Осень сердца - Спенсер Лавирль. Страница 26

— Они иногда неправильно понимают ваши намерения.

— Что они говорили по поводу моих намерений?

— Ничего особенного.

Он покраснел и, оглянувшись назад, сбросил тряпку с плеча.

— Вы не совсем откровенны со мной.

Йенс снова взглянул на нее и ответил тоном вышколенного слуги.

— Извините меня, мисс Лорна, но ваш отец установил для меня жесткие сроки, и я действительно должен приниматься за работу.

Прошло довольно много времени, прежде чем Лорна Барнетт поняла, что не на шутку рассердилась.

— Ах, вы такой же в точности, как он! — Она крепче сжала свои кулачки. — Мужчины могут быть такими противными! Вы же знаете, что я могу заставить вас все рассказать! Ведь вы же просто мой слуга!

Йенс был настолько ошеломлен ее тирадой, что стоял, не в силах произнести ни слова. После того как шок прошел, он сразу вернулся к реальной жизни.

— Да, я знаю.

Повернувшись, он пошел прочь, прежде чем она успела увидеть красные пятна, выступившие у него на щеках. Подойдя к корзине, он взял тряпку, снова забрался на бочку и без лишних слов продолжил мыть окно.

Стоя позади него, Лорна так же быстро успокоилась, как и вспылила. Она сделала еще один шаг и взглянула на него.

— Ну, Харкен, я не это имела в виду.

— Все правильно, мисс.

Он почувствовал, как тепло поднимается у него по шее.

Она продвинулась еще на один шаг.

— Нет-нет… Это просто вырвалось… и все… пожалуйста.

Она подошла и дотронулась до его ноги и тут же отдернула руку;

— Пожалуйста, простите меня.

— Да нечего прощать-то. Вы были совершенно правы, мисс.

Ему не надо было даже поворачиваться, потому что он хорошо видел ее отражение в стекле.

— Харкен?

Мольба в ее голосе не трогала его. Он упрямо продолжал свою работу. Она ждала, но обида была столь явной, что между ними возник какой-то барьер, такой же глухой, как стены этого сарая. Она чувствовала себя полной дурой, но не знала, как исправить ошибку.

— Ну, — промолвила она кротким голосом. — Я ухожу. И я сожалею, Харкен.

Ему не нужно было поворачиваться, чтобы выяснить, ушла она или нет. Казалось, его тело было напичкано множеством датчиков, которые четко давали ему знать о ее приближении или удалении. В тишине, наступившей после ее ухода, витало мучительное чувство разрыва, грусти, одиночества, и он долго стоял на бочке, не оборачиваясь, вдыхая запах уксуса, который шел от старой тряпки, глядя в бесконечно грустное окно, опираясь двумя руками о низкий подоконник, сгорбившись от усталости. Повернув голову, он глянул через левое плечо, где среди деревьев мелькало, как сказочный наряд маленького эльфа, ее розовое с белым платье. Взгляд Йенса снова вернулся к окну, и в его воображении предстала картина: балки, набор досок, откуда-то взявшиеся стропила, формы для отливки металла. Он глубоко вздохнул и медленно спустился с бочки. Так Йенс и стоял: неподвижный, обиженный, одинокий. А она, оказывается, такая же, как и ее родители-богачи, и ему лучше не забывать об этом. Может быть, Раби и права: Лорна Барнетт просто вздорная барышня, которая ради развлечения затеяла игры с лакеем, вот и все.

Он кинул тряпку назад в корзину, вылил грязную воду, решив оставить уборку до следующего раза, перевернул бочку и откатил ее в сторону.

Всю оставшуюся часть дня он чувствовал себя недовольным и капризным. Вечером он повел Раби прогуляться и поцеловал ее в огороде, когда они стояли перед кухонной дверью. Но целовать Раби было все равно что целоваться с коккер-спаниелем. Он был озабочен только тем, чтобы его губы были сухими и чтобы убрать с шеи ее руки.

Лежа в постели, он думал о Лорне Барнетт… в розовых и белых оборках, с запахом апельсиновой туалетной воды, с взволнованными карими глазами и губами, похожими на спелые вишни.

Лучше этим проклятым женщинам держаться подальше от его сарая!

Она пропадала ровно три дня. На четвертый она вернулась. Было около трех часов пополудни, и Йенс сидел верхом на бочке, пытаясь смастерить рамку из планок и козлы.

