Суета сует. Бегство из Вампирского Узла - Сомтоу С. П.. Страница 22

Ajarn попросил Пита, чтобы тот подкатил кресло поближе. Они тоже вошли в тень манговых деревьев, и тут Пит увидел... тошнота подкатила к горлу жаркой кислой волной. Он почувствовал себя каким-нибудь извращенцем-вуайеристом. Молодая женщина, кажется, проститутка, стояла в дверном проеме и одними губами, без помощи рук, натягивала презерватив на банан.

И вдруг мир словно замер: Пит больше не слышал шума городских улиц. Все эти калеки, торговцы и попрошайки исчезли словно по волшебству. Не стало даже бродячих собак. Осталась лишь девушка в дверном проеме. У нее были высокие скулы и достаточно светлая кожа, возможно, она была с севера. Вызывающе черная губная помада, ярко-красные тени для глаз. Короткая стрижка и серебряный гвоздик в брови, как у тех панков, которых Пит видел в Америке.

Как только девушка заметила, что она здесь не одна, банан полетел в кучу мусора, а презерватив остался у нее во рту. Она рассмеялась.

— Твоя понравился мой маленький забавный трюк?

Она обращалась к тени, которая была Лораном МакКендлзом.

Ветер протяжно вздохнул.

— За это заплатить мне немножко больше, — продолжала она. — Кажется, скоро будет дождя, нельзя торговаться много. Моя устала.

Было ясно, что девушка видит только Лорана, хотя Пит по-прежнему различал только смутную тень... Мы все живем в разных мирах, подумал он, а когда они пересекаются, эти миры, мы обманываем себя, утверждая, что наши знания и знания, заключенные в других мирах, можно объединить... но сейчас, когда происходит такое, когда ты стоишь совсем рядом, а она смотрит прямо сквозь тебя, как будто ты призрак... тут поневоле задумаешься, что здесь настоящее, а что — майя.

— Пойдешь в мой специальный местечко? — спросила девочка. — Конечно, моя приглашать твоя. И твоя друга тоже? Не вижу твоя друга. Твоя шутить. Но я все равно приглашать твоя друга, мистера Тень, мистера Никто. Тама, ха-ха, видишь, моя смеяться. Твоя смешной.

— Почему она нас не видит? — шепотом спросил Пит.

Сонтайя ответил:

— Мы для нее — просто сон. То, чего ты не видишь, иной раз бывает реальнее того, что ты видишь. Ты сам это знаешь. А я живу так постоянно.

— И Лоран, который призрак, на самом деле — настоящий?

— Все так, как она это видит. Как она того хочет. Слушай меня. Я шаман, обладающий удивительными способностями, и даже это инвалидное кресло, демонстрирующее мою физическую слабость, не что иное, как маска, скрывающая мою внутреннюю натуру. Ты уже видел меня, когда я был одержим богом Брамой, и сам был как бог, и одним только прикосновением превращающим обыкновенную водопроводную воду в святую. Поэтому не удивляйся, если увидишь сегодня что-то такое, что покажется тебе чудом.

Они пошли следом за проституткой, и как только сдвинулись с места, у Пита возникло странное ощущение, что мир вокруг расплывается. Они прошли по извилистым улочкам, где были люди, но никто их не видел — словно их вообще не было в этой реальности. Все кружилось в вихре мерцающего неона. В воздухе пахло дождем. Вспышки молний вырывали из темноты лица: дразнящие, искривленные в презрительной усмешке, — лица с кривыми зубами и раскосыми глазами... словно видения ада сошли со стен павильона принца Пратны, ожили и влились в бурлящий хаос квартала красных фонарей.

Они подошли к какому-то дому, к подъезду, где не было двери. Девушка обернулась, и ее улыбка, казалось, предназначается всем: и видимым, и невидимым...

— Заходить внутрь. Мы будем заняться любовью. — И, как только она это сказала, небеса разверзлись, и на землю обрушился дождь. Прохожие заметались в поисках укрытия. Они вошли внутрь; в дверях Пит обернулся. На улице не было уже никого, только гирлянда цветов жасмина плыла вниз по улице в бурлящем потоке воды, подскакивая на выбоинах.

