Весы смерти (Смерть и золото) - Смит Уилбур. Страница 18

Генеральский план вторжения, когда он был наконец завершен, отличался той же проработанностью деталей, что и все другие его приготовления. Сама История требовала, чтобы основной удар был нанесен по Адуа. На военных складах в горах уже лежал привезенный из Италии мраморный монумент с выгравированной надписью: «Погибшие в Адуе отомщены…» Для даты было оставлено место.

Однако согласно плану предусматривался и фланговый удар несколько южнее, через один из немногих проходов в центральный горный массив. Это было ущелье Сарди. Словно прорубленная топором, взбиралась эта теснина круто вверх, она-то и образовывала проход, по которому армия могла достичь плоскогорья, находившегося на высоте свыше двух тысяч километров над пустыней. Первая часть этой операции предполагала захват подступов к ущелью Сарди, и особое значение здесь, в этой безводной накаленной пустыне, приобретало обеспечение войск водой.

Генерал подошел к крупномасштабной карте Восточной Африки, занимавшей целую стену в его кабинете, и ткнул указательным пальцем цвета слоновой кости в маленький кружок, единственный в пустом пространстве ниже гор.

– «Колодцы Халди», – громко прочитал он название. – Кого же мы туда пошлем?

Капитан поднял голову от блокнота и уставился на пятнышко на карте, со всех сторон окруженное неприступным желтым цветом пустыни. Он уже провел в Африке достаточно времени и понимал, что это означает: он знал только одного человека, который желал бы там оказаться.

– Белли, – сказал он.

– А, – протянул генерал, – граф Альдо Белли, пожиратель огня.

– Паяц, – сказал капитан.

– Не торопитесь, каро, – мягко попенял ему генерал, – вы слишком категоричны. Граф – выдающийся дипломат, три года он был послом в Сент-Джеймсе, в Лондоне. Он из старинной и благородной семьи и очень, очень богат.

– Ветрогон, – упрямо сказал капитан, и генерал вздохнул.

– Он – личный друг Бенито Муссолини. Дуче – постоянный гость в его замке. У него огромное политическое влияние…

– В этом удаленном местечке он будет вне опасности, – сказал капитан, и генерал снова вздохнул.

– Может быть, вы и правы, каро. Пожалуйста, пошлите за нашим милым графом.

* * *

Капитан Креспи стоял на ступенях штабного здания под портиком с декоративными мраморными колоннами и топорной росписью, изображавшей неправдоподобно мускулистых героических итальянцев, которые одерживали победу над варварами, пахали землю, убирали хлеб, одним словом – строили империю.

Капитан с кислым выражением лица наблюдал, как огромный «роллс-ройс» с опущенным верхом подпрыгивал на ухабах пыльной главной улицы. Передние фары сияли, как выпученные глаза какого-то чудовища, а сверкание небесно-голубой полированной краски приглушалось тонким слоем пыли. Цена этого транспортного средства равнялась пяти годовым окладам капитана, и в основном именно этим обстоятельством объяснялось кислое выражение его лица.

Граф Альдо Белли, один из крупнейших землевладельцев, входивший в пятерку самых богатых людей Италии, не полагался на армейский транспорт. Этот «роллс-ройс» был сделан по его особому заказу и полностью отвечал его пожеланиям.

Когда автомобиль подкатил к элегантному портику, капитан обратил внимание на то, что на его передней дверце был изображен личный герб графа – стоящий на задних лапах волк с разделенным на четыре червленых и серебряных поля щитом. Девиз под ним гласил: «Мужество – мое оружие».

Едва автомобиль остановился, с переднего сиденья соскользнул маленький, дочерна загорелый, гибкий человечек в форме сержанта-чернорубашечника и упал на одно колено, держа в руках громоздкую фотокамеру, – он ловил момент, когда из машины выйдет пассажир, сидевший сзади. Выскочил и шофер, и, пока он обегал машину, чтобы открыть заднюю дверцу, граф Альдо Белли тщательно поправил берет и втянул живот. Граф улыбался. Улыбка его сияла белизной зубов и могучим обаянием. Его темные романтические глаза тонули в длинных густых, как у модной дамы, ресницах, слегка позолоченная солнцем кожа отливала оливковым цветом, а завитки кудрявых волос, вырывавшихся из-под берета, поблескивали на солнце. Хотя графу было почти тридцать пять лет, в его шевелюре не белело ни одной седой волосинки.

