Властелин Окси-мира - Бахтамов Рафаил. Страница 28

Он процитировал Циолковского: «Самая, по-видимому, невозможная, нетерпимая вещь – отсутствие воздуха, или атмосферы». Напомнил слова знаменитого «Мемуара» Лавуазье: «Направляя посредством мехов струю воздуха на зажжённые уголья, мы вносим три четверти вредного или по меньшей мере бесполезного флюида на одну часть действительно полезного – следовательно, можно было бы значительно усилить действие огня, если бы оказалось возможным поддерживать горение посредством чистого воздуха» (то есть кислорода, конечно).

– Жизнь, идущая вчетверо медленнее, чем могла бы, – вот всё, что он добавил от себя.

И я увидел мир другими глазами. Первобытные костры, горящие в четверть силы. Ленивое пламя доменных печей. Вялый огонь в цилиндрах двигателей. Черепашье движение атомов и молекул, именуемое горением…

А где-то была другая жизнь. Бешено полыхали вулканы огня. Гремели взрывы. Всё неслось, крутилось, сверкало в яростных каскадах искр. Было что-то необыкновенно стремительное, яркое, праздничное в этом царстве бушующего пламени. Как будто мир нёсся вперёд на крыльях зари.

Я поймал взгляд Гены. Глаза у него серые. Но теперь они потемнели, стали почти чёрными. И в самой их глубине прыгали, метались золотые искры.

– Может, вы философы-моралисты? – резко рассмеявшись, бросил приезжий.

Это было нелегко, но я вспомнил. Он имел в виду слова Джозефа Пристли: «Моралист-философ скажет, что бог нам дал такой воздух, какой мы, люди, заслужили».

Когда я процитировал их на память, он нисколько не удивился. Знания, умение работать его вообще не удивляли. Это было естественно и понятно. Вот безделье и нежелание знать его действительно поразили бы. Как, скажем, людоедство.

– Я думаю, люди заслужили лучший, – заметил он. – Бог ввёл в воздух азот. Человек может его убрать. Так-то… А перекись – дело перспективное. Работайте.

АВТОРСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО № 85954

Этот короткий разговор очень помог нам. А может быть, и не в словах главное. Я уже говорил, что воздух вокруг него был как будто насыщен электричеством. В ионизированном же воздухе энергия, как известно, передаётся без проводов.

Вначале я с опаской присматривался к жёлтым огонькам в глазах Гены. Огоньки обычно означали новый проект. Но не скафандр и даже не доменную печь. Что-нибудь необыкновенное и совершенно грандиозное. Скажем, переход из нашего скучного трёхмерного пространства в четвёртое или пятое измерение. Преодоление законов притяжения. Связь с другими мирами посредством передачи мыслей. Короче, замечательные проекты, к которым Комитет по изобретениям почему-то относился с мрачным недоверием.

Время шло, а огоньки в глазах Гены не исчезали. Однако работал он добросовестно, строго выполняя наш договор. Ещё в тот день мы решили, что пришло время действовать. Академик пробудет в Баку неделю, за эти дни его надо поразить. Сделать изобретение, которое покажет, на что мы способны.

И тогда… тогда откроются не вполне ясные, но, несомненно, блестящие перспективы. Например, академик пригласит нас в свой номерной институт. Или расскажет другому академику, который…

В общем, изобретение было необходимо. Ясное, конкретное и совершенно бесспорное. Телепатическая связь с иными мирами тут не годилась.

Не знаю, о чём думал Гена. Но он читал книги о применении кислорода в промышленности, набрасывал вполне реальные схемы. А когда наши выводы сошлись, я окончательно успокоился. Человек волен иметь любую окраску глаз – в конце концов, это его личное дело.

Не было ни возможности, ни времени изучать все области, где нужен кислород. Этак нам пришлось бы перебрать всю промышленность. Нас интересовали лишь те отрасли техники, где он используется в чистом виде – не как воздух, а именно как кислород. Мы решили воздержаться и от открытий: не предлагать применение кислорода там, где его пока не применяют.