Они прошли по темному коридору, освещенному несколькими тусклыми лапочками, мимо дверных проемов, вход в которые закрывали занавески из бус. Дождь барабанил по крыше, крытой оцинкованным железом. Из-за занавесок доносились стоны оплаченной страсти. Девушка остановилась в самом конце коридора, у последней двери. Раздвинула молочно-голубые бусы... вошла внутрь...

Мальчик и его тень последовали за ней, а Пит и ajarn задержались в коридоре, перед занавеской. Шаману надо было подготовиться к встрече с демоном. Он шептал заклинания и делал странные пассы над пузырьком для духов из поддельной слоновой кости...

Наплыв: пети ночи

Девушка включила магнитофон, сделанный в форме большого розового сердца. Он сразу узнал эту музыку. Первая песня на второй стороне «Vanitas», которая начиналась со слов:

Ах ты, сука, ты меня сводишь с ума,

Потому что ты мне не даешь.

Я изрезал себе все ладони

В ожидании, когда ты придешь.

Нет, так сильно любить нельзя.

В этих словах слышен надрыв, новая глубина — как-то так высказался один критик в «Rolling Stone».

Да, в этих песнях были машины, секс, религия, садомазохизм «в одном флаконе» — весь американский образ мышления в одной строфе разгневанного стиха, — но на самом деле эти тексты не нравились никому. Это был уже не тот Тимми Валентайн, которого они знали. Эйнджел нисколько не удивился, что девушка поставила именно эту кассету. Так было всегда. Не важно, кто будет следующей жертвой, которую он выпьет до последней капли: они все так или иначе возвращали его к Тимми Валентайну. Ну и что с того? Тимми — это Тимми, а он — это он.

Лоран — хороший слуга. Даже без тела, он все равно ходит со мной и служит приманкой для будущей жертвы. У старого графа Дракулы тоже был свой слуга, Ренфилд. А у меня есть Лоран.

Эйнджел ждал. Он чувствовал тех, кто преследовал их с Лораном. В них таилась угроза. Старик в инвалидном кресле... он видит невидимое. Он не настолько слеп, как думают окружающие. Он наделен силой и явно что-то замышляет насчет меня. И для того чтобы его побороть, мне нужна вся моя сила. Мне нужна кровь, больше крови.

Проститутка снова заговорила:

— Хотеть, чтобы я снять все с моя? Или хотеть, чтобы я надеть забавная одежда?

— Нет, — сказал призрак Лорана МакКендлза. — Я хочу видеть тебя настоящую. Как тебя зовут?

— Имя нет, моя нет имя, хотеть имя — платить больше.

— Ладно, итак...

— Хорошо. Но сначала моя жарко, кондиционера не работать.

Она раздвинула штору на окне, выходившем на переулок, по которому они пришли. Дождь колотил в деревянную раму. Девушка сбросила дерматиновую куртку (от ее потного тела исходил аромат сладких духов), под которой не было ничего — ни блузки, ни лифчика. На одной груди была татуировка: сердце, пронзенное деревянным колом. Лоран прикоснулся к ее груди своей призрачной рукой. Девушка вздрогнула:

— Твой рука холодный, очень холодный. — Она высунулась в открытое окно, подставляя свое разгоряченное тело хлещущим каплям дождя. С наигранной неторопливой небрежностью начала стягивать узкие джинсы, которые были всего лишь плохой подделкой под «Calvins». Теперь он мог вдохнуть аромат ее тела... горько-сладкая кровь с небольшой кислинкой — у нее недавно закончились месячные, — кровь, взбудораженная кокаином... она рассмеялась над Лораном. Эйнджел даже не понял почему. Сейчас он мог думать лишь об одном. Кровь. Горячая свежая кровь. Те несколько капель, что дала ему Хит, не смогли утолить его жажду. Кровь, думал он, кровь, чтобы заполнить эту бездонную пустоту, кровь, чтобы я смог сразиться с этим слепым стариком... эта женщина создана для того, чтобы выпить ее до дна... ее грудь отмечена знаком вампиров... и, как и все остальные, она прекрасна. Если бы она еще и любила его...

— Твоя может без резинки, если не хотеть. Моя без разница, моя жить — моя умереть. Эта зваться русская рулетка. Смешная.

Свежий запах дождя смешался с запахом пота и дешевых духов. Она повернулась к художнику, которого на самом деле здесь не было, и раскрыла объятия. Эйнджел невидимой тенью упал между ними.