Стоя в автомобиле, он казался выше ростом и, словно идол, высился над людьми, которые толпились вокруг него. На груди его сияли начищенные ремни портупеи, на кокарде не менее ярко сверкал серебряный череп. Короткий полковой кинжал на бедре был украшен бриллиантиками и зернами жемчужин по собственному эскизу графа, револьвер с рукояткой из слоновой кости был изготовлен для графа «Береттой» собственноручно, талию, которая была явно склонна к неповиновению, туго обхватывал ремень.

Граф застыл и скосил глаза вниз, на маленького сержанта.

– Ну как, Джино? – спросил он.

– Хорошо, господин граф. Только подбородок чуть повыше…

Графский подбородок причинял им обоим немало хлопот. В определенных ракурсах он изъявлял опасную склонность удваиваться, набегать, как волны в пруду. Граф сурово вскинул подбородок, совсем как дуче, и челюсти его совершенно одеревенели.

– Bellissimo! – воскликнул Джино и щелкнул фотоаппаратом.

Граф вышел из машины, наслаждаясь мягким сиянием своих голенищ, которые гармошкой спускались к подъему высоких сапог. Большой палец затянутой в перчатку левой руки он засунул за ремень, а правую вскинул вперед и вверх в фашистском приветствии.

– Генерал ждет вас, полковник, – сказал ему Креспи.

– Я прибыл, как только получил предписание.

Капитан поморщился. Он знал, что предписание было доставлено графу в десять часов утра, а сейчас время близилось к трем пополудни. Граф прихорашивался чуть ли не весь день и теперь, вымытый, выбритый, размятый массажистом, благоухал, как розовый сад в полном цвету.

«Фигляр», – подумал капитан. Сам Креспи десять лет упорно и безотказно тянул лямку, чтобы достигнуть нынешнего своего положения, а этому человеку достаточно было потрясти мошной, пригласить на недельку к себе в поместье у подножия Апеннин Муссолини, поохотиться с ним и попьянствовать, чтобы за эти заслуги получить полковничьи погоны и целый батальон. До сих пор граф стрелял только в кабанов, а за полгода до этого командовал лишь взводом бухгалтеров, войском садовников и отделением шлюх.

«Фигляр», – опять с горечью подумал капитан, согнулся в поклоне и заискивающе улыбнулся. «И пусть теперь твой фотограф снимает в пустыне жирных мух и нюхает верблюжий помет у Колодцев Халди», – мстительно решил он и через широкие двери вернулся в относительную прохладу административного здания.

– Пожалуйста, полковник, сюда, будьте любезны.

Генерал де Боно опустил бинокль, через который с нарастающей тревогой изучал эфиопские горы, и чуть ли не с облегчением приветствовал полковника.

– Каро, – заулыбался генерал, протягивая обе руки и идя навстречу графу по непокрытому ковром плиточному полу. – Дорогой граф, как мило с вашей стороны, что вы приехали.

Граф застыл на пороге и вскинул руку в фашистском салюте, чем привел генерала в полное замешательство.

– Находясь на службе родине и королю, я не считаюсь ни с какими жертвами! – выкрикнул граф, и сам был потрясен собственными словами. Это надо запомнить. Можно использовать еще разок при случае…

– Да, конечно, – торопливо согласился с ним де Боно. – Полагаю, что все мы испытываем подобные чувства.

– Генерал де Боно, вам стоит только приказать…

– Спасибо, мой дорогой. Но, может быть, сначала выпьете стаканчик мадеры с галетами? – предложил генерал.

Генералу хотелось подсластить пилюлю. Ему было не по себе, ведь приходилось посылать человека в горную местность Данакиль, и это сейчас, когда и в Асмаре-то жарко, а каково будет там, Бог его знает. Генералу было просто дурно от того, что он позволил Креспи выбрать для этого задания человека с таким политическим весом, как граф. Ну что ж, он постарается хотя бы не торопить милого графа с этой неприятной миссией.