Пора надежд - Сноу Чарльз Перси. Страница 81

— Да.

Она отчетливо произнесла это слово; в тоне ее не было ни злорадства, ни сочувствия.

Когда я пришел к Шейле, она уже ждала меня в красном вечернем платье. С тех пор как я стал зарабатывать, я иногда приглашал ее пообедать в ресторане. Это была в сущности единственная перемена в моем образе жизни, ибо квартируя гак и не сменил и жил как на вокзале. Шейла не отказывалась от этих приглашений. Она знала мою поистине детскую склонность к бахвальству, знала, что мне приятно водить ее по таким ресторанам, по каким могли бы водить ее Марчи. Сама она предпочла бы ходить куда-нибудь в Сохо или на Чарлот-стрит, но, потакая моему тщеславию, она надевала вечернее платье и отправлялась со мной в фешенебельный ресторан. А сегодня она даже сама предложила это.

Шейла весело улыбалась, глаза ее блестели. Перед уходом она спокойно осведомилась:

— Почему ты спросил, буду ли я одна?

— Ты же знаешь почему.

— Ты боялся, что я выкину какую-нибудь штуку? — пристально глядя на меня, спросила она. — Как у Иденов с бедным Томом Девитом?

Я ничего не ответил.

— Этого я никогда больше себе не позволю, — сказала она. И, помолчав, добавила: — Я поступила тогда отвратительно. Можешь не говорить мне об этом — сама знаю!

Мы вошли в ресторан Беркли — она впереди, я немного сзади. Шейле только что исполнилось двадцать пять лет, и красота ее была в полном расцвете. Правда, для девушки ее возраста она держалась излишне оживленно, а лицо ее, уже прорезанное морщинками, казалось чересчур жестким. И я часто думал, пытаясь представить себе Шейлу в будущем, что годам к тридцати она уже поблекнет. Но сейчас она выглядела не намного старше своих лет. В тот вечер, когда она шла через ресторан, все взоры были устремлены на нее, и даже разговоры умолкли.

За столом Шейла развлекала меня болтовней. Каждое ее слово искрилось весельем, тон был капризный, она без конца сыпала сарказмами, так что я порой не мог удержаться от улыбки. В середине обеда она перегнулась через стол и, не сводя с меня взора, тихо и просто сказала:

— Ты можешь оказать мне большую услугу.

— Какую?

— А ты окажешь ее? — умоляюще спросила она.

Я молча смотрел на нее.

— Ты можешь сделать мне много добра, — продолжала Шейла.

— Чего же ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты поговорил с Хью, — сказала она.

— Не могу я! — еле сдерживая возмущение, воскликнул я.

— Ты очень помог бы мне.

Я продолжал в упор смотреть на нее.

— Ты реалистичнее смотришь на вещи, чем я, — настаивала Шейла. — Я хочу, чтобы ты сказал, как он относится ко мне. Ведь я не знаю, любит ли он меня.

— Да за кого ты меня принимаешь?! — воскликнул я, едва сдерживаясь, чтобы не сказать ей резкость.

— Я доверяю тебе, — сказала Шейла. — Ты единственный человек, которому я всегда доверяла.

Наступило молчание.

— Больше мне некого об этом просить, — продолжала Шейла. — К другим и обращаться не стоит.

— Хорошо, — устав сопротивляться, наконец сказал я. — Я повидаюсь с ним.

Она была в восторге и сразу стала такой тихой, покорной. Когда же я могу встретиться с Хью? Она условится с ним на любое удобное для меня время.

— Я всегда выполняю то, что хочет Хью, — призналась она, — но я заставлю его прийти, когда тебе будет удобно.

А что, если позвать его сегодня вечером? Она может позвонить и попросить его прийти к ней. Я не против?

— Какая разница, сегодня или в другой раз? — сказал я.

Шейла позвонила, и мы отправились обратно на Вустер-стрит. В такси я почти не разговаривал с ней и у нее в комнате, пока мы ждали Хью, сидел насупившийся и мрачный.

— Он очень нервный, — заметила Шейла. — Твое присутствие может взвинтить его.

С улицы донесся шум приближающейся машины, и я насторожился. Шейла отрицательно мотнула головой.

— Это не Хью, — сказала она. — Он приедет автобусом. — И затем спросила; — Завести патефон?

— Как хочешь.

