подобрала плащ и накинула на плечи, считая, что так она будет в большей безопасности. — Я ухожу.
— Подождите секунду. — Голос его звучал грубо. — У вас лицо еще не остыло. Я выйду первым, а затем вы, через несколько минут.
— Хорошо.
У двери он обернулся.
— Не волнуйтесь за Дорри. Я поговорю с ней, — сказал он с улыбкой и вышел.
Через некоторое время Рени зашла в штурманскую рубку, где все уже собрались. Отсюда открывался замечательный вид: повсюду, насколько хватал глаз, стояли белые красавцы пароходы.
— Теперь ясно, как все произошло, — промолвила Дорри.
— Что? — спросила Рени.
— Пожар 1849 года.
— Сильный пожар?
— Это было ужасно! Загорелся пароход «Белое облако». Погибли двадцать три шлюпки, не говоря уже о постройках на пристани, — объяснил Джордж.
— Так это были не простые товарные склады?
— Нет. Многие бизнесмены были просто смыты. Мы оказались в лучшем положении, смогли предусмотреть многое. Больше такое не повторится.
Рени стояла молча, пытаясь представить пристань в дыму и пламени. Вероятно, это было страшное зрелище. Теперь она могла немного отвлечься от присутствия Маршалла, хотя постоянно слышала за спиной его глухой, низкий голос. Он обсуждал с отцом планы предстоящего ремонта. Ей стало не по себе, и она, чтобы не видеться с ним, перешла на другую сторону. Дорри последовала за ней.
— Ты взяла книги счетов для Джима?
— Конечно. Они лежат внизу. Заберем, когда будем уходить.
— Хорошо.
— Встретимся внизу, — объявил Джордж, и они с Маршаллом вышли из рубки, — Что ты сказала Маршу? — спросила Дорри, когда те скрылись из виду.
— Почему ты так решила? — забеспокоилась Рени.
— Он был так мил со мной. Сказал, что ты все объяснила. Спасибо. — Она нежно обняла подругу. — А ты оказалась смелее!
— Я?
— Никогда в жизни не выясняла с ним отношений. Я боюсь его во гневе.
— Не такой уж он и страшный.
— Прекрасно. Как только он разозлится на меня, я буду посылать тебя.
Рени улыбнулась. Нет, она не боялась Маршалла, она боялась себя. Всякий раз, когда он до нее дотрагивался, она теряла самообладание. Она не знала, каким образом, но ей надо держаться от него подальше. Он хочет ее, но не любит. Поэтому ей надо скрывать свои чувства. Во что бы то ни стало, — Пойдем к ним, — сказала Рени и направилась к двери.
— Конечно, я сейчас захвачу книги счетов.
Они вышли из штурманской рубки и присоединились к Маршаллу и Джорджу. По дороге домой ничего не произошло, зато они доставили массу удовольствия Джиму, Который мог теперь просмотреть все счета за последнее время. Этим-то они и занимались в течение нескольких дней. Дорри и Рени по очереди листали страницы и делали необходимые Джиму записи. Работа не казалась им такой уж тяжелой и неприятной, а Рени все больше и больше восхищалась легким характером Джима и его удивительным чувством юмора. Они добродушно поддразнивали друг друга, обменивались ироничными замечаниями и дружно смеялись над своей находчивостью. Это было чудесное время еще и потому, что Рени не виделась с Маршаллом. Хотя он и заезжал иногда, ей удавалось ускользнуть незамеченной.
Наконец на следующей неделе доктор снял с Джима повязки. Руки стали заживать, и теперь он обходился без надоевших бинтов, при соблюдении, однако, особой осторожности. Джим был на седьмом небе: столько времени он ничего не мог делать без посторонней помощи — ни застегнуть рубаху, ни поесть. Да и мама очень устала, постоянно заботясь о нем. Но то, что он увидел под бинтами, не прибавило оптимизма. Это были все еще красные, опухшие руки, от малейшего прикосновения к ним он испытывал ужасную боль. И все-таки он мог шевелить ими, мог сам одеться и поесть внизу в кругу семьи. Он был счастлив, заметив, что Рени рада его появлению за столом, и его руки, видимо, не производили на нее удручающего впечатления.