Прошлые обиды - Спенсер Лавирль. Страница 94

Оркестр закончил играть в полпервого ночи. Они грузились час и около пяти утра выехали из Бемиджи. Рэнди попал домой в семь. Мать крепко спала, а на его постели лежала записка:

«Лиза родила девочку Натали. 3.800. В пять утра. Все хорошо. Я не пойду в магазин. Но надеюсь встретиться с тобой попозже в больнице. Люблю. Мама».

Но получилось так, что он не смог побывать в больнице после обеда. Он еще спал, когда его мать проснулась, и она уехала ид дома до того, как он поднялся в четверть первого, шатаясь после вчерашней попойки, чтобы собраться на концерт, который начинался в два часа в Уайт-Бер-Лэйке.

Игра на этих городских празднествах хорошо оплачивалась. У каждого маленького местечка вокруг Твин-Сити обязательно был свой летний праздник: «Малиновый фестиваль» в Хопкинсе, «День картофеля» в Бруклин-Парке, «День духа» в Уайт-Бер-Лэйке. Они все были похожи друг на друга: карнавалы, парады, конкурс на самую большую бороду, лото, танцы на улицах. Танцы устраивали чаще по вечерам, но некоторые, как сегодня, после обеда Оркестранты любили именно такие. Не только потому, что за них хорошо платили. Важнее, что таким образом они получали – впрочем, это редко случалось – свободный субботний вечер. Можно было хорошенько выспаться или пойти послушать другой оркестр, что любили делать все профессиональные музыканты.

Центр Уайт-Бер-Лэйка был симпатичный – затененный, с рядами деревьев по обе стороны улицы, вычурными старомодными зданиями, окрашенными в яркие цвета, флагами, развешанными на домах, маленькой городской площадью.

Вся Вашингтон-стрит была забаррикадирована. На краю, перед зданием почты, окаймленным лужайками и клумбами, была построена площадка для оркестра. Маленькие девочки, после того как оркестр располагался на площади, усаживались на траву, облизывая стаканчики с мороженым или лакричные палочки. Мальчуганы в зеленых шапочках и ярко-розовых шортах раскатывали взад и вперед на досках, перепрыгивая через электрические провода, которые тянулись от сцены. Ветер доносил звуки карнавала и танцевального галопа, шум моторов аттракционов. Около магазина женской одежды на тележке жарились пончики, распространяя сладкий аромат.

Рэнди вынул из фургона пару барабанов. Рядом стоял, наблюдая, мальчик лет двенадцати. На нем были темные очки в розовой оправе с черными завязками, волосы намазаны гелем, из кроссовок торчали языки почти такого размера, как доска на колесиках, висевшая у него на бедре.

– Слушай, ты на них играешь? – спросил он Рэнди хриплым голосом.

– Угу.

– Здорово.

Рэнди улыбнулся мальчишке и понес барабаны через заднюю лестницу на площадку. Когда он вернулся, мальчик все еще стоял около фургона.

– Я тоже играю на барабанах.

– Да?

– В школьном оркестре.

– Ну что ж, там можно хорошо научиться.

– Своих-то у меня пока нет, но со временем будут.

Рэнди улыбнулся и прихватил другие вещи.

Мальчик предложил:

– Хочешь, я помогу перенести это?

Рэнди повернулся и оглядел его. Мальчик казался крепким, если можно казаться таковым при весе сорок килограммов, без мускулов и без волос на теле. На нем была трикотажная майка. Он напускал на себя небрежность и напомнил Рэнди его самого и его мир в этом возрасте, когда их оставил отец.

«Да пошел он, этот мир. Кому он нужен».

– Хорошо. Вот, возьми этот стул, а потом вернешься за тарелками. Как тебя зовут?

– Рысак. – Голос его звучал, как песок в подшипнике.

– И все? Просто Рысак?

– Достаточно.

– Ладно, Рысак, посмотрим, какой из тебя носильщик.

Рысак оправдал свое прозвище, он бегал взад и вперед по лестнице, перетаскивая все, что ему подавал Рэнди.

Тот был не в себе после того, как проспал всего четыре часа и слишком накурился накануне. Как бы ему хотелось поспать часов шестнадцать, но всю неделю это было невозможно. Они без конца то переезжали, то репетировали. И все это помимо разгрузок и погрузок инструментов, на что требовалось два с половиной часа, и трехчасовых выступлений. Времени совсем не оставалось. А сейчас ему предстоит играть четыре часа, а он и по ступенькам-то с трудом поднимается, голова же вообще как крокетный шар на зубочистке.

С помощью маленького крепыша он все перенес на сцену.

– Ладно, спасибо, Рысак. Ты молодец.

Рэнди протянул ему пару небесно-голубых барабанных палочек.

Рысак взял палочки, глаза его за очками сияли восхищением и благодарностью.

– Мне?

Рэнди кивнул.

– Обалдеть можно, – тихо сказал мальчик и стал беззвучно барабанить.

– Эй, малыш! – окликнул его Рэнди.

Рысак повернулся, вертя одну из палочек, как пропеллер, между пальцами.

– Не исчезай. Мы сыграем одну специально для тебя.

Рысак отсалютовал палочкой и исчез.

Появился Пайк Ватсон с гитарой в футляре.

– Что за юнец?

– Кличка Рысак. Мечтает играть на барабанах.

– Ты дал ему палочки?

Рэнди пожал плечами:

– Ну и что? Мечту надо поддерживать.

– Ты прав.

– Я не сказал ему, что если он хочет играть с оркестром, то сначала должен научиться одновременно спать и вести машину.

– Ты вчера гудел?

Рэнди потряс головой, как будто стараясь проснуться:

– Еще как!

– Ладно, послушай. Я тебя сейчас из кусочков соберу. У меня тут действительно нечто стоящее. – Он постучал по футляру гитары.

– Кокаин? Нет, у меня не пойдет.

– Откуда ты знаешь? Маленькая понюшка, и ты чувствуешь себя этим чертовым Бэтменом. Можно вообще не тренироваться, а сыграть потрясно. Ну как?

Рэнди недоверчиво покачал головой:

– Не думаю.

Пайк таинственно ухмыльнулся.

– Гарантирую, что забудешь про усталость. – Он растопырил пальцы и медленно помахал ими в воздухе. – Будешь играть, как Чарльз Уотс.

– Сколько?

– На первый раз угощаю.

Рэнди потер грудь и наклонил голову набок:

– Даже не знаю, старик.

– Смотри, как хочешь. – Пайк поднял руки кверху. – Если ты боишься летать…

– Скажи, а как это на тебя в первый раз подействовало? Плохо?

– Ничего подобного. Ничего подобного! Поначалу ты немножко напряжен. Ну, нервничаешь, а потом буквально летаешь!