Зловещая лесопилка - Сникет Лемони. Страница 4
Бодлеровские сироты ели плохо пропеченную запеканку, стараясь быть такими же оптимистами, как Фил, но при всем старании ни одна из их мыслей не могла принять обнадеживающий или приятный оборот. Они думали о трехъярусной койке в душной комнате с нарисованными на стене окнами. Думали о тяжелой работе, которая их ждет, об опилках, которые покроют их с головы до пят, и о Мастере Флакутоно, который будет ими командовать. Думали о доме в форме глаза, который стоит за деревянной калиткой завода. И прежде всего думали о своих родителях, о своих бедных родителях, по которым они так тосковали и которых больше никогда не увидят. Они думали весь ужин, думали, натягивая на себя пижамы, думали, пока Вайолет ворочалась с боку на бок на верхней койке, а Клаус и Солнышко ворочались с боку на бок на средней и нижней. Думали, как тогда на дворе, что ничего нельзя знать наперед и их новый дом еще может оказаться замечательным домом. Но ведь они были догадливы. И тем временем как вокруг них храпели рабочие, дети все раздумывали над своим незавидным положением и наконец начали догадываться. Они ворочались с боку на бок и всё догадывались и догадывались, и когда наконец заснули, оптимистов на койках Бодлеров не осталось.
Глава третья
Утро — важное время суток, поскольку то, как вы проводите утро, зачастую может сказать вам, каким будет ваш день. Например, если вы проснетесь в огромной кровати с балдахином под щебет птиц и увидите рядом с собой дворецкого, который держит серебряный поднос с завтраком из свежих булочек и вручную отжатого апельсинового сока, вы поймете, что ваш день будет прекрасен. Если вы проснетесь в обычной довольно большой кровати под звон церковных колоколов и увидите рядом с собой дворецкого, который держит на блюде завтрак из тостов и горячего чая, вы поймете, что ваш день будет о'кей. Но если вы проснетесь на узкой койке под грохот двух металлических кастрюль, которыми кто-то стучит, как в литавры, а в дверях стоит злобный мастер и не держит в руках вообще никакого завтрака, вы поймете, что день ваш будет хуже некуда.
Нас с вами, конечно, не слишком удивляет, что первый день Бодлеров на лесопилке «Счастливые Запахи» был хуже некуда. Да и Бодлеры после столь обескураживающего прибытия в Полтривилль, разумеется, не ожидали ни щебечущих птиц, ни дворецкого. Но даже в самых страшных снах не ожидали они той какофонии — здесь это слово означает «звук двух металлических кастрюль, коими грохотал злобный мастер, стоя в дверях и не держа в руках вообще никакого завтрака», — которая их разбудила.
— Поднимайтесь, поднимайтесь, ленивые вонючки! — кричал мастер каким-то странным голосом. Казалось, он прикрывает рот руками. — Пора на работу! Новая партия бревен ждет, чтобы из них сделали доски!
Дети сели и протерли глаза. Вокруг них рабочие «Счастливых Запахов», потянувшись, затыкали уши, чтобы не слышать грохота кастрюль. Фил был уже на ногах и аккуратно застилал свою койку. Он устало улыбнулся Бодлерам.
— Доброе утро, Бодлеры, — сказал Фил. — Доброе утро, Мастер Флакутоно. Разрешите представить вас трем новичкам, Мастер Флакутоно. Это Вайолет, Клаус и Солнышко Бодлер.
— Я слышал, что к нам должны поступить несколько новых рабочих, — сказал мастер, с грохотом роняя кастрюли на пол, — но мне никто не говорил, что это лилипуты.
— Мы не лилипуты, — объяснила Вайолет. — Мы дети.
— Дети, лилипуты, какая разница, — подходя к койкам сирот, сказал Мастер Флакутоно. — Немедленно вылезайте из кровати и отправляйтесь на работу, остальное меня не касается.
Бодлеры выскочили из коек: им вовсе не хотелось сердить человека, который, вместо того чтобы сказать «Доброе утро», гремит кастрюлями. Но когда они хорошенько рассмотрели Мастера Флакутоно, им захотелось запрыгнуть обратно и с головой накрыться одеялом.
