Невольница любви - Смолл Бертрис. Страница 92

Дей поднес к губам брата пиалу с холодной водой и, когда приступ прошел, заботливо уложил больного.

— Мое судно, как и твое, направлялось в Средиземное море и было захвачено корсарами. Я все-таки попал на галеры, но позже принял ислам и за верную службу был освобожден. Капитан сделал меня своим писцом и толмачом, потому что я знал много языков. Однажды, когда мы стояли на якоре в гавани, Шариф, дей Эль-Синута прибыл на судно, чтобы потолковать с капитаном. Его лодку перевернуло, и он оказался в воде. Я прыгнул за борт и спас Шарифа. В благодарность он дал мне волю и взял к себе на службу, а позже усыновил и попросил султана сделать своим преемником. Вот так я и стал деем, братец.

— Я умираю, — пролепетал Адриан.

— Мы вылечим тебя, — уверил дей, — и ты вернешься домой.

Адриан слабо качнул головой:

— Нет. Никогда больше мне не увидеть Англию. Но я должен исправить причиненное тебе зло. — Он снова зашелся в кашле, но сумел справиться с собой. — Пусть кто-нибудь запишет мою исповедь, а потом я поставлю под ней свое имя. Все эти годы отец не находил себе места. Ты должен стать его наследником, только ты. Тебе по праву принадлежит титул виконта.

— Я дей Эль-Синута, Адриан, и доволен своим положением. Ты поправишься, и все будет по-прежнему.

— Нет! — отчаянно вскрикнул молодой человек. — Я обязан вернуть тебе доброе имя. Поезжай домой! Неужели станешь утверждать, что твое сердце не в Окстон-Корте, а в этом царстве песка и жаркого ветра? Заклинаю тебя, найди того, кто умет писать, чтобы я с чистой совестью мог отправиться к Создателю. Мне нужно спасти свою бессмертную душу!

— Я пошлю за твоим писцом, — предложил Арудж-ага, единственный, кто не ушел с остальными. Дей кивнул и сжал руку брата.

— Иди, — велел он.

Прибывший писец сел, скрестив ноги, и приготовил перо и пергамент. Дей осведомился, знает ли он английский.

— Да, повелитель, а также французский и итальянский, — заверил тот.

Адриан Ли, запинаясь и делая долгие паузы, начал говорить. Он поведал, как по настоянию матери прокрался в покои брата, украл его кинжал, которым так дорожил Деверелл, как Мариелена, ставшая любовницей Джефферса, вкралась к нему в доверие и убила, подсыпав в вино смесь мелко рубленного конского волоса и толченого стекла. После того как он умер, женщина велела сыну пронзить сердце несчастного похищенным клинком, чтобы все посчитали, будто он погиб от руки соперника.

Писец с бесстрастным лицом царапал пером по пергаменту, выражая свое отношение к происходящему лишь редкими вопросительными взглядами, Адриан продолжал рассказывать, какую боль причинило отцу известие о том, что старший сын оказался убийцей. Молодой человек признался, что считает себя виноватым в безвременном угасании старого графа.

Заставив сына участвовать в преступлении, мать надеялась привязать его к себе навечно, но он подрос и уехал ко двору, чтобы видеться с ней как можно реже. Там Адриан и встретил Индию Линдли, прекрасную, невинную и богатую. Сначала он затеял игру с целью обольстить ее, добиться успеха там, где другие потерпели поражение. Но потом его осенило, что Индия — ко всему прочему завидная партия и что ее приданое даст ему власть над матерью. Он узнал, что за Индией еще никто не ухаживал, и, пустив в ход все свое обаяние, сумел покорить девушку, однако так и не заставил пойти против воли любимых родителей.

Наконец, мать, узнав, о бесплодных попытках Адриана, поспешила в Лондон и дала сыну прекрасный совет, благодаря которому ему и удалось склонить девушку к побегу. Он намеренно вызвал недовольство герцога Гленкирка, и тот запретил дочери видеться с поклонником, чем лишь подогрел ее страсть. Но капитан корабля, на котором они плыли, узнал переодетую кузину и разлучил влюбленных, а потом их взяли в плен.

— Во всем виновато мое высокомерие, — твердил Адриан. — Но я не могу сойти в могилу, не обелив своего старшего брата, Деверелла Ли, виконта Туайфорда. Он неповинен в убийстве лорда Джефферса, совершенном моей матерью и мной, да смилостивится над нами Господь.

— Ты закончил, господин? — вежливо поинтересовался писец.

— Да, — едва слышно откликнулся умирающий. — Скорее перо и пергамент, пока я еще жив.

Адриана приподняли, и он из последних сил четко вывел свое имя на пергаменте и тут же беспомощно обмяк в руках брата. Еще несколько часов — и бедняга испустил последний вздох. Тело его завернули в саван и поспешно похоронили на маленьком христианском кладбище за стенами города, прежде чем началось разложение: солнце палило в тот день беспощадно. Добрый протестантский священник, пообещавший когда-то Кейнану обвенчать его с Индией, прочел заупокойную молитву и, уважая скорбь дея, не стал задавать лишних вопросов.

Дей Эль-Синута надолго заперся в своих покоях, переживая боль потери. Он не выпускал из рук пергамента, служившего залогом прощения короля. Но сейчас ему было все равно. Просто это последнее, что осталось от Адриана. Он лишился всего — любимой жены, единственного брата и нерожденного сына. Что ему оставалось?..

Но рок оказался куда более беспощадным, чем предполагал дей. Участь его была решена. Границу пересекли два янычарских полка, из Алжира и Туниса, с явно недобрыми намерениями. К сожалению, шпионы Бабы Гассана слишком поздно принесли ему недобрую весть. Евнух поспешил сообщить обо всем своему господину.

— Они ищут тебя, повелитель. Хотят расправиться с тобой, узнав, что ты выдал их султану. Восстание в Стамбуле подавлено, хотя смута докатилась до Алжира и Туниса. Там еще не знают, что мятеж задушен в самом начале, и янычары жаждут твоей крови.

— Кто отдал приказ? — коротко бросил дей.

— Сам глава янычар, господин. Султан посмотрит на это сквозь пальцы. Твоя гибель — слишком маленькая цена за его спокойствие. Главное, что ему удалось сохранить трон. И если янычары вознамерились отомстить тому, кто этот трон спас, ни его, ни валиде это не волнует. Ты должен оставить Эль-Синут, повелитель, прежде чем убийцы доберутся до тебя.

— Нет! Я буду драться до конца! — отказался Кейнан-реис.

— В одиночку? У тебя нет армии, кроме янычар, которым поручено охранять Эль-Синут. Они не пойдут против своих братьев и станут равнодушно наблюдать, как тебя терзают, повелитель. Аллах смилостивился над тобой и дал тебе средство вернуть свои земли как раз тогда, когда ты впал в нужду. Возвращайся в родную страну, повелитель. Найди госпожу Индию, свое дитя и живи! Сделай это хотя бы ради нас с Азурой, если не желаешь позаботиться о себе. Ты знаешь, что все эти годы был для нас роднее сына. А твой отец? Теперь ему некому передать титул и владения. Неужели ты добровольно уйдешь на тот свет как раз в ту минуту, когда получил возможность обрести все, что считал потерянным?