Тайный вампир - Смит Лиза Джейн. Страница 12

– Джеймс! Как мило, что ты пришел.

– Да, но он уже уходит, – многозначительно откликнулся Фил, – я покажу ему дорогу.

Любая попытка подольше задержаться у Пошш была обречена на провал, и Джеймс не стал возражать. Он повернулся к Поппи и сказал на прощание:

Увидимся завтра.

Взгляд его глаз, серых, а не серебристых, предназначался только ей одной. Впервые за все годы их дружбы он смотрел на нее так.

До свидания, Джеймс, – сказала она и добавила: – Спасибо тебе.

Она знала, что Джеймс ее поймет.

Только когда Джеймс, преследуемый Филом, как дичь сворой гончих, покинул Пилату, в голову Поппи пришла тревожная мысль.

Джеймс сказал, что если она не получит достаточно крови, то окажется в опасности. Но их прервали, едва она припала к его запястью. Достаточно ли крови она получила? А если нет, что с ней будет? Она не знала, а спросить у Джеймса не было никакой возможности.

Филипп неотступно следовал за Джеймсом, пока они не вышли из клиники. «Не сегодня», – думал Джеймс. Сегодня он ничего не может поделать с Филиппом. Ему изменило терпение, он судорожно соображал, достаточно ли крови получила Поппи, чтобы оказаться в безопасности. Он полагал, что достаточно, но чем скорее она получит вторую дозу его крови, тем лучше.

– «Увидимся завтра»… Ну уж нет! И не надейся. Завтра ты ее не увидишь, я тебе обещаю, – резко сказал Фил по дороге к гаражу.

– Фил, не гони так, дай мне перевести дух.

Фил преградил Джеймсу дорогу, заставив его остановиться. Филипп тяжело дышал, его зеленые глаза горели, как у кошки.

– Ладно, приятель, не знаю, как ты называешь свои отношения с Поппи, но теперь с ними покончено. С этого дня ты будешь держаться от нее на почтительном расстоянии. Понял?

В голове Джеймса промелькнуло видение: он ломает шею противника, как обычный карандаш. Но Фил брат Поппи, и глаза у него такие же, как у Поппи.

Я никогда не причиню Поппи вреда, – устало произнес он.

Стоп! Ты хочешь сказать, что у тебя нет на нее видов?

Джеймс не мог заставить себя сразу отречься от Поппи. Еще вчера он не солгал бы, сказав, что у него нет видов на Поппи, потому что в противном случае он подписал бы смертный приговор и себе, и ей. Но сегодня, когда Поппи оказалась на пороге гибели, он позволил себе мысли о своих чувствах к ней.

А теперь… теперь он был так близок к ней. Он прочел ее мысли и понял, что она даже лучше, чем он о ней думал. Она бесстрашная, добрая, нежная.

Он мечтал снова быть с ней рядом и так за нее тревожился, что перехватывало дыхание. Они были единым целым, но Джеймс понимал, что этого может оказаться недостаточно: обменяться кровью – значит стать очень близкими людьми, однако он не должен пользоваться установившейся между ними неразрывной связью и благодарностью Поппи. Надо подождать, пока Поппи будет способна принимать самостоятельные решения.

Я меньше всего хочу обидеть ее. Почему ты мне не веришь?

Он сделал еще одну попытку поймать взгляд Фила. И вновь попытка гипноза не удалась. Казалось, Фил принадлежал к числу тех немногих смертных, которые не поддаются внушению.

Почему я не верю? Да потому что я тебя знаю! Тебя и твоих подружек. – Фил постарался, чтобы его слова прозвучали как можно оскорбительнее. – Ты их меняешь, как перчатки.

На минуту Джеймс отвлекся, представив себе Фила мертвым.

Ему нужны были шесть подружек в год. После двух месяцев связь между ним и жертвой становилась слишком тесной, а это опасно.

Поппи мне не подружка, и я не собираюсь ее бросать, – сказал он, радуясь собственной сообразительности.

Джеймс избегал прямой лжи. Поппи действительно не была его подружкой в привычном смысле слова. Она стала его душой, вот и все.

Так ты хочешь сказать, что не будешь морочить ей голову? Так или нет? Лучше говори правду, не то…

Произнося эту тираду, Фил совершил самый неблагоразумный и опасный поступок в своей жизни: он схватил Джеймса за ворот рубашки.

