Адора - Смолл Бертрис. Страница 28

Вдруг его взгляд начал обегать присутствующих.

— Здесь нет одного моего старого друга… — начал было он, но конец фразы он смог произнести лишь одними губами, и никто не услышал его. Тело султана затряслось в страшных конвульсиях. К Орхану подошел мулла.

— Вы еще не объявили своего преемника, ваше величество, — обратился он к умирающему.

— Мурад, конечно, Мурад — мой наследник! — со страшным усилием смог выдавить из себя Орхан.

Мучительный кашель вырвался из его груди, через минуту его тело перестало дергаться, а глаза закрылись. Но когда все решили, что он уже умер, Орхан на последнем вздохе произнес:

— Мурад…

В полном молчании все покинули спальню. Султан умер, и с его смертью закончилась целая эпоха. Все понимали это. Каждый знал, что теперь в его жизни наступит поворот, у кого-то в лучшую сторону, а у кого-то — в худшую.

Тихо плакала Нилифер. Как ни странно, плакала и Анастасия. Она тоже по-своему любила Орхана, и ее больно задели его последние слова, обращенные к ней.

Халил плакал, прижавшись к ногам матери.

Феодора, взглянув на Мурада, с удивлением увидела, что он тоже смотрит на нее с жутко выглядевшей на его бледном лице циничной улыбкой.

В этот момент Халил оторвался от матери и встал перед новым султаном на колени:

— Я, Халил Бек, сын Орхана и Феодоры, твой верный подданный, предлагаю тебе полностью распоряжаться моей жизнью и смертью.

Мурад подошел, поднял мальчика с колен и поцеловал его в лоб. После этого он приказал выйти из комнаты всем, кроме Феодоры.

— У тебя будет месяц траура, — сказал он, когда за последним человеком закрылась дверь. — По окончании этого срока ты должна будешь войти в мой гарем.

Краска гнева залила лицо Феодоры. Его отец только что умер, а он уже хочет затащить его жену к себе в постель.

— Я — свободная женщина, господин! — воскликнула она. — Я — принцесса Византийской империи! Ты не имеешь никакого права приказывать «мне стать твоей женой, а сама я на это никогда не соглашусь.

— Я не нуждаюсь в твоем согласии, ты это прекрасно знаешь. К тому же я не предлагал тебе стать моей женой. Я только сказал, что ты будешь одной из женщин моего гарема. А то, что ты — византийская принцесса, мало что значит. Византия сейчас слишком слаба, чтобы пойти из-за тебя на конфликт со мной.

Феодора рассмеялась ему в лицо.

— Византия-то, может, и слаба, да я не рабыня, чтобы очень хотеть стать твоей наложницей! — ответила она ему, продолжая смеяться.

— Нет, ты не рабыня. Рабыня стоит каких-то денег, тебя же я возьму даром.

И тут Феодора ощутила, что ничего не чувствует к этому, когда-то такому любимому человеку, кроме презрения. Он, как трус, даже не попытался с ней увидеться, когда ее только привезли во дворец к Орхану; он отказался от нее, испугавшись гнева отца, и вот сейчас, когда ему ничто уже не угрожало, он начал приказывать ей, как рабыне, считая, что она не посмеет ему не подчиниться. Ласково предложи он ей сейчас стать его женой, голосом не султана, а любящего мужчины, — и она бы согласилась. Она бы стала ему верной и хорошей женой, но он решил взять ее грубо, силой своего теперешнего положения, и Феодора почувствовала к нему настоящее отвращение.

Она презрительно и резко посмотрела на него своими чудными аметистовыми глазами и сказала:

— Однажды ты назвал меня византийской шлюхой, но ты прекрасно знаешь, что я не такая. И зря ты сейчас попытался вести себя со мной как со шлюхой. Теперь ты можешь рыдать и просить меня стать твоей, но я не стану, султан Мурад. — Слова» султан Мурад» она произнесла с особым презрением. — Теперь, — продолжала она, — ты можешь биться в истерике, можешь угрожать мне пытками, я не стану твоей. Я не приду в твой гарем. Даже если ты силой возьмешь меня себе в жены, я никогда не отдамся тебе добровольно. Я никогда не буду с тобой рядом, потому что ты — трус. Ты даже не пытался тогда, давно, когда я так любила тебя, бороться за меня. Ты и сейчас боишься меня! Боишься! Ты — трус, султан!