Закончив, он откинулся назад, проверяя то, что сделал, и почувствовал на себе пристальный взгляд. Он повернул голову и увидел ее, неподвижно стоящую в дверном проеме, в голубой блузке с широкими рукавами и закинутыми за спину руками.

Сердце забилось сильнее, а позвоночник медленно выпрямился.

— Ну… — сказал он.

Она оставалась без движения, все еще держа руки за спиной.

— Можно мне войти? — вежливо спросила девушка.

Он изучающе посмотрел на нее, сжав в одной руке карандаш, а в другой пластмассовую линейку.

— Располагайтесь, — ответил Йенс, снова принимаясь за работу.

Лорна вошла в сарай осторожными маленькими шажками и приблизилась к нему, остановившись с другой стороны рамки в позе ученицы.

— Харкен? — спросила она тихо.

— Что?

— Вы не хотите взглянуть на меня?

— Если вы так скажете, мисс.

Он медленно поднял на нее глаза. Искренние слезы катились у нее из глаз. Нижняя губа надулась и дрожала.

— Мне очень, очень жаль, — прошептала она. — И я никогда больше так не сделаю.

А, черт возьми, неужели женщина не знала, как она может подействовать на мужчину, когда она роняет слезы размером с виноградину, отчего ее глаза становятся просто неотразимыми? После этого взгляда сердце его готово было выпрыгнуть из груди, а под ложечкой предательски засосало. «Мисс Лорна Барнетт, — подумал он, — неужели вы не понимаете, что самое лучшее для вас убираться отсюда так быстро, как только вы сможете».

— Я тоже сожалею, я забыл свое место, — только и произнес он.

— Нет-нет… — она вскинула вперед руку и коснулась его чертежа, как какого-то амулета, — это была моя вина… силой заставить вас рассказать мне, что вы не хотели рассказывать…

— Но вы правы. Я ведь у вас работаю.

— Нет. Вы работаете у моего отца. А для меня вы друг, и я пропадала эти три дня, думая, что разрушила нашу дружбу.

Он побоялся сказать, что он так думал тоже. Он вообще не имел понятия, что говорить. Потребовалось огромное усилие, чтобы оставаться сидеть на бочке и держать рамку между ними.

Очень нежно Лорна произнесла:

— По-моему, я знаю, что должен думать кухонный слуга. Об этом нетрудно догадаться.

Она взглянула прямо на него.

— Что я просто флиртовала с вами, да? Развлекалась от скуки с лакеем.

Он не отрывал глаз от своего карандаша.

— Это все Раби, но пусть вас это не трогает.

— Раби, та рыженькая, да?

Он кивнул.

— Да, я заметила, что ей особенно докучало мое присутствие на кухне в тот день.

Так как он опять не ответил, Лорна спросила:

— Она что, ваша подружка?

Йенс кашлянул.

— Мы гуляли в выходной.

— Значит, подружка.

— Лучше сказать, ей хотелось бы, чтобы так было на самом деле. Вот и все.

— Так я доставила вам массу хлопот, когда заявилась на кухню, да еще потребовала чаю с тортом, в общем, смутила юношу.

— Отец всегда говорил, что никто никого смутить не может, человек может только сам смутиться. Я уже сказал, что у вас есть полное право бывать там, и я повторяю это еще раз.

Последовало минутное молчание, во время которого он изучающе разглядывал свой чертеж, а Лорна пристально смотрела на него. Затем она тихо проговорила:

— Харкен, я с вами не развлекалась, нет.

Он поднял глаза. Она стояла прямо перед ним, держась кончиками пальцев за крышку стола, с высоко поднятой головой и растрепанными глянцевитыми завитками вокруг лица — божественного личика! — такого искреннего и прелестного, что ему захотелось взять его в ладони и целовать эти дрожащие губки до тех пор, пока они снова не засмеются.

Вместо этого он только и смог прошептать:

— Нет, мисс.

— Меня зовут Лорна. Когда же вы будете меня так называть?

— Я так и называю.

— Нет, вы зовете меня мисс Лорна, а я прошу — просто Лорна!

И хотя она ждала ответа, он не смог повторить ее имя. Эта последняя формальность была просто необходима, чтобы сохранять дистанцию между ними ради обоюдного спокойствия.