Роза - Смит Мартин Круз. Страница 19

— Моего соответствия?

— Он имел в виду не ваш интеллект, — быстро поправился Леверетт. — А моральное соответствие.

— Благодарю вас. Насколько я понимаю, ужин обещает быть чрезвычайно интересным. А среди приглашенных будут еще озабоченные моим моральным соответствием?

— Один или два человека. — Леверетт попятился к двери.

— Ну что ж, постараюсь не напиваться.

— Епископ в вас верит.

— Верит? Епископ?! — Блэару стоило большого труда не расхохотаться.

Когда Блэар приезжал сюда накануне, вечерние сумерки смягчали очертания домов, что тянулись рядами к востоку от моста Скольз-бридж; теперь же дневной свет и сажа четко выделяли каждый кирпич, каждую плитку шифера. Вместо ночной таинственности, что создавалась светом газовых фонарей, откровенно проявились бедность и убожество бесконечной череды поставленных вплотную друг к другу домов и то, что стены их по большей части были заметно покосившимися. В нос била вонь уборных. И звуки днем тоже были другими: улицы заполняли в основном женщины и дети, и назойливый стук их клогов по булыжной мостовой вплетался монотонным фоном в выкрики лотошников и бродячих лудильщиков. В клоги были обуты и шахтеры, и фабричные рабочие, и вообще все, кто жил в районе моста Скольз-бридж. Как тогда Роза Мулине назвала Уиган — черной дырой? Дыра эта была, однако, еще и очень шумной.

Джона Мэйпоула видели в последний раз разговаривавшим с Розой на мосту. Что ж, логичное место для тех, кто решил повторить путь, пройденный когда-то мучениками.

Правда, место тут не слишком напоминало виа Долороса [18] . Пивная на углу выставляла на всеобщее обозрение длинные столы, за которыми сидели посетители, бочки с пивом и сидром и традиционные бесплатные яйца под маринадом на закуску. Блэар представился хозяину пивной как двоюродный брат Мэйпоула и дал понять, что родные викария будут готовы вознаградить за добротную информацию о местонахождении священника, которого видели в последний раз два месяца тому назад на мосту, что неподалеку от пивной.

Хозяин в ответ напомнил Блэару, что в марте темнеет рано. И высказался так:

— Ваш Мэйпоул мог быть викарием или даже самим Папой Римским с колокольчиком на шее, но если человек не заходит сюда выпить с приятелем, то в этой части Уигана он не существует, на него никто даже и внимания не обратит.

Кварталом дальше стояла мясная лавка. Ее владелец был католиком, однако помнил Мэйпоула по матчам регби. Он рассказал, что в тот вечер викарий шел — как-то очень напряженно — по мосту вместе с Розой Мулине, и то ли он ей читал нотацию, то ли она ему.

— Она хорошая католичка, и она ему что-то резко возражала. Я обратил внимание, что Мэйпоул даже стягивал с себя воротник… такой, как у всех священников. Ну, вы понимаете. — Мясник выдержал многозначительную паузу. — И стягивал так, будто хотел это сделать незаметно.

— А-а… — Блэар отогнал от себя муху.

Муха отлетела и присоединилась к туче других, ползавших по чему-то, внешне напоминавшему рваное сукно; это был рубец, которым они и кормились. Под стеклом, чуть прозрачным, словно стоячая вода в пруду, лежали свиные ножки и кровяная колбаса. Мясник наклонился через прилавок к Блэару и прошептал:

— Священники тоже люди. А плоть слаба. Обмакнуть конец мужику никогда не вредно.

Блэар обвел взглядом лавку. Он бы не очень удивился, обнаружив тут пару-другую висящих на крючках концов.

— Значит, они разговаривали вполне дружески? Мне показалось, вы сказали, что один из них читал нотацию другому.

— Роза всегда такая. Как говорится, роз без шипов не бывает.

Мясник оказался последним из тех, кто вроде бы видел в тот вечер Мэйпоула. «Подобное случается и в Африке, — подумал Блэар. — Миссионеры исчезают бесследно сплошь и рядом. Почему бы не произойти такому же и в почерневшем от угля Уигане?»

Все послеобеденное время Блэар потратил на то, что ходил по пивным и расспрашивал там о Мэйпоуле. Он побывал «У Джорджа», в «Арфе», «Короне и скипетре», «Черном лебеде», «Белом лебеде», «Золотом руне», «Ветряной мельнице», в «Лиге ткачей», у «Мастеров колесных дел» и в «Якоре и канате». По пути в лавке, торговавшей дешевой одеждой, он купил кое-какие вещи, но не новые, а уже побывавшие в употреблении. «Дешевая» означало одежду настолько изношенную, что она в любой момент готова была расползтись на тряпки; она и пригодна-то к использованию была скорее именно в качестве тряпок, а не одежды. Идеальное облачение для шахтера.

К шести вечера он добрался до пивной под названием «Юный принц». Снаружи она производила впечатление готового вот-вот развалиться сарая. Многие угловые кирпичи повыпадали, и поэтому угол здания напоминал полубеззубый рот; на крыше тоже недоставало изрядного числа шиферных плиток. Однако внутри гордо возвышалась красного дерева стойка бара, светилась раскаленная добела печь, а на специальном постаменте возле входной двери стоял сам Юный принц. Судя по всему, когда-то он был знаменитым боевым псом, бультерьером, при жизни белым, а теперь превращенным в чучело и обретшим бессмертие, однако из-за этого уже изрядно посеревшим.

Пивная еще только начинала заполняться шахтерами. Некоторые из них успели заглянуть домой, вымыться и теперь щеголяли в чистых кепках и белых шелковых шарфах. Большинство, однако, прямо по пути с шахты первым делом завернули промочить горло. У тех, кто сдвинул кепки и шляпы на затылок, хорошо видна была четкая линия на лбу, разграничивавшая нижнюю, светлую часть неповрежденной кожи и верхнюю, испещренную шрамами с проникшей в них угольной пылью; у более пожилых шахтеров, что сидели, потягивая глиняные трубки с длинными мундштуками, шрамы на лбу были темно-синими — как вены или прожилки в стилтоновском сыре. Блэар взял себе подогретый джин — он чувствовал, что у него начинался очередной приступ лихорадки, болезнь возвращалась злобно и стремительно, словно спохватившись вдруг, что оставила его в покое на чересчур продолжительное время, — и принялся вслушиваться в разговоры и споры о том, чьи голуби надежнее в гоне, в какой упадок пришло регби и кто способен передавить больше крыс — собака или же хорь. «Славная компания, — подумал Блэар, — сколько полезного можно почерпнуть у этих людей». Однажды ему довелось общаться с эфиопом, который на протяжении целых суток напролет пытался объяснить ему, как надо правильно свежевать и готовить змею; по сравнению с разговорами, что велись в уиганской пивной, тот день представлялся теперь Блэару беседами с Сократом.