Охотники за девушкой - Спиллейн Микки. Страница 6
— Но для таких людей, как мы, никогда не бывает слишком поздно, не так ли? — Он улыбнулся, но его глаза за стеклами очков оставались серьезными-.
— А нельзя ли выражаться яснее, приятель? Он кивнул, сдерживая на лице улыбку:
— Способен ли ты вести серьезный разговор?
— А ты читал мою медицинскую карту? Тебе известен мой диагноз?
— Разумеется. Еще я поговорил с твоим другом-доктором.
— О'кей. А почему понадобилось вмешательство федералов? Я давно отошел от дел и ничем не занимался в течение нескольких лет.
— Семи лет.
— Долго, Арт, очень долго... У меня нет удостоверения, нет пистолета. 3а это время я даже ни разу не пересекал границу штата. В течение семи лет я глушил в себе все позывы к какому бы то ни было действию, и вдруг мне на голову сваливаются федералы. — Я внимательно посмотрел на него, стараясь прочитать ответ на его лице. — Чем обязан такой чести?
— Коул. Ричи Коул.
— Ну и что?
— Возможно, ты мне расскажешь, Майк Хаммер. Он просил позвать тебя, ты пришел, и он разговаривал с тобой. Я хочу знать, что он успел рассказать.
Я улыбнулся так, как думал, что уже не умею улыбаться.
— Все это хотят знать, Рикербэк.
— Рикербай.
— О, прости. Но откуда такое любопытство?
— Не важно, просто расскажи, что он сообщил.
— Нет.
Он никак не отреагировал, продолжая сидеть с тем же невозмутимым спокойствием, которое выработалось у него за годы работы во благо безопасности государства. Он терпеливо смотрел на меня. Я лежал на больничной койке с диагнозом “тяжелая алкогольная интоксикация”, а потому мог говорить и делать что угодно.
Наконец он произнес:
— Возможно, мы сумеем договориться, приятель? Я кивнул:
— Но мы не станем этого делать.
— Почему?
— Не люблю суетливых и непоследовательных людей. Меня избивали, таскали по разным местам, где я особенно не хотел бывать. И все это делали полицейские. Один из них был моим другом. И вдруг он сейчас выдвигает против меня обвинения, потому что я не желаю помогать следствию, которое пошло по ложному пути.
— Предположим, я могу гарантировать тебе полную неприкосновенность.
Немного подумав, я сказал:
— Это уже интересно.
— Когда-то женщина убила твоего друга, и ты сказал, что убийца умрет. И убил ее.
— Заткнись, морда, — буркнул я.
Он был прав. Это было давно. Но это могло случиться и вчера. В моей памяти навсегда останутся ее лицо, золотистый оттенок ее кожи, ее удивительные волосы и глаза. Всем этим была Шарлотта... А теперь она мертва!
— Подействовало, Майк?
Не было смысла дурачить его, и я кивнул.
— Я стараюсь не вспоминать об этом. По его лицу, испещренному мелкими морщинками, было видно, что он понимает.
— Ты знал Коула? — поинтересовался я. Сейчас было трудно определить цвет его глаз.
— Он был одним из нас, — ответил Арт. — Мы были близки с ним, Хаммер. В свое время я тренировал его. У меня никогда не было сына, и он был для меня самым родным человеком. Возможно, теперь ты понял, почему я завел разговор о твоем прошлом... Тот, кто умер, был мне очень дорог, и я обязан найти убийцу. Это должно иметь значение и для тебя. Так же как ты, я пойду на любые крайности, чтобы прижать к стенке того, кто это сделал. Я дал клятву, Майк Хаммер, и думаю, ты понимаешь, о чем я говорю. Ничто не остановит меня, а ты — исходная точка. — Он замолчал, снял очки, протер их и спросил:
— Ты меня понял?
— Да.
— Ты уверен? — Тон его изменился. — Пойми, меня ничто не остановит.
Сейчас он был беспощадным. Очень распространено ошибочное мнение, что жестокие люди — это такие широкоплечие громилы с грубыми чертами лица и квадратными челюстями. Это совсем не так. По-настоящему жестокие люди — это те, кто не останавливается ни перед чем и кто практикуется в умении уничтожать. Арт Рикербай был одним из них — Твоя позиция не совсем официальна, — заметил я.
— Я лишь стараюсь убедить тебя.
— О'кей, меня это убедило.