Она состроила гримаску и стала рыться в пластинках. В это время в подъезде послышались чьи-то быстрые, легкие шаги.

— Это он! — воскликнула Шейла.

Хью стремительно вошел в комнату, улыбаясь, извиняясь за опоздание. Мы с Шейлой поднялись, и Хью на секунду обнял ее за талию. Шейла представила нас.

— Льюис, познакомься с Хью Смитом!

Он был одного роста со мной, но гораздо уже в плечах. Шея у него была тощая, грудь впалая, волосы очень светлые. Капризная, надменная гримаса кривила его верхнюю губу, но когда он улыбался, лицо его становилось по-мальчишески веселым и приятным. Он выглядел значительно моложе своих лет — значительно моложе меня и Шейлы.

Платье Шейлы привело его в восторг.

— Я еще не видел тебя в этом платье, правда? — заметил он. — Очень, очень красиво! Ну-с, а сзади как оно сидит? — Казалось, это говорит заправский модный портной.

— Да ты, кажется, разбираешься в этом лучше, чем портниха, которая мне его шила, — рассмеялась Шейла.

— А разве вас не интересуют туалеты? — ища у меня поддержки, спросил Хью.

Вопрос этот прозвучал так простодушно, что я был сразу обезоружен.

Он болтал о нарядах, о музыке, о пьесах, которые мы видели, — словом, на темы, которые как нельзя более подходили для подобной чисто светской встречи. Шейла подшучивала над ним, но гораздо мягче, чем обычно подшучивала надо мной. Я спросил Хью о его работе, и он сразу взъерошился; я решил не настаивать, и Хью снова вернулся к разговору о концертах. Слушая его, трудно было представить себе более воспитанного человека.

Я наблюдал за ним и за Шейлой. Я наблюдал за ними сосредоточенно, с отчаянием и пристальным вниманием, как никогда и ни за кем еще не наблюдал. В их отношениях не чувствовалось тяжелого дыхания буйной страсти. Уж очень по-дружески, легко и весело держались они. Шейла кокетничала; жесты ее отличались непринужденностью, в голосе звучали теплые нотки. Когда она поворачивалась к Хью, даже линия ее профиля становилась менее резкой. Такая непринужденность невозможна при сильном чувстве. В ней было что-то от шаловливости котенка, но в то же время что-то материнское. До сих пор мне доводилось видеть Шейлу в таком настроении лишь какой-нибудь краткий миг.

О том, какие чувства питал к ней Хью, я пока ничего определенного сказать не мог. Она ему нравилась, он был очарован ею, пленен ее красотой, ее оживленностью, но все это еще ничего не значило. Мне казалось, что ему просто льстит любовь Шейлы. Он был самодоволен и тщеславен. И охотно принимал все дары любви. Это был внешне приятный, но эгоистичный человек, не отличавшийся выносливостью, пугавшийся любых трудностей и легко отступавший перед ними.

Шейла заявила, что ей пора спать. Я понимал, что ей хочется, чтобы мы с Хью ушли вместе и таким образом я мог поговорить с ним наедине. Было уже за полночь, и автобусы не ходили. Мы двинулись пешком по направлению к Виктория-стрит. Ночь была морозная, в черном небе мерцали звезды.

Шагая по Лупас-стрит, Хью — безопасности ради — заговорил о квартирах: где кто живет и кто сколько платит. Он, видимо, боялся вспышки враждебности, пока еще не вылившейся наружу. И выискивал случайные темы для разговора, чтобы скоротать путь. В другое время я приветствовал бы его намерение. Но сейчас мне было не до того.

— Вы давно знакомы с Шейлой? — прервав его болтовню, спросил я.

— Шесть месяцев.

— А я уже шесть лет.

— Порядочно, — заметил Хью и снова попытался перейти на безопасную почву.

Мы свернули на Белгрейв-роуд. Пропустив мимо ушей какой-то вопрос Хью, я в свою очередь спросил:

— Скажите, а вы хорошо в ней разобрались?

Он взглянул на меня и тотчас отвел глаза.

— Ну, право не знаю!

— Но все-таки вы хорошо в ней разобрались?

— Она умна, верно? А вы этого не думаете? — Казалось, Хью подыскивал ответ, который пришелся бы мне по душе.

— Конечно, умна, — согласился я.

— Я считаю, что она очень мила. По-своему мила, правда?

Шаги наши гулко отдавались на пустынной, скованной морозом улице.