Суета сует. Бегство из Вампирского Узла - Сомтоу С. П.. Страница 53

— Дамиан! — радостно воскликнула Хит, возвращаясь к столику.

Однако Пи-Джей, хотя и обрадовался встрече со старым врагом и другом, был полностью поглощен своими собственными мыслями: сидел, уставившись немигающим взглядом в свою селедку.

— Господи, — проговорил Дамиан. — Неужели все так плохо?

— Ты извини за Пи-Джея, — сказала Хит, — но, кажется, он сейчас на полпути к осуществлению своего поиска видений...

— В самом центре Лондона?

— Ну мало ли, как там бывает. Он собирает свои силы.

— Ясно, — ответил бывший проповедник, ставший актером. — Получается, мы на пороге очередного апокалипсиса: грядет новая битва за библейские истины, и на кону — судьба вселенной. Я уже слишком стар для такого дерьма. Интересно, у них тут в Лондоне есть гостиницы, чтобы там был номер девять-ноль-ноль?

— Наслышана о твоих приключениях, Дамиан, о том, что было, когда ты последний раз развлекался с девочками в гостинице.

— А, ты об этом! Мы похоронили этих чертовых вампирш. Хотя ты бы, наверное, предпочла собственноручно зарыть их там у себя, в Бангкоке.

— Это точно. И еще одна встретилась нам в Германии. Голландия — там все было чисто, и, возможно, все пройдет чисто до самого конца тура; эта история в Германии была старым долгом, который висел над Тимми пятьдесят лет.

— Эта, которая оперная певица?

— Ну, она спела свою последнюю арию. Но нам до сих пор жутковато. Мне снятся плохие сны. Пи-Джей посреди ночи носится голышом по пустынным железнодорожным станциям. Вместе с нами едет одна из поклонниц Тимми, которая страстно желает стать вампиром, но проблема в том, что она никак не может найти кого-то, кто ее укусит. А выступления Тимми приносят «Stupendous» убытков на миллион ежедневно.

— Да в жопу этот «Stupendous», Гилер просто пытается спасти контору, чтобы ее не купили япошки, вот и устраивает все так, чтобы это смотрелось, будто компания терпит большие убытки.

Пи-Джей вроде бы вышел из глубокой задумчивости и внимательно прислушивался к их разговору; но мыслями он все равно был не здесь. Он ждал наступления сумерек. Хотя ему было приятно увидеться с Дамианом. Бывший телепроповедник вносил некоторое оживление в их унылую маленькую компанию. А уж в «оживлении» Дамиану не откажешь: преподобный буквально не мог усидеть на месте, казалось, он уже ждет не дождется, когда будет вечер и можно будет свалить в ближайший стриптиз-бар.

Пи-Джей думал о той, первой ночи.

Поезд, несущийся в ночи... он сбросил с себя всю одежду, забрался на крышу спящего вагона, сел в позе лотоса, подставив обнаженное тело под удары холодного ветра... он пытался вернуться в то время, когда он был ма'айпотсом. Тогда Луна пришла к нему в образе прекрасной женщины. Она вручила ему сноп пшеницы и сказала: ты будешь одновременно и женщиной, и мужчиной, и поэтому станешь самым могущественным из шошонов. И это было правдой. Когда Пи-Джей входил в транс, он становился священным мужем, который и жена тоже, и мог посылать свою душу по волнам ветра, видеть глазами сокола и барсука, ощущать присутствие посланцев из мира духов. А потом, когда великая битва добра и зла завершилась временным перемирием (в этой битве не может быть ни победителей, ни побежденных, и она может закончиться только временным перемирием, до следующего сражения), женщина-луна снова пришла, чтобы забрать назад свой магический дар.

Поезд мчался сквозь ночь. Было полнолуние. Но в эту ночь луна не обратилась прекрасной бледнокожей девушкой со снопом пшеницы в руках. Пи-Джей мысленно обращался к ней: Верни мне мой дар, прошу тебя... и в то же время он думал: на этот раз духи не будут мне помогать, потому что сейчас не готовится битва за господство над миром, сейчас этот дар нужен мне для своих собственных, личных целей... я хочу вытащить друга с края тьмы... я не хочу, чтобы моя любимая женщина упала в бездну... не хочу быть беспомощным против злых духов, снова вернувшихся в мою жизнь. Но разве желание одного человека имеет значение? Вот почему луна больше не говорит со мной... а ветер хлещет мое обнаженное тело, но не несет никакого послания.

