Последний бой - Соболев Сергей Викторович. Страница 41

— Значит, мне дали отпуск, э-э-э... курсант Измайлова?

— Да, шеф, вам дали отпуск, — отозвалась сидящая за рулем молодая рыжеволосая женщина. — Разве «свояк» не сообщил вам о своем решении?

— Ну... он позвонил мне за полчаса до твоего появления в ЦКБ. Но мне приятно было услышать это еще раз.

«Опель Кадет» серебристого окраса выбрался наконец из предвечерней толчеи на Волоколамке и, миновав Кольцевую, свернул на Пятницкое шоссе.

— Ничего, курсант, что я к вам... гм... вот так сразу на «ты»? — поинтересовался Мокрушин (он сидел рядышком, в кресле пассажира). — Мы ведь сейчас не в учебке, верно? Я, признаться, не люблю долгих церемоний в плане знакомства... Особенно когда знакомлюсь с молоденькими симпатичными девушками.

— Спасибо за комплимент, шеф. — Измайлова на секунду повернула к нему голову, поощрительно — так ему показалось — улыбнувшись своему спутнику краешком тронутой ланкомовской помадой губ, после чего вновь сконцентрировалась на вождении. — Конечно, можете обращаться ко мне на «ты». Это ведь, наверное, глупо будет выглядеть в глазах окружающих, если вы вдруг станете называть собственную невесту по фамилии или же по имени-отчеству и на «вы». Ничего, шеф, если и я вас на людях буду называть по имени и обращаться с вами на «ты»?

— О чем ты говоришь, Аннушка... Анюта... дорогая моя невестушка? — хмыкнув, сказал Мокрушин (он все еще не мог сообразить, с какой стати Шувалов вдруг так расщедрился, выписав ему в самый напряженный момент двухнедельный отпуск, и как ему строить отношения с этой внезапно свалившейся ему на голову «невестой» — на строго служебной основе или как-то по-другому). — Так у нас, значит, курсант Измайлова, типа — «большая любовь»?

— Зовите меня просто Анна, — уже в третий или четвертый раз и тем же предельно спокойным, терпеливым тоном заметила девушка. — И почему вы меня называете «курсантом»?

— Так я ведь тебя в августе в балашихинской учебке видел в компании с другими курсантами...

— Верно, шеф. Вы у нас еще тогда несколько дней вели курс нестандартной стрелковой подготовки: интуитивная стрельба, стрельба по-македонски", с двух рук, «флеш», то есть по вспышкам, ну и так далее. Потом вас, наверное, куда-то отозвали, потому что занятия с нами продолжил уже другой преподаватель.

— "Свояк" известил меня, Измайлова, что ты в «штате», правда, забыл сказать, каков твой нынешний статус, если, конечно, не считать того, что ты сейчас — моя «невеста».

— Пока что числюсь в ранге «стажера», — сказала девушка, притормаживая возле очередного светофора. — Женщине, знаете ли, не так просто пробиться, сделать карьеру в том бизнесе, которым мы с вами занимаемся.

«Случайно это получилось или нет, — размышлял про себя Рейндж, — но на этот раз, кажется, меня ожидает награда за все мои труды даже покруче, нежели очередной орден на грудь...»

Переварив чуток эту приятную мысль, он в очередной раз скосил глаза на круглые, плотно облитые невесомым шелком коленки Измайловой: стажерша, перед тем как усесться за руль, сняла дубленку, под которой оказались юбка — не так чтобы очень длинная — и пиджачок, надетый, кажется, как того требует нынешняя мода, на голое тело или же поверх белья.

"В последний раз, когда я ее видел в совбезовском кабинете Шувалова, эта Измайлова, сдается, была брюнеткой, — чувствуя себя в эти минуты в полном ладу с самим собой и внешним миром, подумал Рейндж. — Мордашка у нее симпатичная, да и фигурка, кажется, недурственная. Гм... На Сейшельских островах, конечно, сейчас тепло и солнечно... море-шморе, бананы-кокосы... Но и здесь, в Подмосковье, можно в феврале приятно провести время... тем более если компанию тебе составляет приятная девушка, которой поручено играть роль «невесты»...

Спустя около получаса, в стремительно опускающихся на землю вечерних сумерках, они въехали на территорию пансионата «Сосны», расположенного неподалеку от берега Истринского водохранилища.

Измайлова припарковала «Опель» на стоянке перед четырехэтажным зданием пансионата «Г-образной» формы, вестибюль и часть окон которого светились электрическими огнями. Заглушила движок, после чего, повернувшись к своему спутнику, сказала:

— Я сегодня уже побывала здесь, шеф, утром, около десяти.

— Ну? И что?

— Для начала оформила вас и себя в забронированный для нас двухместный люкс, — глянувшись в зеркальце, Измайлова достала из сумочки помаду и прошлась ею по губам. — Сказала администрации, что мы вселимся в номер ближе к вечеру. Ну и внесла плату за десять суток пребывания здесь.

— Из средств конторы, надеюсь?

— Да, конечно.

— А почему выбор пал на этот пансионат? У тебя что, здесь есть какой-то блат?

— Зачем прибегать к какому-то блату, если сейчас все решают деньги? — резонно заметила Измайлова (хотя стажерка была моложе Рейнджа всего на каких-то лет пять, она, кажется, уже целиком принадлежит к «новому поколению», которому трудно врубиться, что такое этот самый блат). — Примерно сто у.е. за сутки пребывания, вот и весь блат. Ну так вот: я еще утром хорошенько тут осмотрелась и прикинула, что здесь для нас вполне подходящее место.

— В каком смысле? Для чего «подходящее»?

— Для всего, — уклончиво сказала Измайлова, пряча зеркальце и помаду обратно в косметичку. — Кстати, шеф, я уже забросила в номер кое-что из вещей, пришлось побывать и у вас в квартире...

— Терпеть ненавижу, когда кто-то посторонний роется в моих вещах, — подал реплику Мокрушин. — Ну да ладно, Измайлова: ты теперь вроде как не чужой мне человек.

Они выбрались наружу из машины. Измайлова открыла багажник, в котором лежала набитая снедью и напитками сумка (другой баул, куда было сложено барахлишко, которое натаскали Рейнджу за время его пребывания в ЦКБ, кассеты, «сидюшки» и с полдюжины подаренных ему коллегами книг забрал подъехавший с Анной в клинику помощник Шувалова, обещавший забросить вещички в квартиру Рейнджа при балашихинском «центре»). Рейндж перебросил в левую руку презентованную ему недавно самим «свояком» трость, довольно увесистую, с резным набалдашником и то ли выгравированным, то ли нарисованным на ней стремительным силуэтом пластающейся в беге пантеры, намереваясь извлечь из багажника сумку и повесить ее себе на плечо, но его спутница, успевшая облачиться в нежно-бирюзового цвета дубленку, отрицательно покачала головой: