Проклятие памяти - Соул Джон. Страница 18
– Любые, – едва слышно произнес он. – Любые условия...
Мэллори неожиданно резко повернулся к хозяину кабинета.
– Какие именно условия вы имеете в виду, доктор?
– Самые элементарные. Во-первых – мне будет предоставлен полный контроль над ходом операции и последующих процедур в течение того срока, который я сочту необходимым... а во-вторых, я не несу никакой ответственности за возможные последствия как во время операции, так и реабилитационного периода. – Марш хотел было возразить, но Торрес продолжал, не дав ему опомниться: – Под реабилитационным периодом я имею в виду срок, который пройдет с окончания операции до того момента, когда я – и только я – признаю пациента готовым к выписке. – Выдвинув ящик стола, он извлек оттуда голубоватый бланк. – Вот договор, который должны подписать родители мальчика, то есть вы и мать. Можете прочесть, если хотите; по моему мнению, вы даже должны это сделать, но предупреждаю, менять в нем я ничего не стану. Либо вы подписываете, либо нет. Если вы и ваша супруга согласны – прошу немедленно привезти вашего сына сюда. Чем больше проходит времени, тем больше риск. Как вы, вероятно, знаете, пациенты в таком состоянии быстро теряют силы. – Торрес поднялся со стула, давая понять, что беседа окончена. – Прошу простить меня за то, что отнял у вас столько времени.
Мэллори встал почти одновременно с Торресом.
– Но предположим, что супруги Лонсдейл согласны, – когда вы думаете назначить операцию и сколько времени она займет?
– Операция будет завтра, – голос Торреса звучал без всякого выражения. – Займет это по крайней мере восемнадцать часов, потребуется пятнадцать человек персонала. И помните, – он повернулся к Маршу, – вероятность неудачи – по меньшей мере процентов восемьдесят. Снова прошу извинить меня, но я не привык лгать людям.
Распахнув дверь, он придержал ее, пропуская Марша и Фрэнка, затем с силой захлопнул ее за их спинами.
Раймонд Торрес еще долго оставался в своем кабинете после того, как его покинули двое врачей из Ла-Паломы.
Из Ла-Паломы.
Странно, что этот случай – пожалуй, самый сложный во всей его практике – связан не только с его родным городом, но и с женщиной, мысли о которой не оставляли его всю жизнь.
Интересно, вспомнит ли Эллен Лонсдейл хоть что-нибудь о нем? Кто он? Или, вернее, кем он был когда-то...
Нет, наверное.
Ведь в Ла-Паломе, как и во всей Калифорнии, потомки старых калифорниос – к которым относился и он – в глазах гринго были обычными латиносами, а может быть, и того хуже. В лучшем случае их не замечали, в худшем – презирали или ненавидели.
А в ответ, разумеется, и он, и его друзья еще больше ненавидели и презирали проклятых гринго.
Ах, как хорошо – до сих пор! – помнил доктор Торрес долгие ночи в маленькой грязной кухне, где бабушка терпеливо выслушивала жалобы его матери и сестер на несправедливость тех, в чьих домах они работали прачками и служанками, и в утешение рассказывала им легенды о былых временах, еще до ее рождения, когда гасиендой владело семейство Мелендес-и-Руис, а никаких гринго еще не было в Калифорнии. Все тогда было по-другому, и белые дома на холмах служили пристанищем для старинных испанских семей – Торрес, Ортис, Родригес и Фло-рес... имена звучали в бабушкиных устах, словно музыка. В который раз принималась она рассказывать предание о чудовищном злодеянии на их гасиенде, и об изгнании, когда старые семьи были лишены всего – богатства, земли, домов, – и постепенно потомки их превратились в обычных нищих пеонов. Но, неизменно добавляла она, придет день, когда все вернется. Им же остается одно – не дать угаснуть праведной ненависти до того дня, когда в Ла-Палому придет сын дона Роберто де Мелендес-и-Руиса и прогонит гринго с их земли, вернет калифорниос дома и былую славу.
Раймонд терпеливо слушал ее – и знал, что все это, увы, неправда. Предания бабушки – всего лишь старые сказки, и ее разговоры про грядущеее возмездие – есть пустое сотрясение воздуха, они столь же бесплотны, как привидение, которое, по ее мнению, должно было его совершить. И когда пару лет спустя бабушка умерла, он думал, что с ней умерли и все сказки, но нет – оказалось, она успела передать их матери; и теперь та жила ожиданием того дня, когда все – повторяла теперь и она – должно вернуться.
