Отречение - Байерс Ричард Ли. Страница 63

Сирзан с насмешкой сказал:

— Вот уж не думал, что ты такой патриот.

— Странно, не правда ли? Более того, по-своему я — преданный сын Ллос. О, это никогда не мешало мне любыми способами добиваться своих целей, — даже если приходилось для этого убить несколько жриц, — но, борясь за личное превосходство, я никогда не стал бы разрушать тот порядок, который она установила. И уж тем более не затеял бы заговор с целью поставить избранный ею народ в подчинение низшим существам.

— Даже боги умирают, дроу. Возможно, Ллос больше нет. Если Мензоберранзан и в самом деле королевство тех смертных, которых она любит больше всего, почему бы ей тогда отказываться от него?

— Проверка? Наказание? Каприз? Кто может угадать? Но я сомневаюсь, что Паучья Королева умерла. Я ее однажды видел. Ну, я не имею в виду Смутные Времена, когда она карала наш город. Я внимательно рассмотрел Темную Мать во всем ее божественном величии и представить себе не могу, что ее может кто-то победить.

— Ты видел Паучью Королеву?

— Думаю, это может тебя заинтересовать, — сказал маг. — Вскоре после окончания Магика я вернулся домой, чтобы служить своему Дому. Мы с сестрой Сэйбл заключили союз против ее близнеца Грейанны. Однажды вечером в наш сталактитовый замок прибыла делегация жриц, возглавляемая самой Триль Бэнр, тогда еще наставницей Арак-Тинилита. Она привела с собой представительниц Домов Хорларрин, Аграх Дирр, Баррисон Дель'Армго и других достойных семей. Это был исключительно важный момент в моей жизни, потому что все эти высокочтимые дамы явились, чтобы арестовать меня.

Я так и не выяснил, не Грейанна ли состряпала это дело. Вообще-то, она могла по складу своего характера в нем участвовать, но с другой стороны, в нем не было для нее никакой выгоды. Трудно поверить, но в те дни я считался наглым, бесцеремонным шалопаем, очень далеким от того скромного и смиренного джентльмена, какого ты видишь перед собой сегодня. Наверное, многие духовные лица подозревали меня в непочтительности.

— Именно это и случилось с Тсабраком, — вставил Сирзан. — Жрицы схватили его, превратили в драука и выбросили.

— Иногда они назначают наказания еще более отвратительные, — отозвался Фарон, — но сначала они устраивают арестованному проверку его истинных чувств. Я полагаю, что в процесс вмешалась моя Мать, отсрочившая окончательный приговор. Она была одной из старших Матерей Мензоберранзана, а я успел провернуть довольно много удачных дел во славу Дома Миззрим, правда, она никогда ни словом не обмолвилась об этом. Не знаю, чем она руководствовалась. Может быть, поверила, что я могу стать предателем, а может, не захотела соглашаться с Бэнр или просто находила забавным мое затруднительное положение — Миз'ри всегда нравились такие развлечения.

Будь все как обычно, жрицы утащили бы меня в темницу и замучили бы до смерти умилительно вкрадчивыми вопросами, применяя змеиные плетки и другие игрушки. Но каким-то образом мне удалось устоять и, несмотря на боль, не оклеветать себя ложным признанием. Коллега маг метнул заклинание, стремясь пробить брешь в преграде, которую сооружают для защиты своих мыслей. Мне кажется, иллитид в этом случае ломился бы напролом, хотя и у него вряд ли что-нибудь получилось бы.

— И тогда ты избежал остального? — спросил Сирзан.

— Увы, нет, — засмеялся Фарон. — Инквизиция сочла результаты допроса неокончательными и обратилась в высшую инстанцию с просьбой сделать заключение. Жрицы положили меня на обсидиановый алтарь, исполнили танец и отпевание покойника, входящие в ритуал самоистязания, и камера пыток исчезла. Казалось, я должен был радоваться, но мое новое место обитания оказалось не менее зловещим.

