Свирепая справедливость - Смит Уилбур. Страница 8

– Мы снова разойдемся во мнениях, сэр, – перебил Питер. – Морального оправдания таким действиям нет.

– Правда? – спросил Паркер, качая головой. – А как же немецкие офицеры, убитые на улицах Парижа бойцами Сопротивления?

– Была война! – воскликнул Питер.

– Может быть, группа, захватившая «ноль семидесятый», тоже считает, что ведет войну...

– С невинными жертвами?

– «Хагана» [11] тоже приносила в жертву невинных, хотя сражалась за правое дело.

– Я англичанин, доктор Паркер: не ждите, что я стану потворствовать убийству английских женщин и детей, – Питер напрягся.

– Конечно, – согласился Паркер. – Поэтому не будем говорить о мау-мау в Кении  [12] и о современной Ирландии. Но как же Французская революция или насаждение католицизма посредством немилосердных преследований и изощреннейших пыток? Имели ли эти действия моральное оправдание?

– Я назвал бы их понятными, но достойными осуждения. Терроризм же нельзя морально оправдать ни при каких обстоятельствах. – Питер сознательно использовал это слово и увидел, как густые брови Паркера слегка приподнялись.

– Есть терроризм сверху – и снизу. – Паркер намеренно повторил нелюбимое слово. – Определим терроризм как крайнюю форму физического или психологического принуждения, направленного на подчинение других людей воле террориста. Существует террор закона – страх перед виселицей, террор религии – страх перед адом, родительский террор – страх порки. Оправдано ли все это с точки зрения нравственности, и если да, то в большей ли степени, чем устремления слабых, бедных, политически угнетенных, бессильных жертв несправедливого общества? Если мы хотим задушить их крик протеста...

Питер неловко подвинулся в кресле.

– Протест, выходящий за рамки закона...

– Законы пишут люди – почти всегда богатые и могущественные, люди их меняют – обычно после военных действий. Движение суфражисток, борьба за гражданские права в этой стране... – Паркер смолк и усмехнулся. – Простите, Питер. Я порой увлекаюсь. Гораздо труднее быть либералом, чем тираном. Тиранов редко терзают сомнения. – Паркер откинулся на спинку кресла и сделал такой жест, словно отбрасывал нечто ненужное. – Я думаю оставить вас на пару часов. Пересмотрите свои планы в связи с новым развитием событий. Но сам я уже не сомневаюсь, что мы имеем дело с политически обоснованными действиями боевиков, а не с обычной бандой похитителей, которые, как в старые добрые времена, гонятся только за наживой. Я уверен, что, прежде чем мы с вами встретимся, нам придется до некоторой степени пересмотреть свои убеждения и нравственные принципы.

– Второй поворот направо, – негромко скомандовала Ингрид, и «боинг» повернул по траве к рулежной дорожке. Шасси, по-видимому, не пострадало, но теперь, когда самолет покинул свою естественную среду, он утратил грацию и красоту и стал тяжелым и неуклюжим.

Девушка никогда раньше не бывала в кабине севшего «Джамбо», и высота над поверхностью произвела на нее впечатление. Эта высота пробудила в ней ощущение отстраненности, неуязвимости.

– Теперь налево, – приказала она, и «боинг» отвернул от главного здания аэропорта к южному концу полосы. На балконе и на смотровой площадке аэровокзала уже толпились сотни любопытных, но на самой площади аэропорта всякое движение прекратилось. Брошенные машины и бензозаправщики, на бетоне ни души.

– Остановитесь здесь. – Ингрид указала на открытую площадку в четырехстах ярдах от ближайшего здания, на полпути от накопителей к ангарам и хранилищу горючего. – На перекрестке.

Сирил Уоткинс в мрачном молчании выполнил приказ и повернулся на сиденье:

– Мне нужно вызвать санитарную машину, чтобы его увезли.

Второй пилот и стюардесса уложили бортинженера на пол рубки, у самого выхода. С помощью льняных салфеток они пытались перевязать рану и остановить кровотечение. Запах бездымного пороха смешивался теперь с запахом свежей крови.

– Из самолета никто не выйдет. – Девушка покачала головой. – Он слишком много знает о нас.

– Господи, Ингрид, ему нужна медицинская помощь!

– На борту триста врачей, – равнодушно ответила она. – Лучших в мире. Двое из них могут пройти сюда и заняться им.

Она присела боком на окровавленный стол бортинженера и взяла в руки микрофон внутренней связи. Даже в гневе Сирил Уоткинс отметил: всего один раз посмотрев, что к чему, она уверенно справилась со сложным оборудованием связи. Очень сообразительная и хорошо обученная дамочка.

– Дамы и господа, мы совершили посадку в аэропорту Йоханнесбурга. Здесь мы пробудем долго, может быть, несколько дней или даже недель. Потребуется все наше терпение, и должна предупредить, всякое непослушание будет сурово наказано. Уже была предпринята попытка сопротивления. В результате один из членов экипажа получил серьезное ранение и может умереть. Подобные случаи нам больше не нужны. Однако я снова предупреждаю вас, что при необходимости мои бойцы и я станем стрелять не колеблясь или даже взорвем гранаты, размещенные над вашими головами.

Она помолчала и подождала, пока войдут два врача. Они склонились над раненым. От шока тот дрожал, как в лихорадке, белая рубашка была обильно забрызгана кровью. Девушка не проявила никакой озабоченности, никакого колебания, и спокойно продолжала:

– Двое моих бойцов сейчас пройдут по рядам и соберут паспорта. Пожалуйста, приготовьте документы.

Она чуть повела глазами, уловив какое-то движение. Из-за служебных ангаров появились четыре бронированных машины. Это была местная версия французских броневиков: высокие тяжелые шины, башня и непропорционально длинный орудийный ствол, нацеленный вперед. Бронемашины осторожно повернули и остановились за триста ярдов от «боинга» в четырех точках – против концов крыльев, хвоста и носа; теперь длинные стволы смотрели на самолет.

Девушка презрительно следила за тяжелой техникой, пока перед ней не остановился один из врачей, полный, невысокий, лысеющий – но храбрый.

– Этого человека нужно немедленно отправить в больницу.

– Об этом не может быть и речи.

– Я настаиваю. Его жизнь в опасности.

– Все наши жизни в опасности, доктор. – Она помолчала и подождала, чтобы до него дошло. – Напишите, что вам необходимо. Я позабочусь, чтобы вы все получили.

– Они уже шестнадцать часов на земле, но единственный контакт до сих пор – требование медикаментов и подключения к магистральной электролинии. – Кингстон Паркер снял пиджак и расслабил узел галстука – это единственное говорило о длительном бдении.

Питер Страйд кивнул, глядя на экран.

– Какие выводы сделали ваши врачи по списку медикаментов? – спросил он.

– Похоже на огнестрельное ранение. Группа крови – третья положительная, довольно редкая, но она указана в служебных данных у одного члена экипажа. Десять литров плазмалита В, установка для переливания крови, шприцы, морфий, пенициллин для инъекций, противостолбнячная сыворотка – все необходимое для лечения серьезной травмы.

– Они подключены к стационарному источнику питания? – спросил Питер.

– Да, иначе четыреста человек уже задохнулись бы без кондиционирования. Администрация аэропорта провела кабель и подключила его к внешнему источнику питания. Теперь все системы самолета, даже кухонное оборудование, действуют.

– Значит, мы в любое время можем отключить их. – Питер сделал пометку в блокноте. – Никаких требований? Никаких переговоров?

– Нет, ничего. Они вроде бы хорошо понимают, как вести себя в таких обстоятельствах... в отличие от наших друзей – страны, где они сели. Похоже, нам придется иметь дело с менталитетом типа Уайатта Эрпа... [13] – Паркер помолчал. – Простите, Уайатт Эрп – шериф с Дикого Запада...

– Я видел фильм и читал книгу, – бросил Питер.