Той ночью Пи-Джей отчаялся, однако, вернувшись с неудачного поиска видений, он старался выглядеть если не радостным, то хотя бы не слишком подавленным. Он не хотел, чтобы люди, которые его любят, видели, как он страдает. Они не знают, что это такое: владеть даром видения и лишиться этого дара... они не знают, не могут знать, каким беспомощным он себя чувствует теперь, когда в нем уже не осталось магической силы.

Во вторую ночь, когда он бродил босиком по галечному пляжу в Шевенингене в четыре часа утра и луна уже заходила, но все еще была видна, ему показалось, что он услышал женский голос:

Ты идешь не тем путем.

Это было единственное видение, которое посетило его той ночью.

Возможно, думал он, сегодня ночью...

— Я пропущу сегодняшний концерт, — сказал Дамиан. — Я вернусь утром, к завтраку... пусть это будет маленьким сюрпризом для Тимми.

— Господи. — Хит закатила глаза. — Надеюсь, ты хоть запасся презервативами.

— Меня Господь хранит... предохраняет, — рассмеялся в ответ Дамиан.

Наплыв

Оркестровое вступление к «Распни меня дважды» было новым дополнением, но я не смог прослушать его на репетиции, потому что расписание репетиций было урезано до предела из-за нежелания «Stupendous» оплачивать сверхурочные репетиции оркестра... но «вы не волнуйтесь, они не так уж и плохи, хоть и провинциалы»... и Кенни Одзима, руководитель оркестра, и вправду проделал большую работу... и у них все получалось... просто здорово получалось... Только прислушайтесь к этой гармонии... и глокеншпиль тут очень к месту... так украшает мелодию...

Ладно, мой выход.

Тимми Валентайн возник в центре сцены в облаке серебристого дыма. Под гром аплодисментов, конечно же. Зрителей в зале собралось гораздо больше, чем он ожидал, и среди них было много, очень много, поклонников неоготики, все — в самых первых рядах, может, реклама и вправду была хорошей, и все они заплатили за то, чтобы прийти на концерт, чтобы быть рядом со всеми этими горячими прожекторами, камерами, дым-машинами, выпускавшими плотные клубы дыма, воняющего бензином, прямо в толпу... дым застилал их бледные лица и черные наряды... все — как на подбор, даже ребята, которые занимаются кастингом, не смогли бы сработать лучше... на ладонях их поднятых рук виднелись отверстия... то есть настоящие отверстия... не какие-то там переводные татуировки... потому что они разбивали лучи прожекторов, бивших сквозь клубы дыма, на тонкие лучики...

Надо петь.

Из всех его друзей на концерт пришла только Хит. Она сидела на балконе, где стоял пульт управления светом. Все остальные, сидевшие на балконе, были ему незнакомы. Он начал петь, и...

Господи, они поют вместе со мной, и...

Как странно снова петь здесь, в этом зале, — в первый раз с тех пор, как я стал человеком. Ладно, не отвлекайся. Тебе надо петь. Только петь, только работать на зрителя... не обращать внимания на свет, бьющий в глаза... это приходит само собой... на автопилоте... главное, не отвлекаться, не терять нить мелодии... пой, пляши, впадай с транс, бросай взгляды, мечись, стой на месте, топай по сцене, словно бьешь в барабан... двигайся, двигайся, двигайся. На автопилоте. Песня — всего лишь набросок, шаблон, по которому строится выступление...

Господи, я же помню, как мы с Брэмом Стокером шли на концерт. «Симфония тысячи» Малера. И Стокер... он потел, а я насыщался. Господи, все эти улочки, по которым я бродил когда-то, в те давние времена, когда я знал их все до одной... доктор Джек, вырывавший внутренности у бедных девушек... доктор Джекил, который жил лишь на страницах книги... все эти уроды и шлюхи... и дальше, назад во времени, погружаясь в воспоминания... кусочки памяти, все еще держится на волнах, над бездной... та длинная, холодная зима, когда мы танцевали на промерзшей до самого дна Темзе... чума, когда вся кровь стала такой безвкусной, что уже не утоляла голод... и великий пожар... и крысы... и Кит Марло, отрывающий пиявок со своей груди...