Я уверен, вам приходилось слышать, как при вас говорят, что не так уж важно, какая у человека внешность, главное то, каков он внутри. Разумеется, это полнейший вздор, потому что если бы это было так, то люди, хорошие внутри, могли бы и не причесываться, и не принимать ванну, и во всем мире стоял бы запах еще хуже, чем сейчас. Внешность очень важна, потому что очень многое в человеке определяется тем, как он выглядит. А Мастер Флакутоно выглядел так, что как только бодлеровские сироты хорошенько его рассмотрели, им тут же захотелось прыгнуть обратно в койки. Его комбинезон был весь покрыт пятнами, что никогда не производит хорошего впечатления, и башмаки были на липучках, а не со шнурками. Но неприятнее всего была голова мастера. Мастер Флакутоно был лысым, лысым как колено, но вместо того, чтобы это признать, как поступают люди благоразумные, он купил кудрявый седой парик, отчего казалось, будто вся его голова облеплена гроздьями дохлых белых червей. Некоторые черви-волосы стояли торчком, некоторые закручивались вбок или падали на лоб и уши, а несколько тянулись прямо вперед, словно хотели сбежать с черепа Мастера Флакутоно. Из-под парика выглядывала пара темных глаз-бусинок, которые самым неприятным образом мигали Бодлерам.
Что касается остального лица, то определить, как оно выглядит, было невозможно, поскольку его скрывала матерчатая маска вроде тех, какие в больницах носят врачи. Под маской нос Мастера Флакутоно загибался вверх, словно аллигатор, который прячется в иле, а когда мастер говорил, дети видели, как под тканью открывается и закрывается его рот. Разумеется, абсолютно уместно носить такие маски в больницах, чтобы не допустить распространения микробов, но совершенно бессмысленно, если ты мастер лесопилки «Счастливые Запахи». Единственной причиной, по которой Мастер Флакутоно носил хирургическую маску, могло быть желание пугать людей, и когда он впился взглядом в бодлеровских сирот, они действительно испугались.
— Первое, что вы можете сделать, Бодврали, — сказал Мастер Флакутоно, — так это поднять мои кастрюли. И больше никогда не вынуждайте меня ронять их. — Но мы не вынуждали вас ронять их, — сказал Клаус.
— Брам! — добавила Солнышко, что, пожалуй, означало нечто вроде: «И наша фамилия Бодлеры».
— Если вы сию же минуту не поднимете кастрюли, — сказал Мастер Флакутоно, — то не получите жевательной резинки на ланч.
Жевательную резинку бодлеровские сироты не слишком любили, особенно мятную, на которую у них была аллергия, но все-таки они нагнулись за кастрюлями. Вайолет подняла одну, Солнышко другую, а Клаус тем временем заправлял койки.
— Дайте мне, — гаркнул Мастер Флакутоно и выхватил кастрюли из рук девочек. — Так вот, рабочие, мы уже и так потеряли много времени. Вперед! Вас ждут бревна!
— Ненавижу бревновые дни, — проворчал один рабочий, но все вышли из общежития следом за Мастером Флакутоно и через земляной двор направились к лесопилке — унылому серому зданию, из крыши которого, как иглы дикобраза, торчало множество труб. Трое детей беспокойно переглянулись. Если не считать одного летнего дня еще при жизни родителей, когда Бодлеры открыли перед своим домом лимонадный киоск, сироты никогда нигде не работали и поэтому волновались.
Вслед за Мастером Флакутоно Бодлеры вошли в здание лесопилки и увидели, что это одно огромное помещение с множеством огромных станков. Вайолет смотрела на блестящий стальной станок с двумя стальными клещами, похожими на клешни краба, и пыталась сообразить, как он работает. Клаус осматривал станок, похожий на большую клетку с огромным клубком веревки внутри, и старался вспомнить, что он читал про лесопильные заводы. Солнышко во все глаза разглядывала ржавый, скрипучий на вид станок, из которого торчали зубья циркулярной пилы, такие неровные и страшные, что она невольно подумала, а не острее ли они ее собственных зубов. И все трое с любопытством разглядывали станок, покрытый крошечными выхлопными трубками, над которым висел громадный плоский камень, и недоумевали, что бы он тут мог делать.
Однако на любопытство у Бодлеров было всего несколько секунд, после чего Мастер Флакутоно снова громыхнул кастрюлями.