— Ты думаешь, я когда-нибудь забуду твои фиолетовые глаза, ведьма?! — почти что прорычал он и схватил ее за руку.

Феодора хотела закричать, но вдруг решила, что этим обнаружит свою слабость.

— Я помню каждую черточку на теле твоего отца, — сказала она со злорадством. — Он тоже знал мое тело, знал, как никакой другой мужчина! Ведь он был моим , мужем, а ты никогда не станешь моим мужем!

Глаза Мурада сделались совсем безумными. Он схватил Феодору за пышные волосы, привлек к себе и стал страстно целовать в губы, несмотря на ее отчаянное сопротивление.

Позднее, вспоминая тот день, Феодора поняла ошибку — ее сопротивление лишь возбуждало его. Он намотал ее волосы на руку и рывком развернул ее к себе спиной. Протащив ее через всю комнату, он заволок ее в спальню своего отца. Феодоре показалось, что она сейчас потеряет сознание.

— Ради Бога, Мурад! Только не здесь! Сжалься надо мной! Не надо…

— Он отнял тебя у меня. Так вот, пусть сейчас он узнает, что я возьму тебя прямо па его смертном ложе, рядом с его еще не остывшим телом!

Феодора уже не могла сопротивляться, ужас сковал ее тело.

Она почувствовала, как он задрал ее платье и с животным криком вогнал в нее свой член.

— Нет! Нет! Нет! — молила она, задыхаясь от его резких толчков, но он не слышал ее.

Она плакала, но в то же время ощущала, как ее тело мало-помалу начинает отзываться на его яростную атаку. Отзываться чувством сладкого наслаждения, такого чудовищного в подобной ситуации.

Они кончили вместе. Мышцы ее живота резко сократились, и в тот же момент Мурад выплеснул внутрь ее разгоряченной плоти свое семя, издав при этом какой-то не человеческий, а звериный крик.

Однако, несмотря на столь сильный оргазм, и Мурад, и Феодора быстро пришли в себя. Мурад с жестокой улыбкой смотрел на нее. Феодора вскочила на ноги и бросилась к двери, ведущей из султанской спальни, но Мурад успел вдогонку ей крикнуть:

— Один месяц, Адора.

Она прибежала в свою гостиную и упала в кресло. Слезы застилали глаза, но мозг уже выработал план действий. Она имеет в запасе месяц. За этот месяц ей надо убежать из Турции. За сына можно не беспокоиться: Мурад любит его и не сделает ему ничего плохого.

Феодора решила вернуться в Константинополь. Сестра, конечно, не любит ее, но ее муж не позволит ей выгнать Феодору. Правда, он официально является вассалом турецкого султана, но пока это только видимость, и можно надеяться, что Иоанн Палеолог окажет ей покровительство.

Мурад ничего не сможет ей сделать. Он не объявит Византии войну. Его турецкая гордость не позволит ему признаться перед всеми, что он способен начать войну из-за женщины. А другую причину для войны ему сейчас найти будет трудно.

Идея оставить Мурада в дураках настолько прельстила Феодору, что она начала успокаиваться.

— Он и не предполагает, что я могу решиться на побег, — сказала себе Феодора. — Он привык считать женщин безмозглыми самками и сейчас наверняка думает, что покорил меня. Он надеется, что скоро я сама приползу в его постель. — Она зло рассмеялась. — Ну ничего, султан, еще посмотрим, кто из нас умнее. Я ведь знаю, что ты, несмотря ни на что, любишь меня. Я бы отдала полжизни за то, чтобы взглянуть на твою физиономию, когда ты узнаешь о моем побеге.

После этого своеобразного разговора с собой Феодора решила немного поспать. Она, не раздеваясь, упала на постель и быстро заснула.

На следующий день она объявила о своем желании съездить в монастырь Святой Екатерины помолиться за упокой души Орхана. Естественно, никто даже не подумал воспротивиться этому законному желанию молодой вдовы.

Она приехала в Бурсу и каждый день рано утром уходила в монастырь, возвращаясь поздним вечером. Как-то раз, когда после смерти Орхана прошел почти целый месяц, она сказала своим слугам и охране, что проведет ночь в монастыре, и приказала вернуться за ней на следующий день. Как только ее эскорт удалился, Феодора забежала в свой старый домик, в котором жила еще до вызова во дворец Орхана. Здесь она быстро переоделась в простую одежду, растрепала себе волосы и сняла все украшения. Посмотревшись в зеркало, она с удовлетворением отметила, что теперь никто не примет ее за принцессу.