«Глупый смертный», – подумал Джеймс. Он холодно прикидывал, что лучше – переломать Филу все кости на этой самой руке или забросить его за гаражи в чей-нибудь сад. А может…

Ты брат Поппи, – сказал он сквозь зубы, – поэтому я даю тебе шанс убраться подобру-поздорову.

Мгновение Фил смотрел ему в глаза и, потрясенный, выпустил его ворот, однако, несмотря на удивление, не утратил дара речи.

– Ты должен оставить ее в покое, как ты не понимаешь. Она больна, очень серьезно больна. Ее сейчас нельзя тревожить. Ей нужно просто… – Фил замолчал, не в силах продолжать.

Джеймс вдруг почувствовал, что устал. Бесполезно злиться на Фила. Он расстроен, в его мозгу проносятся невероятно четкие, почти реалистические картины смерти Поппи. Обычно Джеймс воспринимал то, о чем думают смертные, лишь в общих чертах, но Филипп думал «так громко», что на мгновение почти оглушил его.

Похоже, от этого разговора не увильнешь: Фил не довольствуется отговорками и полуправдой. Для того чтобы заставить его уйти, придется прибегнуть к откровенной заурядной лжи. Такой, которая могла бы его успокоить.

Я знаю, что Поппи тяжело больна, – сказал Джеймс. – Я нашел в Интернете статью об этой болезни и сразу же пришел к ней, понимаешь? Мне очень ее жаль. Поппи для меня не более чем друг, но ей доставляет удовольствие думать, что нас связывает нечто большее.

Филипп колебался, глядя на него тяжелым, подозрительным взглядом. Затем он медленно покачал головой.

– Нехорошо вводить ее в заблуждение. В конце концов, ей не принесет радости твое притворство. Не думаю, чтобы она почувствовала себя лучше от твоей лжи, – она очень плохо выглядела, когда я пришел.

– Плохо?

– Да. Бледная и потерянная. Ты же знаешь Поппи, знаешь, как она за все переживает. Нельзя играть ее чувствами, – Фил недобро прищурился, – так что держись некоторое время подальше. Просто чтобы убедиться, что она не питает напрасных иллюзий.

– Хорошо, согласен, – пробормотал Джеймс, он уже почти не слушал Фила.

– Ладно, – заключил Фил. – Мы с тобой договорились, но предупреждаю: если ты нарушишь договор, пеняй на себя.

Джеймс не услышал и этих его последних слов и только потом понял, что это было ошибкой.

Поппи лежала в темной палате и прислушивалась к маминому дыханию.

«Ты не спишь, – думала она, – я тоже не смогу заснуть, и ты знаешь, что я не сплю, а я знаю, что ты лежишь с открытыми глазами…»

Но ни одна из них не нарушила молчания. Поппи отчаянно хотелось хотя бы намекнуть маме, что все будет хорошо. Но как это сделать? Она не могла выдать секрет Джеймса. И даже если бы она это сделала, мама все равно не поверила бы.

«Я должна найти выход, – размышляла Полпи, – должна». Это был самый долгий день в ее жизни, в ее жилах теперь текла чужая кровь, делая свою медленную волшебную работу. Она не могла, просто не могла лежать с открытыми глазами…

Несколько раз заходила сестра проверить ее состояние. Но Поппи даже не проснулась. Впервые за несколько недель боль не прерывала ее сна.

На следующее утро, едва проснувшись, она почувствовала смущение и слабость. Когда она села на кровати, перед глазами у нее замельтешили черные точки.

– Проголодалась? – спросила миссис Хилгард. – Тебе принесли завтрак.

Запах яиц, приготовленных на больничной кухне, не вызывал аппетита, но Поппи, видя волнение мамы, немного поковырялась в тарелках на подносе. В зеркале ванной комнаты она осмотрела свою шею. Странно, на ней не осталось никаких следов.

Когда она вышла из ванной комнаты, мама плакала. Никаких потоков слез, никаких всхлипываний. Она просто промокала глаза бумажными носовыми платками. Этого Поппи вынести не могла.

Ma, если ты боишься… не знаешь, как мне сказать… то я все знаю.

Слова слетели с ее губ раньше, чем она успела их обдумать. Миссис Хилгард в страхе обернулась. Она смотрела на дочь, и из глаз ее текли слезы.

– Поппи, ты… знаешь?..