Но ничто не вернется, и гринго так же будут ходить по калифорнийской земле. Однако способ отомстить есть – и знает его он, Раймонд Торрес. Он нашел другой путь, и ему ни к чему обращать внимания ни на нападки гринго, ни на глупые разговоры его сородичей о грядущем судном дне. Его месть будет простой и жестокой. Он узнает все, чем гордятся гринго, – получит такое же образование, как они, превзойдет их в этом и будет сам смотреть на них свысока; но его превосходство будет реальным, и гринго сами однажды это почувствуют.
И вот настал этот день – теперь он нужен им.
И он поможет – хотя представляет, какую ярость вызовет это у матери.
Он поможет им, потому что за все годы презрения, ненависти и насмешек они заплатят ему одним – признанием того, что он – равный. И теперь он заставит понять их, что всегда был равным, даже когда жил в лачуге за кладбищем.
И этот случай, эта нелепая катастрофа на темном шоссе неожиданно предоставила ему прекрасный шанс.
Да, для этого нужен опыт – но ему ли жаловаться на недостаток опыта – и еще кое-что... и вот это поможет ему не только вернуть к жизни Алекса Лонсдейла, но вселить в него силы, далеко превосходящие обычные человеческие возможности.
Подготовку к операции нужно начать сегодня. Сейчас. Немедленно.
Он заставит их признать его гением – и это будет самая лучшая месть.
– Но почему он не может оперировать его здесь? – в который раз спрашивала мужа. Эллен Лонсдейл. Несколько часов крепкого сна прогнали свинцовую усталость после бессонной ночи, но даже сейчас смысл слов Марша доходил до нее с трудом.
– Из-за оборудования, – Марш уже неоднократно повторял одну и ту же фразу. – У него в операционной много специальной аппаратуры. Ее нельзя перевезти сюда – по крайней мере, невозможно сделать это быстро, к тому же в операционной нашего Центра она просто-напросто не поместится.
– Но Алекс... будет жить?
Но этот вопрос отвечать пришлось Фрэнку.
– Не могу ответить определенно, – Мэллори сокрушенно развел руками. – Надеемся, что он выживет. Пульс у него слабый, но ровный, респиратор и все к нему необходимое установим в машине, когда повезем... Кстати, в Пало Альто есть передвижная лаборатория, можем воспользоваться ею...
После томительной паузы Марш подошел к жене.
– Тебе придется все же решить что-то, Эллен. На этой... бумаге должны быть обе наши подписи.
С минуту Эллен молча смотрела на мужа, не видя его, мысли ее унеслись далеко-далеко в прошлое...
Раймонд Торрес. Симпатичный, высокий; странные, горящие темным огнем глаза. Но никто из девчонок не пытался даже заговорить с ним. Его считали талантливым. Да, точно – он был самым способным в классе. Но ей он казался каким-то не таким – причем она никак не могла понять почему; да ей было и все равно в общем-то. Вел он себя всегда так, словно он в чем-то лучше других – больше знает... потому у него и друзей-то никогда не было даже среди своих, мексиканцев. Могла ли она представить в то время, что от него будет зависеть жизнь ее сына...
– А какой он? – неожиданно спросила она.
Марш с удивлением посмотрел на нее.
– Тебя это волнует?
После секундного колебания Эллен отрицательно мотнула головой.
– Нет, не думаю... Но я знала его, давно, и тогда он был каким-то... казался высокомерным, что ли, иногда это даже пугало меня. У нас в классе его не очень любили.
Марш натянуто улыбнулся.
– Он и сейчас такой. Высокомерный, как ты сказала... и мне он тоже не понравился. Но он может спасти жизнь нашего Алекса.
Эллен снова замолчала. За прожитые годы они с Маршем научились друг друга понимать с полуслова... столько было переговорено, решено самых разных проблем... но в последние несколько месяцев все это вдруг исчезло. Слишком заняты они были. И просто потеряли былую способность понять друг друга. И теперь, когда жизнь сына в опасности, ей придется согласиться с решением мужа.