— Так что же Коул?
— Это уже другое дело.
— Но не для меня.
— Слушай, Арт. Ты не в том меня убедил. Я ведь тоже сильный.
— Нет, Хаммер, ты уже не тот.
— Чтоб ты сдох!
Он встал медленно и плавно, как огромный серый кот, вежливый, но жестокий:
— Может, все-таки закончим с этим сейчас?
— Ты меня торопишь, дружок?
— Просто есть один план, с которым ты должен ознакомиться Я ощутил усталость, но на эти слова улыбнулся:
— Фараон... Проклятый фараон.
— Ты сам был им Когда-то.
— Я и не прекращал им быть.
— Тогда давай действовать заодно.
На этот раз я взглянул на него более внимательно:
— Мне нужен один день и еще кое-что, в чем ты мне поможешь.
— Продолжай.
— Помоги мне выбраться отсюда.
— И что тогда?
— Возможно, я тебе что-нибудь расскажу, а может быть, и нет. Если же ты мне не поможешь, я сам выберусь отсюда, просто с твоей помощью это сделать проще. Меня не касается, как ты это провернешь. Выбирай.
Рикербай усмехнулся:
— Я выпущу тебя отсюда. Это устроить нетрудно. И свой день ты получишь.
— Вот и спасибо.
— Один уговор: ты сам придешь ко мне, не хотелось бы тебя разыскивать.
— Обязательно, дружище, оставь свой телефон. Он что-то сказал, но слов я не разобрал, так как опять провалился в сон. Я с нетерпением протянул руки навстречу долгожданной темноте, и она спокойно и мягко закутала меня в свое покрывало...
Глава 4
Арт не появлялся целых три дня. Три дня я наслаждался покоем, кушал супчик и соблюдал постельный режим. Затем появился высокий худой мужчина, который принес мне одежду, и встревоженная медсестра, которая ничего не могла понять, так как получила от врача насчет меня иные инструкции.
Как только я оделся, мужчина вывел меня наружу и усадил в черный “форд”.
— Куда ехать?
Я назвал какое-то место в центре города, и через пятнадцать минут мы уже были там.
Когда я выходил, он протянул мне конверт и очень спокойно сообщил:
— У тебя есть один день, не больше. Я кивнул:
— Передайте Рикербаю мою благодарность. Он дал мне визитную карточку, где были указаны телефон и адрес офиса “Пирейдж-брокерз”, расположенной всего в двух кварталах от Бродвея.
— Поблагодаришь его лично, — заявил он, хлопнул дверцей и вскоре исчез в потоке машин.
В течение нескольких минут я любовался городом, чего давно уже не делал. Было спокойное воскресное утро. День обещал быть переменчивым, как капризная женщина.
Первый же таксист на стоянке оглядел меня с ног до головы и снова уткнулся в газету. Я ухмыльнулся, хотя ничего забавного в этом не было. Засунув руки в карманы пиджака, я обнаружил в правом из них бумажник с пятьюдесятью долларами.
Спасибо тебе, Арт Рикербай, дружище!
Я подозвал машину и распорядился ехать на Сорок девятую улицу. Расплатившись с шофером и дав ему два доллара сверху, я подождал немного, чтобы убедиться в отсутствии слежки.
Никого. Впрочем, даже если бы Пата известили о моем освобождении, он не стал бы сейчас связываться со мной. Я подождал еще пять минут, а потом двинулся на север Старик Дьюи уже лет двадцать подряд каждый день сидел в своем киоске на углу Во время войны солдаты и офицеры могли брать у него газеты бесплатно, и до сих пор ветераны помнили об этом. Сейчас старику было за восемьдесят, и ему приходилось надевать очки, чтобы различать лица. Друзья, их голоса, беседы с ними — всем этим он очень дорожил.
А я? Черт, мы со стариком Дьюи были давними друзьями. Я никогда не забывал забежать к нему на минутку, чтобы купить воскресный номер “Ньюс” или “Мирроу”. В прежние времена он был даже посредником в моих делах. Он всегда был надежен и безотказен.
Но сейчас его не оказалось на месте.
Дан-Дак Джонс, который подрабатывал уборщиком в “Кловер-баре”, сидел в киоске и ковырял в зубах, просматривая свежий номер “Кавалера”. Только когда я чуть ли не по плечи влез в окошко, он поднял голову и с трудом узнал меня.