С учётом этих добровольных ограничений цель поисков формулировалась чётко: найти область, где кислород легко заменить перекисью водорода.

Одно направление мы знали – водолазное дело и вообще дыхательные приборы. Такие приборы нужны во всех случаях, когда внешняя среда – атмосфера – непригодна для дыхания: при высотных полётах, во время пожаров, в шахтах, на вредных химических производствах.

Остальные направления рисовались пока в тумане. Я составил краткий список.

Чёрная металлургия (доменное производство, мартеновское производство, бессемерование).

Цветная металлургия (выплавка свинца, цинка и других металлов).

Оксиликвиты – взрывчатые вещества на жидком кислороде.

Автогенная сварка и резка металлов.

Химическая промышленность.

Производство цемента.

Список Гены был гораздо полнее. Но я добился, чтобы за основу приняли мой. У нас не было времени разбираться в тонкостях, изучать совершенно незнакомые области – член-корреспондент уезжал через неделю.

Боялся я и другого. Гена с его любовью к масштабам мог увлечься, например, доменным производством – шутка ли, миллионы тонн чугуна! Но в Баку в то время не было ни одной доменной печи, и даже Смолин не смог бы её «достать». А без опытов самые хорошие рассуждения напоминают аэростат, наполненный водородом, – так же эффектны и так же мало весят…

Или химическая промышленность! Перевести её с воздуха на кислород – задача огромной важности. И колоссальной трудности. Мы вдвоём, возможно, лет за шестьсот… Однако у нас неделя. Видимо, Гена об этом помнил. Во всяком случае, он решительно вычеркнул из списка цветную металлургию, химическую промышленность, производство цемента. Долго и жалостливо смотрел на оксиликвиты – взрывчатые вещества его страсть – и сказал решительно:

– Сварка и резка. Перекисный генератор.

В 1890 году полиция немецкого города Ганновер была поставлена на ноги. Злоумышленник вскрыл банковский сейф и похитил крупную сумму денег. Эксперты, прибывшие на место, с недоумением осматривали «окно» в стенке сейфа. Оно было таким ровным, словно резали не сантиметровую листовую сталь, а стекло или фанеру.

Когда преступника задержали, его прежде всего спросили, чем он пользовался. Ни один известный экспертам инструмент не мог бы сделать такой разрез. Вор рассмеялся и указал на два небольших баллона. «По совместительству» он изобрёл газовую резку…

Собственно о том, что при нагревании металл плавится и сгорает, знали давно. Однако только при сжигании горючих газов в кислороде удалось получить высокую температуру, необходимую для сварки и резки.

Для сварки металлов чаще всего применяют кислородно-ацетиленовые горелки. Горелка состоит из двух трубок, заканчивающихся общим наконечником. Одна из трубок соединена с кислородным баллоном, другая – с генератором ацетилена (ацетилен получают действием воды на карбид кальция). Ацетиленово-кислородное пламя расплавляет металл, соединяя, «сваривая», детали прочным швом.

Для резки металлов используют «резак». Резак похож на горелку, но имеет узкий дополнительный канал, по которому подаётся чистый кислород. В его струе металл быстро сгорает. Так можно «резать» стальные слитки толщиной больше метра.

– …Заменить кислород перекисью? – спросил я. – Идея неплохая. Однако есть «но»…

– У меня тоже, – меланхолически откликнулся Гена.

– Перекись водорода стоит довольно дорого, гораздо дороже кислорода. Какой же смысл её применять?

– Нужно найти такие случаи, когда смысл есть.

– Например?

– Допустим, необходимо заварить мачту или там… трубу. Или узкое отверстие. С перекисным аппаратом ты туда влезешь, а кислородный баллон застрянет.

– Не убедительно, – возразил я. – Во-первых, на мачту или в отверстие можно протянуть шланг, волочить за собой баллон вовсе не обязательно. Во-вторых, ты на минуточку забыл, что при сварке и резке, кроме кислорода, нужен ацетилен. Ацетилен получают в громоздких и тяжёлых генераторах. В чём же идея: максимально уменьшать и облегчать одну часть установки, если другая остаётся такой же большой и тяжёлой?