Недавние захватчики Фарона не обратили внимания на серебряное кольцо, посчитав его простым украшением. Благодаря этому, лишь посмотрев на Сирзана, Миззрим сразу разглядел его магическую управляемость даже в границах призрачного воплощения лича. Усилием воли маг убрал эту мысль поглубже в подсознание и продолжал болтовню:

— Жрицы чем-то накачали меня, чтобы абсолютно сломить сопротивление. Затем отнеслись ко мне с таким вниманием, что я только и мог, что приподнять разбитую голову и оглядеться. Подо мной находился какой-то огромный предмет, не то посох, не то длинный шнур, на вид чрезвычайно легкий, но очень прочный. Далеко впереди он соединялся с другими такими же, и конца им не было. Тогда вдруг я понял: они образовали огромную, безумной сложности паутину. И эта сеть была так велика, что представляла собой целый отдельный мир. Если к чему-то паутина и крепилась, то мне это знать было не дано. Возможно, сеть уходила просто в бесконечность.

— Паутина Демона, — вставил Сирзан.

Фарон исподтишка изучал талисманы своего захватчика, пытаясь вычислить, который из них позволяет подать сигнал каждому орку, и гоблину Мензоберранзана.

— Очень хорошо, — сказал Миззрим. — Вижу, ты был внимателен, когда преподаватели читали вам лекции о различных уровнях развития и существования. Я действительно был сослан на ту ступень Абисса, где властвует, раскачиваясь на паутине, Ллос. Мне приходилось уже слышать однажды, что нити внутри полые и там тоже есть большое жизненное пространство. Поэтому, едва придя в себя, совершенно разбитый после оказанного мне внимания, я начал искать выход.

В итоге я, может быть, и нашел бы его, но у меня не оказалось на это времени. Нить, по которой я полз, вдруг затряслась, и появилась она, направляющаяся прямо ко мне.

— Ллос? — спросил Сирзан.

— А кто же еще? Жрицы говорили, что Владычица передвигается по своим владениям в железной колеснице, но на этот раз она была без нее. Богиня явилась в обличье паука, такого же огромного, как Великий Курган Бэнр. Это производило колоссальное впечатление. Но что в этот момент надо делать? Бежать? Сражаться? Любые усилия были бы нелепы. Я просто съежился и закрыл глаза.

Увы, она не позволила мне спрятаться в неведении. Ее воля захватила меня и заставила смотреть на нее. Богиня неясно, но грозно вырисовывалась надо мной, сверкая круглыми рубиновыми глазами.

Ее взгляд не просто пронзал, а словно растворял меня. Ощущение было невыносимое, я хотел умереть, в общем, она поддерживала мое желание.

У нее были длинные, почти бесконечные ноги, но они сужались и заострялись к концам. Используя две передние ноги, она препарировала и рассматривала мое тело. Убил ли меня этот процесс? Не знаю. По всем правилам именно это должно было произойти, но если моя жизнь и закончилась, то мой дух все еще пребывал в моей разрываемой плоти, а я продолжал страдать от боли и отвращения.

Душа моя тоже чувствовала собственное разрушение. Почему-то Паучья Королева, отделив мою плоть от костей, связала воедино рассудок и дух. Это раздражало меня так, что даже мне не хватает слов описать свои чувства.

Наконец каждая грань моей личности лежала по отдельности перед ней, для осмотра и изучения, как я теперь понимаю. В то время я мало, что соображал от слишком тяжелых страданий и благоговейного ужаса. Наглядевшись, она собрала меня обратно.

Все так же осторожно изучая талисманы лича, но оставаясь сосредоточенным на излагаемой истории, Фарон решил, что именно в треугольнике заключен сигнал к восстанию. Тогда возникал следующий вопрос. Что делать? Там, в реальном мире, настоящая брошь висела на груди физического тела Сирзана. Эта была ее мыслеобразом. Сможет ли Сирзан довести свое дело до конца, если лишить его этой призрачной копии?

Фарон продолжал:

— Как ты думаешь, она заново подогнала все мельчайшие нюансы моего интеллекта и духа так, как они были соединены до этого? Несколько последующих лет я много размышлял над этим интересным вопросом, но ответа так и не нашел, так что давай не будем на этом задерживаться.

После того как Мать Страстей довольно грубо сшила мои части, она вышвырнула меня назад, в мою реальность, то есть на обсидиановый алтарь. Фактически это свидетельствовало о ее одобрении. Представляю себе, как были разочарованы наши жрицы. Никогда не видел, чтобы инквизитор радовался освобождению подозреваемого.